Прокофьев святослав сергеевич сын сергея прокофьева. Сергей Прокофьев: личная жизнь. Из истории написания

Восемь лет лагерей — такой оказалась цена брака и развода с великим композитором Сергеем Прокофьевым.

В Великобритании опубликована книга американского музыковеда, профессора Принстонского университета Саймона Моррисона «Любовь и войны Лины Прокофьевой» (The Love and Wars of Lina Prokofiev), в которой рассказывается о трагической судьбе жены великого композитора, которая провела восемь лет в сталинском ГУЛАГе. Книга приоткрывает завесу над малоизвестной частью жизни Сергея Прокофьева и испанской певицы Лины Кодина, ставшей после переезда в СССР в 1936 году Линой Ивановной Прокофьевой. Моррисону удалось получить доступ к архиву зарубежного Фонда Сергея Прокофьева, где хранится, в частности, неопубликованная переписка Лины Прокофьевой с мужем.

На фото: книга Саймона Моррисона о Лине Прокофьевой

20 февраля 1948 года в московской квартире Лины Прокофьевой раздался телефонный звонок. «Вам нужно получить пакет от ваших друзей из Ленинграда». Лина была одна в квартире, плохо себя чувствовала и предложила звонившему занести пакет ей домой. Тот отказался и настоял на встрече. Пришлось выйти и подойти к указанному месту встречи. Ее встретили трое неназвавшихся мужчин, затолкали в машину и отвезли на Лубянку, а затем в Лефортовскую тюрьму. После девяти месяцев унизительных и жестоких допросов последовал приговор военной коллегии Верховного суда СССР: двадцать лет заключения в исправительно-трудовом лагере за шпионаж (статья 58-1а Уголовного кодекса). Вот как автор книги Саймон Моррисон объясняет в интервью «Совершенно секретно» ее арест:

Лина получила советское гражданство, ее нансеновский и испанский паспорта были аннулированы. После этого на нее в полной мере распространялись советские законы. Сразу после войны - в 1946-1947 годах - возникла ситуация, когда у бывших иностранцев появилась некоторая надежда вернуться на Запад. Соседка Лины по дому, которая была француженкой, смогла с помощью французского посольства получить разрешение на отъезд. Это заставило Лину начать активные действия. Она очень хотела вернуться во Францию, хотела увидеть мать, которая была в очень преклонном возрасте, болела и чувствовала себя очень одинокой в Париже. Лина писала многочисленные письма советским властям с просьбой разрешить ей повидать мать. Все было безрезультатно. В это время она очень интенсивно посещала приемы в иностранных посольствах - американском, французском, британском, даже японском - в надежде с помощью дипломатов покинуть СССР. После ареста ее обвинили в попытке бежать из страны и в краже секретной документации. Дело в том, что во время войны Лина Прокофьева работала в Совинформбюро в качестве переводчицы и диктора на иновещании. Ее обвинили также в связях с людьми, объявленными врагами народа, и в том, что она незаконно передавала через французское посольство письма родным и знакомым во Францию. Все это тянуло в то время на иностранный шпионаж.

Сопрано Каролина Кодина родилась в Мадриде в 1897 году в семье оперных певцов. Отец - барселонский тенор Хуан Кодина, мать - российская певица Ольга Немысская. С Сергеем Прокофьевым Лина познакомилась в Нью-Йорке в 1918 году, впервые увидев его в Карнеги-холле, на премьере его Первого фортепианного концерта. В молодости Лина Кодина была ослепительной красавицей. Кроме русского, она говорила еще на пяти европейских языках. Сергей Прокофьев не устоял перед ее обаянием и чарующим голосом, сразу же взяв ее под свое покровительство. Известно, что Лина стала прототипом принцессы Линетт из его оперы «Любовь к трем апельсинам». Она исполнила в Америке и Европе несколько новых сочинений Прокофьева, в том числе его музыкальную сказку «Гадкий утенок». Выступала она под псевдонимом Каролина Любера (фамилия ее бабушки по отцу). Саймон Моррисон не считает ее музыкальные способности выдающимися:

Критические рецензии на ее пение были противоречивыми и неоднозначными. Часть из них были хвалебными, часть - очень негативными. Критики удивлялись, зачем выдающемуся композитору понадобилось приглашать жену для исполнения своих сочинений. Тем не менее некоторые ее выступления были очень успешными, особенно на радио. Одним из самых громких было ее появление в миланской опере сразу после замужества, где она с большим успехом исполнила партию Джильды в опере Верди «Риголетто». Были и другие оперные роли. В Советском Союзе у нее было несколько выступлений на Радио Коминтерна. Но в целом ее музыкальная карьера не сложилась, о чем она хорошо знала. Сергей Прокофьев пытался поддерживать ее в творческих начинаниях, предоставляя возможность исполнять свои произведения, хотя сама она жаловалась, что он пренебрегает ее карьерой. Конечно, она выступала на фоне гениального композитора, и сравнение было не в ее пользу.

Через пять лет после судьбоносного для Лины посещения нью-йоркского Карнеги-холла завершился самый романтический период в ее жизни: Сергей и Лина поженились. Регистрация брака состоялась в ратуше небольшого баварского городка Этталь в присутствии бургомистра. В то время Прокофьев писал оперу «Огненный ангел» по одноименному роману Валерия Брюсова. В этой опере бушуют любовные страсти, которые, как считают некоторые исследователи творчества Прокофьева, отразили чувства ее автора в то время. Однако профессор Моррисон относится к этой версии скептически:

Их брак никогда не был счастливым. Лина вышла за Прокофьева, будучи беременной. Прокофьева нельзя назвать хорошим семьянином. Он не хотел жениться и неоднократно говорил Лине, чтобы она не рассчитывала на брак. Ему хотелось вести космополитическую жизнь артиста, у которого возникают связи в разных странах. Лине нравилось быть его компаньоном и сопровождать его во время гастролей и светских приемов. Надо сказать, что еще до брака их отношения были очень неровными; она неоднократно уходила от него, вновь возвращалась, он оставлял ее и вновь жил с ней. Когда Лина забеременела, Прокофьев счел себя обязанным жениться. После бракосочетания они поселились в Париже и вели семейный образ жизни. Там Лина вновь забеременела, хотя у Сергея Прокофьева не было развитого отцовского инстинкта. Их брак сохранился главным образом благодаря тому, что они редко виделись и зачастую жили параллельными жизнями. В Советском Союзе они поселились в одной квартире и были вынуждены терпеть друг друга. Несмотря на жуткое время и возникшие у него в связи с партийной критикой политические проблемы, Прокофьеву было относительно нетрудно адаптироваться к родной культуре, которую он хорошо знал, Лине же было намного трудней жить в чуждой атмосфере и неродной культуре. А атмосфера, в которой они жили, была ужасной. Прокофьев понял, что попал в ловушку. Это было время потрясений. Лина требовала, чтобы муж предпринял какие-то шаги для возвращения на Запад. В конце концов у Прокофьева возникла связь с молодой женщиной, которая полностью посвятила себя ему, помогала в работе, став чем-то вроде его секретаря и экономки. Она ничего от него не требовала, ни в чем не упрекала, и в ее обществе Прокофьев чувствовал себя комфортнее и спокойнее. Перед окончательным разрывом Прокофьевы обсуждали будущее их брака. Лина говорила: «Я хочу уехать с детьми за границу, а ты можешь, если хочешь, здесь оставаться, я даже дам тебе развод». Как ни пыталась Лина сохранить мужа, в один прекрасный день он ушел. Прокофьев сказал тогда старшему сыну Святославу: «Когда-нибудь ты поймешь, почему я это сделал», но тот так и не смог никогда этого понять.

Молодой женщиной, о которой говорит Саймон Моррисон, была студентка Литературного института Мира Мендельсон. Мире (Марии) Абрамовне Мендельсон, когда она познакомилась с Прокофьевым в 1938 году в санатории в Кисловодске, было 23 года, ему - 47. Ее отец Абрам Соломонович Мендельсон был известным экономистом, сотрудником Госплана и старым большевиком. Мира писала посредственные стихи, была активной комсомолкой и типичным продуктом советской системы. Она помогала Прокофьеву писать покаянные патриотические статьи на политические темы, которые он вынужден был публиковать в ответ на критику властей, обвинявших его в формализме. Ее нельзя было назвать привлекательной женщиной. Это была «серая мышка», полностью растворившаяся в личности Прокофьева, которому она была беспредельно предана. Короче говоря, Мира была полной противоположностью Лины. Через три года после знакомства с ней, в марте 1941 года, Сергей Прокофьев оставил жену и детей - Святослава и Олега - и ушел к Мире Мендельсон. Через три месяца началась война, и процедуру развода с Линой Прокофьев начал лишь после ее окончания. В ноябре 1947-го Сергей Прокофьев обратился в суд Свердловского района Москвы с просьбой о разводе. Через пять дней суд вынес вердикт, вызвавший изумление в юридических и музыкальных кругах. Профессор Моррисон разъясняет:

Когда Прокофьев решил навсегда оставить Лину и детей и жениться на Мире Мендельсон, он неоднократно просил у Лины предоставить ему развод, на что та неизменно отвечала отказом. Конечно, Лина понимала, что ее безопасность как иностранки в огромной мере обеспечивается известностью и репутацией мужа. После развода ее могли попросту выслать из Москвы. Думаю, что развод с ней Прокофьева в значительной мере послужил катализатором ее ареста. Ее арестовали через месяц после того, как ее брак с Прокофьевым был расторгнут советским судом и бывший муж оформил второй брак с Мирой Мендельсон. Но она об этом не догадывалась и в лагере продолжала считать себя законной женой Прокофьева. Она долго не знала, что московский суд, способствуя новому браку композитора, постановил, что его брак с Линой, заключенный в 1923 году в Эттале, не может считаться в Советском Союзе законным, поскольку он не был зарегистрирован в советском консульстве в Германии. Последовало второе судебное решение, подтвердившее первое. В свое время это постановление суда вызвало заметный общественный резонанс и споры в советском юридическом сообществе о его правомерности. Почти сразу после вердикта суда Прокофьев и Мира зарегистрировали свой брак в московском ЗАГСе, не известив об этом Лину. Официально их брак был оформлен 15 января 1948 года, а 20 февраля Лину арестовали.

Положение советского права, по которому заключенные за границей браки, чтобы считаться легальными в СССР, должны быть зарегистрированы в советских посольствах, впоследствии отменил Верховный суд. Тем не менее это положение, превращавшее законный брак в фарс, оказалось на руку Мире и Прокофьеву, которые не замедлили им воспользоваться. Друзья Лины Прокофьевой и на Западе, и в России упрекают великого композитора в равнодушии к судьбе первой жены, в неоправданной жестокости, в том, что он палец о палец не ударил, чтобы спасти мать своих детей или попытаться вызволить ее из лагеря, и в том, что он бросил детей на произвол судьбы. Саймон Моррисон не оправдывает шестикратного лауреата Сталинской премии:

Насколько мне известно, Прокофьев не пытался заступиться за жену и ничего не сделал для ее освобождения. Он помогал ей материально, когда она была в лагере, но делал это не прямо, а через детей, передавая им деньги для продуктовых посылок. После постановления ЦК ВКП(б) в 1948 году с критикой музыки Прокофьева и Шостаковича положение Сергея Прокофьева было очень шатким. Не думаю, что в такой ситуации у него были какие-то возможности просить за бывшую жену. Мне известно, что в то время он обращался пару раз во время приемов во французском посольстве к французским дипломатам с просьбой вмешаться и помочь Лине. Никаких действий не последовало. Совсем иначе себя повел Шостакович, к которому обратились дети Прокофьева. Он был тогда депутатом Верховного Совета и хорошо знал Лину. Шостакович много раз обращался во все инстанции с просьбой пересмотреть приговор Лине Прокофьевой.

Вначале Лину Прокофьеву этапировали в женский лагерь в поселке Абезь в Коми АССР, а через несколько лет перевели в лагерь в Потьме. О ее хождениях по мукам мало что известно. Писательница Евгения Таратута , отбывавшая срок вместе Линой в Абезе, рассказала в своих воспоминаниях, что Лина участвовала в лагерной самодеятельности, пела в хоре:

Моей ближайшей соседкой оказалась испанка. Это была известная певица Лина Любера, фамилия ее была Прокофьева. Ее мужем был знаменитый композитор Прокофьев… Лина Ивановна очень страдала от холода. Мы с ней иногда работали в одной бригаде - возили бочки с помоями из кухни. О смерти Прокофьева Лина ничего не знала. Он умер 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным, и известий об этом нигде не было, и сыновья об этом ей не написали, а может быть, и написали, да письмо не дошло. Однажды в августе, когда мы везли бочку с помоями, к нам подошла одна женщина и сказала, что по радио передавали, что в Аргентине состоялся концерт памяти Прокофьева. Лина Ивановна горько заплакала, мы ее отпустили в барак. Я потом пошла, напоила ее чаем. Она долго плакала...»

В мае 1956 года Лина Прокофьева была реабилитирована и через месяц вышла на свободу, отсидев восемь из двадцати лет, к которым была приговорена. Благодаря хлопотам генерального секретаря Союза композиторов СССР Тихона Хренникова ей предоставили квартиру в Москве. Хренников же выхлопотал ей пенсию - семьсот рублей в месяц. А все свое состояние и авторские права Прокофьев завещал Мире Мендельсон. Лина потребовала, чтобы она и ее сыновья также были объявлены его законными наследниками. Для этого нужно было прежде всего отменить постановление суда о недействительности ее брака. В апреле 1957 года Московский городской суд отменил судебное решение от ноября 1947 года о незаконности брака Лины и Сергея Прокофьева. На этом же судебном заседании было рассмотрено и право Миры на наследство мужа. Суд принял соломоново решение: законными женами были объявлены и Мира, и Лина. Так у Прокофьева оказалось две вдовы. Наследниками, а значит, и правом на получение авторских отчислений за исполнение музыки Прокофьева как в России, так и за рубежом (из которых государство забирало 60 процентов) были объявлены обе вдовы и сыновья. Мира Мендельсон скончалась в июне 1968 года на 54-м году жизни. У них с Прокофьевым не было детей; свою часть наследства, а также партитуры и архив Прокофьева она завещала московскому Музею музыкальной культуры имени М.И. Глинки.

После освобождения Лина вновь заблистала на приемах в иностранных посольствах и музыкальных премьерах. Значительные валютные поступления из-за рубежа в качестве отчислений за исполнение произведений Прокофьева позволяли ей не только безбедно существовать, но и коллекционировать драгоценности и меха. Вот как автор книги «Любовь и войны Лины Прокофьевой» рисует портрет своей героини в интервью «Совершенно секретно»:

Лина Прокофьева была трудным человеком. Я бы назвал ее капризной и даже легкомысленной. В то же время у нее было замечательное чувство юмора, она могла быть душой общества, могла поддержать разговор на музыкальные или литературные темы. Она говорила на нескольких европейских языках. Люди, которые встречались с ней в конце жизни, уже после всех ее жутких переживаний в России, отмечают ее остроумие, живой, саркастический ум. В молодости она была невероятной красавицей, очаровательной и элегантной светской львицей. Думаю, это главное, что привлекало в ней Прокофьева. Интерес к искусству уживался у нее с интересом к гламуру, к драгоценностям и роскоши. Она была умна, проницательна, хорошо распознавала людей. До ареста Лину всегда окружали восхищавшиеся ею поклонники, некоторыми из них она увлекалась. Думаю, здесь не обошлось без нескольких связей. Правда, связи эти были недолгими и несерьезными. Мне ничего не известно о ее жизни в лагере, она очень не любила вспоминать об этом. Но что бы ни происходило, Лина всегда очень дорожила отношениями с Сергеем Прокофьевым.

Все это время Лина не переставала стремиться уехать на Запад. Она безрезультатно обращалась к Брежневу с просьбами дать ей возможность повидать престарелую мать. В 1971 году ее младший сын Олег получил разрешение выехать в Лондон на похороны своей жены-англичанки, скончавшейся в России от заражения вирусным гепатитом, и повидать свою дочь от этого брака. Олег остался жить и работать в Британии. В 1974 году на одно из писем Лины, адресованное тогдашнему председателю КГБ Юрию Андропову, с просьбой разрешить ей на месяц выехать в Великобританию, чтобы повидать сына и внучку, пришел ответ: через три месяца ей позвонили из ОВИРа и сообщили, что ей предоставлена трехмесячная виза для поездки в Великобританию. К этому времени ей было уже 77 лет. Она не вернулась. Но Лину нельзя было считать беженкой. Советские власти не хотели политического скандала, который возник бы, если бы вдова великого Прокофьева попросила политического убежища на Западе. Советское посольство в Лондоне без проблем продлевало ей визу. На Западе Лина Прокофьева делила время между Лондоном и Парижем, куда впоследствии перебрался ее старший сын с семьей. Много времени она проводила в США и Германии. В Лондоне в 1983 году она основала Фонд Сергея Прокофьева, куда передала свой обширный архив, включавший переписку с мужем. Ее без конца приглашали на прокофьевские юбилеи, фестивали, концерты. Свой последний, 91-й день рождения Лина Прокофьева отпраздновала 21 октября 1988 года в больнице в Бонне, куда прилетели ее сыновья. Она была смертельно больна, но пригубила шампанского. Ее переправили в Лондон, в клинику имени Уинстона Черчилля, где она скончалась 3 января 1989 года. Записи с пением сопрано Лины Люберы не сохранились.

Об интересных разводах в истории. В советские учебники по семейному праву и международному частному праву этот случай не вошел, хотя среди юристов он получил название «казус Прокофьева» - после смерти великого советского композитора Сергея Прокофьева, у него осталось две законные вдовы-наследницы.

Лина Кодина-Немысская-Прокофьева в 1912 (?), 1924, 1948 и 1983 году.

8 октября 1923 года в ратуше германского города Этталь (Бавария) был заключен брак между советским композитором Сергеем Прокофьевым и испанской оперной певицей Каролиной Кодина-Немысской (которую знакомые называли просто Лина). Лина была дочерью испанского тенора Хуана Кодина и российской певицы с польскими и французскими корнями Ольги Немысской.
Этот брак был заключен что называется «по залёту» - несмотря на то, что будущие супруги к тому времени уже пять лет жили вместе (с 1918 го по 1936 год, Прокофьев постоянно обитал за границей и с СССР бывал лишь наездами), композитор не спешил связывать себя узами Гименея. И лишь когда Лина забеременела, то Прокофьев, как честный человек, посчитал обязанным на ней жениться.

Лина Прокофьева с сыновьями Святославом и Олегом. 1930 год. Предместье Парижа

27 февраля 1924 года у супругов родился сын Святослав, а 14 декабря 1928 года второй сын Олег. В 1936 году семья Прокофьевых вернулась в СССР, Лина и дети получили советское гражданство, но семейная жизнь Прокофьевых не заладилась.
Певицей Лина оказалась весьма посредственной, супругой довольно стервозной, и к жизни в сталинском СССР адаптироваться так и не смогла. Вся семейная жизнь Прокофьева свелась к вечным скандалам с требованием вернуться на Запад. Но легко было Лине что-то требовать от Прокофьева, и сложнее было Прокофьеву потребовать того же самого от Сталина - с момента возвращения в СССР композитор отпускался в зарубежные гастроли лишь дважды, и без семьи.

Семья Прокофьевых перед возвращением в СССР. 1936 год.

В конце концов, в 1938 году в кисловодском санатории 47-летний Сергей Прокофьев познакомился с 23-летней Мирой Мендельсон, которая мозги ему ничем не «компостировала», просто окружив великого композитора заботой и любовью. В марте 1941 года Прокофьев ушел из семьи, вскоре началась война, и вопрос о разводе не поднимался.
Сразу после войны Прокофьев начал процедуру развода, но менее чем за год до её окончания, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года, этот процесс усложнился - вводилась сложная двухступенчатая процедура развода с необходимостью публикации в газетах объявлений о предстоящих судебных разбирательствах.
К тому же решение этого вопроса натолкнулось на яростное сопротивление Лины - она была согласна на развод только при условии своего с детьми отъезда за границу. А поскольку она владела пятью языками, была завсегдатаем на приёмах в иностранных посольствах и имела множество знакомых среди иностранных дипломатов и журналистов, то этот развод Прокофьева обещал скандально прогреметь на весь мир.
И тогда кто-то подсказал композитору сделать юридический «ход конем» - не разводиться, а признать заключенный за границей брак недействительным.

Сергей Прокофьев с Мирой Мендельсон. 1941 год

Чтобы не углубляться в юридические дебри, постараюсь кратко. В СССР признавались браки, заключенные советскими гражданами за границей, в двух случаях:
1) Браки между гражданами СССР, если они зарегистрированы в советских посольствах или консульствах;
2) Браки между гражданами СССР и иностранными гражданами, если они зарегистрированы с соблюдением процедуры заключения брака по законодательству страны его совершения.
В обоих случаях эти браки считались в СССР действительными, но только до принятия 15 февраля 1947 года Указа Президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами» (отмененного впоследствии 26.11.1953г.). Этот Указ содержал лишь один краткий пункт «Воспретить браки между гражданами СССР и иностранцами », который можно было трактовать как угодно.

И в ноябре 1947 года Сергей Прокофьев обратился в суд Свердловского района г.Москвы с иском о признании своего брака, заключенного 8 октября 1923 года в Германии, недействительным. Через пять дней иск был удовлетворен, причем суд придал Указу от 15.02.1947г. «обратную силу» - мол, все и прошлые, и будущие и настоящие браки между гражданами СССР и иностранными гражданами нынче воспрещены. При этом Лина в суд не вызывалась, и о рассмотрении судебного дела ничего не знала.
После того как решение суда вступило в законную силу, и через месяц необходимого ожидания, 15 января 1948 года в московском ЗАГСе был зарегистрирован новый брак между Сергеем Сергеевичем Прокофьевым и Мирой Абрамовной Мендельсон (о чём Лина также ведать не ведала).
А ещё через месяц, 20 февраля 1948 года, Каролина Прокофьева была арестована и осуждена на двадцать лет лагерей за шпионаж, основанием для которого послужили те её постоянные визиты в иностранные посольства. Причем о том, что она уже давно не является законной женой Сергея Прокофьева, Лина не догадывалась вплоть до самой смерти композитора.

Лина Прокофьева. 1948 год. Фотография из уголовного дела

Умер Сергей Прокофьев 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным, и на его похороны было невозможно достать цветов - срезали с комнатных растений. В июне 1956 года, отсидев восемь лет из своих двадцати, Лина Прокофьева была реабилитирована, вышла на свободу, и тут же приступила к судебным тяжбам.
В апреле 1957 года Московский городской суд отменил решение Свердловского района г. Москвы от ноября 1947 года о признании недействительным брака Сергея и Лины Прокофьевых, и их брак признался законным и действительным.
Одновременно суд рассмотрел вопрос о действительности второго брака Прокофьева с Мирой Мендельсон, и принял удивительное решение - этот брак также признавался законным, поскольку на момент его заключения существовало вступившее в силу решение суда, по которому Прокофьев имел полное право жениться повторно. То есть по сути дела, Сергей Прокофьев признавался законным советским двоеженцем.
И «чтобы два раза не собираться», Мосгорсуд рассмотрел заодно, и вопрос наследства Сергея Прокофьева, приняв «соломоново решение» - наследниками композитора были признаны обе вдовы Прокофьева, с разделением между ними и двумя его сыновьями, права на получение авторских отчислений за исполнение его музыки как в СССР, так и за рубежом. Всё имущество и архив Прокофьева, остались у его второй вдовы.

Сергей Прокофьев со своими будущими вдовами Линой и Мирой

Мира Прокофьева-Мендельсон скончалась на 54-м году жизни в июне 1968 года, завещав свою часть наследства, а также партитуры и архив Прокофьева Музею музыкальной культуры им.Глинки. Детей у них с Прокофьевым не было.
Каролина Прокофьева-Кодина в 1974 году получила трехмесячную визу для поездки в Великобританию, из которой не вернулась. Тогда ей было уже 77 лет, ни она не хотела терять право на наследство Прокофьева, ни СССР не хотел скандалов, и советское посольство в Лондоне 25 лет без вопросов продлевало Лине визу вплоть до самой её смерти в январе 1989 года, на 93-м году жизни. Сыновья Прокофьева, к тому времени, давно жили один в Лондоне, другой в Париже.

.
Обе вдовы композитора до конца своих дней получали как «пережившие автора супруги» свою долю авторских отчислений за исполнение музыки Прокофьева как в СССР, так и за рубежом. И хотя государство и забирало себе с валюты 60%, но эти отчисления составляли столь значительную сумму, что она позволяла Лине жить в Англии безбедно, коллекционируя предметы искусства и драгоценности, а также финансируя в Лондоне Фонд Сергея Прокофьева.
Почти все юристы, когда вспоминали эту историю, соглашались с тем, что советский суд поступил в «деле вдов Прокофьева» не по закону, но по справедливости. Ну а вы что думаете об этих загогулинах, которые иногда выписывает жизнь, и судейские крючкотворы?

Серей Сергеевич Прокофьев умер в один день со Сталиным: 5 марта 1953 года. Кончина «вождя народов» затмила уход музыканта. Все, кто хотел с ним проститься, шли в Дом композиторов, где проходила гражданская панихида, с комнатными цветами в горшках: других просто не было - все «достались» Сталину.

Рядом с гробом стояла печальная и смиренная Мира Мендельсон - вдова.

В то же самое время другая вдова Прокофьева – зэчка Лина Любера - привычно толкала бочку с помоями в женском лагере в поселке Абезь. И знать ничего не знала о том, что умер человек, которого она любила больше всех на свете…

Забытое имя

Долгое время этого имени - Каролина Кодина-Любера - не было ни в одной биографии Прокофьева. Еще бы - не пристало одному из самых прославленных советских композиторов, шестикратному обладателю Сталинской премии иметь жену-иностранку. А между тем именно с этой хрупкой испанкой, в которой бродило много «вражеской» крови - польской, французской и каталонской, - Сергей Прокофьев прожил долгих 20 счастливых лет. Но ее безжалостно вычеркнули сначала из жизни композитора, а потом - даже из воспоминаний о нем. Оставили место лишь для «образцовой» Миры Мендельсон: выпускницы литературного института, комсомолки, дочери «старого большевика»

Гвоздь сезона

Каролина росла в музыкальной семье: отец - испанец Хуан Кодина и мать - полька Ольга Немысская - были певцами. И потому следили за музыкальными событиями Нью-Йорка, куда они перебрались из Испании. А в 1918 году гвоздем музыкальной программы «Большого Яблока» был как раз Прокофьев. Он выступал в знаменитом Карнеги-Холле. Манера его исполнения, собственные авторские вещи привели в восторг Ольгу Немысскую, и та буквально заставила свою дочь - начинающую певицу - познакомиться с Прокофьевым после концерта. Лина не слишком хотела идти за кулисы: да, ей понравилась его музыка, но сам долговязый 27-летний русский не слишком заинтересовал ее.

Лине едва минул 21 год, но она прекрасно знала себе цену: ей, как две капли воды похожей на звезду немого кино Терезу Брукс, мужчины, проходящие мимо, подолгу смотрели вслед. Она знала пять языков, прекрасно пела… Понятно, почему ей не хотелось являться к Прокофьеву в качестве одной из восторженных поклонниц. Но ей пришлось капитулировать под материнским натиском. Лина хотела остаться незамеченной в толпе других барышень, замерла на пороге. Однако Прокофьев сразу выделил темноволосую девушку и пригласил войти. С этого все и началось. Как он потом написал в своем дневнике, Лина «поразила меня живостью и блеском своих черных глаз и какой-то юной трепетностью. Одним словом, она представляла собой тот тип средиземноморской красоты, которая всегда меня привлекала».

Пташка

Очень скоро они уже дня не проводили друг без друга. Специально для своей Пташки - как Прокофьев прозвал Лину - он написал цикл из пяти песен. Потом были другие произведения. И они концертировали вместе - русский пианист и композитор Прокофьев и испанская меццо-сопрано Любера (в качестве творческого псевдонима она взяла фамилию бабушки по материнской линии): Франция, США, СССР, Германия... Между турне Каролина играючи выучила русский язык. И также между гастролями они умудрились обвенчаться - 20 сентября 1923 года в баварском городке Этталь. В феврале 1924-го в их семье появился маленький Святослав. А спустя 4 года - второй сын - Олег.

Хрупкую Пташку по-прежнему провожали взглядами мужчины. С годами она лишь похорошела, приобрела лоск. За образец элегантности ее держали в музыкальных кругах Парижа и Лондона, Нью-Йорка и Милана. Бальмонт посвящал ей стихи, Пикассо, Дягилев и Матисс высоко ценили ее стиль, Стравинский и Рахманинов, несмотря на музыкальное соперничество с Прокофьевым, отдавали должное ее голосу и, главное, - таланту совмещать три должности разом: певицы, светской дамы и композиторской жены. В качестве последней она не только заботилась о быте Прокофьева, но и занималась организацией гастролей и связанных с ними частых переездов, вела переговоры, переводила… Она успевала все играючи, элегантно и красиво. По воспоминаниям сыновей Прокофьева, «мамино слово было решающим». Когда композитор надумал после затянувшихся на долгие 18 лет гастролей вернуться в СССР, именно Пташка поставила точку во всех этих сомнениях и метаниях. На Родине Прокофьеву обещали дать возможность писать музыку. На Западе же он, как и Рахманинов, и Стравинский, вынужден был откладывать сочинительство ради исполнительской деятельности: только так он мог зарабатывать. Лина, обожавшая мужа, прекрасно понимала: творчество для него -- на первом месте. Значит, надо переезжать.

Начало конца

В 1936 году семья Прокофьева вернулась в СССР. Дети пошли в англо-американскую школу. Лина заблистала на приемах в многочисленных посольствах - она всегда была в центре внимания. А Прокофьеву действительно позволили творить. Правда, недолго: очень скоро ему объяснили, в чем состоит задача советского композитора. И вот чуть ли не параллельно с «Ромео и Джульеттой» он пишет «Ленинскую кантату», сочиняет оперу об украинском колхозе - «Семен Котко»… И видит, как редеет круг его друзей - тот арестован, этот пропал без вести, этот расстрелян, объявлен шпионом и т. д. и т. п. Видит все это и Лина. Но даже не думает меняться: почему она должна перестать общаться со своими иностранными друзьями, посещать посольства, писать матери во Францию? Что это за глупости?

Правильная жена

В 1938-м Прокофьев уехал в Кисловодск - отдыхать. И едва ли не в первом письме отчитался: «Здесь за мной увивается очаровательная иудейка, но ты не подумай ничего плохого…» Лина и не подумала. А зря. Прокофьев не устоял. курортный роман перерос в роман постоянный. И в 1941 году композитор ушел из семьи. Возможно, урони Пташка хоть одну слезу, он бы остановился… Но та «держала марку». Она не любила жаловаться. И терпеть не могла нытиков. Глядя на Лину, никто и подумать не мог, какие демоны разрывают ее душу. Потому что с уходом Прокофьева она не смирилась ни на секунду, и ни на секунду не перестала его любить. Любила композитора и Мира - правильная девушка из правильной семьи.

Издательство "Классика-XXI" выпускает книгу известного музыковеда Валентины Чемберджи "XX век Лины Прокофьевой". "Похожий на один из своих трех апельсинов", излучающий позитивную энергию, экстравагантный, фонтанирующий остроумием - таков "утвержденный" образ Сергея Прокофьева, гениального композитора, пианиста, дирижера, писателя, шахматиста... Разумеется, что рядом с ним должна была быть женщина столь же высокого полета.

И она была. Только мы о ней долгие годы почти ничего не знали.

Лина Кодина - первая жена Сергея Прокофьева, с которой он прожил двадцать счастливых лет, испанка по происхождению, красавица и аристократка, была певицей, артисткой, блистала в свете, свободно говорила на многих языках. Появление "политкорректной" Миры Мендельсон вычеркнуло Лину из жизни гения, а ее образ оказался основательно отредактированным советской цензурой.

Из книги Валентины Чемберджи, с которой Лину Ивановну связывала тесная дружба, мы узнаем об этой потрясающей женщине и ее трагической судьбе: крах семьи, война, арест в 1948-м по обвинению в шпионаже, сталинские лагеря, возвращение на Запад.

Лина прожила девяносто лет, перед ее глазами прошла целая эпоха.

Круг общения супругов составляли Рахманинов, Стравинский, Горовиц и Тосканини, Дягилев и Бальмонт, Пикассо и Матисс, Мейерхольд и Эйзенштейн... Обо всем этом и рассказывается в книге "XX век Лины Прокофьевой". В ее основе - уникальные материалы из семейных архивов, "Дневник" Сергея Прокофьева, ранее не публиковавшиеся записки и письма самой Лины Ивановны, беседы автора с двумя ее внуками и сыном Святославом. Мы предлагаем вашему вниманию одну главу из книги "XX век Лины Прокофьевой".

В 1948 году, меньше чем за два месяца, на семью Сергея и Лины Прокофьевых обрушились одно за другим три события, круто изменившие их жизнь.

15 января 1948 года был официально оформлен брак Сергея Сергеевича Прокофьева с Мирой Александровной Мендельсон.

10 февраля 1948 года грянуло постановление Политбюро ЦК ВКП(б), заклеймившее Прокофьева и Шостаковича как формалистов, врагов народа, наносящих вред своей музыкой. Были упомянуты в этом постановлении и другие, "домашние", композиторы, но цель состояла в том, чтобы проучить и погубить именно этих всемирно известных корифеев русской музыки.

20 февраля 1948 года была арестована по обвинению в шпионаже и приговорена к двадцати годам лагерей строгого режима Лина Ивановна Прокофьева.

Слишком быстро, одна за другой, произошли три катастрофы, чтобы не задуматься над совпадением. У Святослава Прокофьева читаем:

"Связь между этими событиями я до сих пор мучительно пытаюсь осознать: Постановление ЦК ВКП(б), женитьба на М.А.Мендельсон и арест мамы", - эти размышления не оставляют Святослава Сергеевича долгие годы.

Развод и брак по-советски

"Развод с Л.И. оформлен. Ходили в ЗАГС на Петровку, получили брачное свидетельство. Сколько сложного, трудного было связано с этим. К сожалению, Сережа не совсем хорошо себя чувствует, ему надо бы полежать - он задергивал на даче занавески, палка сорвалась и ударила его по голове".

Первая фраза этой записи - неправда. Развод не был оформлен. Близкие люди знали, что 15 января 1948 года произошло грубое, редкое даже для советского правосудия нарушение закона.

Заговорить об этом открыто стало возможным только через несколько лет после смерти Сталина. И тогда только открылись юридически невероятные обстоятельства получения брачного свидетельства, о котором как о чем-то само собой разумеющемся рассказывает Мира Мендельсон.

В том-то и дело, что Прокофьев и Лина Ивановна не развелись, и она оставалась его законной женой. Поставленный органами нашего гибкого советского правосудия в ложное положение, Сергей Сергеевич женился во второй раз, будучи женатым.

Сергей Сергеевич Прокофьев и Каролина Кодина заключили брак на юге Германии, в Баварии, в городе Эттале 8 октября 1923 года, о чем гласит соответствующий документ, приведенный в четвертой главе этой книги.

В девятой главе, "Курортный роман", описывалась история взаимоотношений Сергея Прокофьева с Мирой Мендельсон, она началась в 1938 году и закончилась крахом семьи композитора, покинувшего первую жену и детей перед войной, в начале 1941 года.

Сергей Сергеевич долгие годы был не в состоянии совершить последний шаг и официально связать свою жизнь с Мирой Александровной. Наконец, преодолев тяжелые сомнения и горестные переживания, он пошел на то, чтобы расторгнуть свой брак с Линой Ивановной и жениться на М.А.Мендельсон.

Привыкший за первые сорок пять лет своей жизни к законам правового общества, он, конечно, и не помышлял о том, чтобы жениться вопреки законам.

Прокофьев хотел сделать все как положено: сначала развестись с Линой Ивановной и после этого заключить официальный брак с Мирой Александровной. С ходатайством о разводе он начал обращаться в судебные инстанции.

Сюрприз, которого он, по всей видимости, вовсе не желал, поджидал его именно в этот момент.

"Когда отец решил оформить свой новый брак, - говорит Святослав Прокофьев, - в суде ему, к его огромному удивлению, сказали, что разводиться вовсе не нужно: брак, заключенный в октябре 1923 года в Эттале (Германия), сочли теперь недействительным, так как он не был зарегистрирован в советском консульстве. Мама, въехавшая в СССР как жена Прокофьева, в какой-то таинственный момент вдруг перестала ею быть. Отец, будучи уверенным в законности его брака с матерью, обратился в вышестоящую судебную инстанцию, но там ему сказали то же самое. Так он смог расписаться с новой женой без развода".

Такое нарушение закона могло произойти только по прямому указанию НКВД или высших партийных органов.

Шофер Прокофьева, а точнее, отца Миры Александровны, Табернакулов рассказывал, что в 1948 году совершенно неожиданно и единственный раз в жизни возил Сергея Сергеевича в НКВД на Лубянку. Эта поездка остается загадочной, но, вероятнее всего, она связана или с арестом Лины Ивановны, или с поощрением брака с Мирой Александровной.

"То ли он сам поехал, то ли его вызвали. Наверное, вызвали, наступали ждановские времена, по радио гоняли только "Вставайте, люди русские", - говорит Святослав Сергеевич. - Может быть, предупреждали про маму. Что папа мог сделать? Его почти перестали исполнять".

С момента заключения брака Сергея Прокофьева с Мирой Мендельсон в юридической практике даже появился термин "казус Прокофьева". В самом деле, при наличии законной жены, законно въехавшей на территорию страны вместе с мужем и детьми и поселившейся там, прожившей в СССР к моменту заключения брака с Мендельсон уже двенадцать лет, Прокофьеву даже не просто разрешили, а, возможно, подтолкнули его без проволочек жениться на Мире Александровне Мендельсон.

Она ведет дневник изо дня в день, записывая все подробности своего быта, но ни разу не упоминает о последовавшем через месяц аресте Лины Ивановны. Рассказывая о жизни Сергея Сергеевича и своей, изредка с неприязнью касаясь влияния Лины Ивановны на детей, Мира Александровна как будто бы и не знает, что Лина Ивановна в тюрьме, что ее по абсурдному обвинению в шпионаже приговорили к двадцати годам лагерей строгого режима. Это ведь даже не событие за сценой, оно - на сцене. Сказывается крепкая закваска настоящего советского человека: не знать того, что не положено.

В предисловии к "Воспоминаниям о Сергее Прокофьеве" М.А.Мендельсон М.Рахманова, в частности, пишет: "В тексте ни одним словом не упоминается об аресте Лины Ивановны в 1948 году и о реакции Прокофьева на это событие. < ... > С чисто человеческой точки зрения весьма малоприятны претензии, выражаемые мемуаристкой по поводу тех или иных поступков Лины Ивановны и сыновей Сергея Сергеевича. < ... > Если учесть, что мемуаристка была всего на какой-то десяток лет старше сыновей Сергея Сергеевича, то, казалось бы, она могла лучше понимать их. Думается, в этом сказалось опять-таки глубоко "советское" воспитание Миры Александровны, с одной стороны, а с другой - сознательные или бессознательные, нужные или ненужные попытки самооправдания".

В записи от 15 января 1948 года, приведенной в начале этой главы, Мира Александровна говорит о том "сложном и трудном", что предшествовало оформлению ее официального статуса жены. Она, видимо, имела в виду не только обычные перипетии, сопутствующие уходу мужа от детей и семьи, но и некоторую антипатию (может быть, ревность?) к сыновьям Сергея Сергеевича и Лины Ивановны, и сам факт их существования, и свои претензии к ним. Этот мотив звучит на страницах дневника Мендельсон и возникает снова и снова по разным поводам. Мира Александровна, кажется, хоть по-своему и старалась, но переломить себя и скрыть свое раздражение не могла, - в дневниковых записях она подробно рассказывает и об этой стороне новой семейной жизни.

Нет-нет, да мелькнет на страницах и "неприятная" Лина Ивановна, тогда еще на свободе, и находящиеся под ее влиянием сыновья. Мире Александровне не нравится, как она воспитывала - "лепила" детей. Есть совсем уж странные попытки отрицать ту благоговейную любовь, которую сызмальства питали к отцу сыновья.

"Утром приехал Олег. Он теперь иногда приезжает на дачу. Особенно, когда надо о чем-то попросить Сережу. < ... > Обед я постаралась приготовить повкусней - блины с закусками, дыня, кофе, а вечером на ужин пирог с капустой, чтобы побаловать Олега. < ... >

Перед отъездом отдала Олегу брюки, купленные ему в подарок в лимитном магазине. Они оказались абсолютно впору, и Сережа посоветовал оставить их "для выходов", а на занятия носить другие. Сейчас у Сережи с Олегом довольно тяжелые разговоры по поводу развода с Л.И. Сережа решил, что нельзя откладывать этот вопрос, но все переговоры на эту тему с Л.И. безуспешны. В прошлый раз во время нашего пребывания в Москве Олег пришел к нам, и Сережа снова заговорил с ним о необходимости развода, настаивая на том, чтобы Олег передал Л.И. письмо об этом, так как все равно это неизбежно. Олег потерял выдержку. Заявил, что письма не передаст (хотя мы уверены, что это письмо уже у нее, но делается вид, что она ничего об этом не знает). Олег вскипел, заявил: "Все равно ответ мамы ясен". Сереже приходится вести переговоры через Олега, так как с Л.И. он уже несколько лет не встречается, не имеет абсолютно никаких отношений, не бывая на Чкаловской. За это время она лепила из детей все, что хотела, и чувствуется, что они, несмотря на уже недетский возраст, действуют под ее диктовку, делаясь милыми, когда что-нибудь нужно, и имея довольно жесткий вид и вовсе не ласковый тон, если Сережа скажет не то, что им нравится. Пока это касается Олега. Святослав у нас не бывает. Мне почему-то кажется, что у них выработалось тщеславное отношение к имени Сережи при полном непонимании его как человека. То, чем их пропитывали несколько лет, пустило корни. А как бы мне хотелось, чтобы из них вышли настоящие люди, чтобы они по-настоящему, бескорыстно привязались к Сереже. Впрочем, я их еще недостаточно знаю для того, чтобы делать выводы, я еще не вполне представляю себе их жизненные цели и интересы".

К "сложному и трудному" Мира Александровна снова и снова возвращается в своих воспоминаниях. Она жалуется то на одного, то на другого сына.

В личном письме, датированном 23.12.2004, Святослав Сергеевич, после выхода в свет дневниковых записей Миры Александровны, пишет мне:

"М.А. изо всех сил пытается оклеветать маму, Олега и меня (и показать, какая она любящая, заботливая и объективная) в глазах С. С. и этим доказать, мол, какие мы все скверные люди, мстя за нашу естественную нелюбовь к ней. Она нас чернит в глазах отца, чтобы поссорить нас или хотя бы ослабить его любовь и заботу о нас. Мы для нее были опасными соперниками, и любые средства были хороши".

Последнюю фразу записи Мендельсон от 15 января об упавшей на голову Прокофьева палке оставляю на совести автора воспоминаний.

В это время С. С. Прокофьев был уже тяжело болен гипертонией.

Арест

Через месяц после якобы совершившегося развода Прокофьева с Линой Ивановной и вступления в брак с Мирой Александровной и две недели спустя после постановления Политбюро ЦК ВКП(б) Лина Ивановна была арестована.

Это было следующее из трех страшных событий в жизни семьи Сергея Сергеевича Прокофьева.

Лину Ивановну арестовали 20 февраля 1948 года. Арест, может быть, и не был полной неожиданностью для Лины Кодина-Прокофьевой. Она не слушала предостережений друзей и недругов, продолжала ходить на приемы в посольства, говорить там на всех шести языках, которыми владела, быть центром внимания. Со всех сторон ей советовали прекратить отношения с иностранцами. Для нее они не были "иностранцами". И в отличие от Сергея Сергеевича, который прекратил встречи с подданными других стран, Лина Ивановна продолжала встречаться с соотечественниками.

Но об аресте она не думала? - спрашиваю я Святослава Сергеевича.

Может быть, даже что-то думала. Потому что ей казалось, что телефон прослушивается. В те времена это было не так совершенно, как в нынешние, и был слышен щелчок включения магнитофона. Потом у нее было ощущение, что за ней ходят. Но с таким ощущением жили все - раз кругом арестовывали, значит, может быть, и за мной придут?

Тем более мама понимала, что приемы в западных посольствах не шли ей на пользу. На свою голову она подружилась со многими, они встречались и созванивались, какой-то француз и американец к нам приходили. Во время войны. Француз был военным. Очень милый человек, кстати. Это он навестил мать Лины в Париже и привез сделанные им ее фотографии, чем очень обрадовал маму. Американец был представитель московского отделения гуманитарной помощи. Он нам приносил какие-то невероятные ботинки. Мы даже у него были, на улице Веснина стоит такой особнячок.

Так что мама не то что бы легла лицом к стенке и погрузилась в свое горе?

Нет, это не в ее характере. Она не давала горю проникнуть внутрь, она отталкивала.

Лина Ивановна жила под колпаком. Она сама рассказывает о времени, предшествовавшем аресту, и о самом аресте. Этот рассказ, в отличие от некоторых других, последователен. Арест и лагеря не причинили Лине Ивановне той невыносимой боли, которую она испытала от разрушения своей семьи. В ее воспоминаниях мы в разных вариациях не один раз читаем, что пребывание в лагере последовало сразу после разрыва с Прокофьевым, но она была настолько переполнена горем, что оно заслоняло новые страдания.

Перед арестом Лина Ивановна заметила за собой слежку.

"Я стала замечать, что за мной следят. Пошла к Жене Афиногеновой и почувствовала, что за мной идут. В квартиру позвонила лифтерша и сказала, что какой-то молодой человек ждет меня внизу и хочет со мной поговорить. Женя ответила лифтерше: "Она останется ночевать". Тогда он ушел, и я смогла вернуться домой.

В другой раз я ждала автобуса. Он подошел, а за мной стоял какой-то человек. Я вышла прежде, чем дверь закрылась, и убежала от него. В этом автобусе ехали два человека из французского посольства, которые сделали вид, что меня не знают.

Однажды я покупала билет в метро. На мне было светлое пальто и цветное платье. Я вошла в вагон, потом перешла из него в другой и быстро сняла пальто. Таким образом я отделалась от слежки".

Лина Ивановна об аресте:

"В тот день, когда меня взяли на Лубянку, я увидела во дворе мужчин, которые за мной следили. В это время я была простужена и сидела в основном дома.

Позвонил телефон, я подошла, и мне сказали: "Не можете ли вы выйти, чтобы получить пакет от друзей из Ленинграда?" Я сказала, что не могу, и в ответ предложила им зайти ко мне - я жила совсем близко от метро. Они настаивали: "Нет, вы должны прийти сами". Я сказала, что плохо себя чувствую, но вышла и взяла с собой мои ключи.

Они ко мне подъехали, к тому месту, где я должна была их встретить.

Какой-то человек подошел ко мне и спросил: "Это она?" Другие ответили утвердительно, меня затолкали в машину, и мы проехали мимо нашего дома. Тот, кто сидел рядом с шофером, когда меня везли, был настоящим энкавэдэшником.

Я спрашивала: "Почему я в этой машине? Почему вы забрали у меня сумку и ключи?" Они перебили: "К вам должен был кто-то прийти сегодня вечером?" Я ответила: "Я не знаю. Кто-нибудь может забежать". Я им сказала: "Это ошибка. Я должна была получить пакет". А они заявили: "Человек, которого вы должны были встретить, преступник". Я сказала: "Отпустите меня, я должна предупредить детей".

Вся история с пакетом была подстроена. Это произошло в феврале. Накануне дня рождения Святослава.

Меня повезли прямо на Лубянку, в огромное серое здание в центре Москвы. Старая женщина меня раздела, отрезала все крючки, оторвала все пуговицы. Потом меня заставили идти под душ, сняли отпечатки пальцев и запихнули в бокс, где могли стоять только два человека. Я была заперта как в шкаф. Не было даже стула. Там меня оставили. Я слышала, как снова и снова звенел звонок, шли еще люди, забирали много людей. Бросали им на пол матрацы. Мне дали кислый черный хлеб, немного воды и позже ужасный суп, как настоящему заключенному. Я была в состоянии шока, в ужасе. Стала звать кого-нибудь. Я должна сказать что-то детям. Мне ответили: "Им сообщат".

Детям сказали, что они могут послать мне смену одежды. Никакой связи.

Я написала, что я хочу, чтобы они мне передали. Мне пришлось ждать всю ночь стоя. И все время раздавались звонки. Лязг запирающихся дверей. Они забрали у меня часы, брошку, кольцо, запечатали все в конверт, но никогда мне ничего не вернули.

Впоследствии я узнала, что они разгромили мою квартиру, и именно поэтому они и спрашивали, жду ли я кого-нибудь в тот вечер.

Святославу было тогда двадцать четыре года, а Олегу девятнадцать.

На допросы меня везли за город на грузовике. Стояли серые дни. Через щелку я видела места недалеко от дома, я слышала лай собак, по утрам кудахтали куры. Меня допрашивали".

Лина Ивановна Кодина-Прокофьева была осуждена по 58-й статье и приговорена к двадцати годам лагерей строгого режима в находящемся за полярным кругом поселке Абезь близ Воркуты.

На следующий день мы поехали к папе на дачу рассказать ему, что маму арестовали. (Телефона на даче не было.) Это был февраль, холодно, машины не останавливались, и мы с Олегом прошли от станции "Перхушково" тринадцать километров пешком.

Мы позвонили, Мендельсон открыла, обалдела при виде нас, глаза у нее расширились, она молча захлопнула дверь и пошла за мужем.

Захлопнула дверь?!

Да, конечно. Закрыла. Ведь было холодно. Зима.

Но не пригласила вас в дом?

Нет, но она была в накинутом халате, там, наверное, бедлам был в доме. Мы не то чтобы очень долго ждали. Но минут десять - пятнадцать. И тогда папа вышел. Он выслушал нас, потом сказал: "Подождите, мы пойдем погуляем". Хотел без нее выслушать нас. Он оделся, вышел, и мы какое-то время ходили по дороге, рассказывали все, что случилось, про арест и обыск. Он задавал нам вопросы, очень коротко. Больше молчал. Видно было, что известие оглушило его.

Он поразился?

Он ничего не сказал, но выражение его лица переменилось. Опять-таки, может быть, он был готов к этому. Из-за поездки в органы. Таинственной. Но и вообще кругом шли аресты. Так что он не очень удивился. Знал, что она ходит по приемам. Один коммунист сказал, что не надо этого делать. Мы же приперлись из Перхушкова пешком, тринадцать километров, зимой, и ему так хотелось узнать все эти подробности - он же мог устроиться с нами в своем кабинете, в тепле, а мы пошли гулять, чтобы без свидетелей. Но потом, когда мы вернулись, нас все же позвали в дом.

Олег и Святослав не знали, что делать. Бросились к Шостаковичу, депутату Верховного Совета СССР. В ту пору очень многие обращались к нему за помощью, и Шостакович всегда старался сделать все возможное. Увы, он не мог помочь им.

Раз уж Молотов и Калинин ничего не смогли сделать для своих арестованных жен - руки по швам и еще улыбались, - то отец или Шостакович, конечно, были совершенно бессильны. Лину Ивановну арестовали как иностранку. Пока был папа, она с ним ходила на приемы, а потом стала ходить одна, у нее были там друзья, среди "врагов", и этого было достаточно, - поясняет Святослав.

Святослав рассказывал мне, что вскоре после ареста мамы он наивно обратился за помощью в юридическую консультацию к адвокату. Ему помогли составить письмо с изложением всего произошедшего и просьбой о свидании и велели прийти за ответом. Много раз ходил Святослав за ним, юрист только руками разводил: мол, нет ответа, и все тут.

После ареста Святослав и Олег искали маму прямо по-ахматовски - в справочной на Кузнецком Мосту. Долгое время ничего не могли узнать. Пытались что-то передать, когда узнали, что она в Лефортово, но до суда у них ничего не принимали. Встречи тоже запрещались. Потом был суд - не суд, а так называемая "тройка": сидят три человека, перед ними проходят по очереди десятки людей, и они в считанные минуты решают судьбу каждого.

Маму признали виновной в шпионаже и измене Родине и вынесли приговор: двадцать лет строгих лагерей.

Позже она не рассказывала о тюрьме, о допросах, но из отдельных, очень коротких упоминаний мы знали, что она прошла карцер, были и ночные допросы с ярким светом в лицо, многое другое. Отца во время этих допросов они называли "этот предатель", "этот белый эмигрант" и тому подобное.

Зловещее дыхание МГБ

Из воспоминаний Святослава Прокофьева

Живя с 1990 года во Франции, где я родился, я часто слышал от людей, узнававших о мамином аресте в 1948 году с последующей отправкой ее в

ГУЛАГ на Север, удивленный вопрос: "А что, ваш отец разве не мог содействовать ее освобождению?!"

Это свидетельствует о полном незнании обстановки, порядков и всеобщего чувства страха, повсеместно царившего в СССР. Они также не знали, что в этот период были арестованы жены Молотова, Калинина (так называемого "президента СССР") и других. Их "несчастные" высокопоставленные мужья ничем не могли помочь, раз Сталин так решил!

Уже и то было хорошо, что в это жуткое время мой отец, оставивший семью, осмеливался изредка встречаться с нами - двумя его сыновьями. Во время одной из этих встреч папа - гениальный, но наивный человек - вдруг говорит мне:

"Знаешь, один коммунист мне сказал

что ты, студент Архитектурного института, должен пойти к своему директору и заявить ему, что твоя мать на днях была арестована органами МГБ".

Ничего не поделаешь - я так и поступил, про себя думая: хорошо, что мои советчики не додумались до того, чтобы я приготовил письменное заявление. Я уже ничему не удивлялся. На мое счастье, вместо директора сидел его заместитель, известный своей порядочностью (были и такие) профессор Николаев, который, вместо того чтобы "еще подлить масла в огонь", утешал и успокаивал меня, предлагая продолжать заниматься.

Это было так неожиданно в моей ситуации, что я совсем растерялся, тем более что в связи с арестом мамы я в своей личной жизни тоже успел ощутить зловещее дыхание МГБ.

Моя любимая девушка Майя, однокурсница, в которую я тогда был очень влюблен, оказалась дочерью партийного секретаря райкома! К тому же она дружила с также учившейся у нас дочерью всесильного тогда Г.М.Маленкова!

Как потом, много позже, мне рассказала Майя, ее грубо, буквально в приказном порядке заставили прервать со мной все отношения, пригрозив в случае ослушания "отправить к моей маме". А для верности "посоветовали" ей немедленно выйти замуж за "проверенного человека". Майя была очень интересной девушкой, и поклонников у нее было много. Со страха она мне ничего не рассказала, и для меня все выглядело как банальная измена. Мне трудно было пережить эти удары судьбы...

Вдобавок в это время шла работа над дипломным проектом. Я чуть не сорвал его. Спасибо, что у меня была очень участливая консультантша, которая мне помогла, и я успел все сделать.

Правду о Майе я узнал лет через двадцать. После своего рассказа бедняжка лишь робко спросила, смогу ли я ее когда-нибудь простить. Я был настолько ошарашен, что ничего ей не ответил, а сам думаю, что простить не могу...

Подготовила Валентина Чемберджи

Восемь лет лагерей - такой оказалась цена брака и развода с великим композитором Сергеем Прокофьевым.

На фото: книга Саймона Моррисона о Лине Прокофьевой

– Лина получила советское гражданство, ее нансеновский и испанский паспорта были аннулированы. После этого на нее в полной мере распространялись советские законы. Сразу после войны – в 1946–1947 годах – возникла ситуация, когда у бывших иностранцев появилась некоторая надежда вернуться на Запад. Соседка Лины по дому, которая была француженкой, смогла с помощью французского посольства получить разрешение на отъезд. Это заставило Лину начать активные действия. Она очень хотела вернуться во Францию, хотела увидеть мать, которая была в очень преклонном возрасте, болела и чувствовала себя очень одинокой в Париже. Лина писала многочисленные письма советским властям с просьбой разрешить ей повидать мать. Все было безрезультатно. В это время она очень интенсивно посещала приемы в иностранных посольствах – американском, французском, британском, даже японском – в надежде с помощью дипломатов покинуть СССР. После ареста ее обвинили в попытке бежать из страны и в краже секретной документации. Дело в том, что во время войны Лина Прокофьева работала в Совинформбюро в качестве переводчицы и диктора на иновещании. Ее обвинили также в связях с людьми, объявленными врагами народа, и в том, что она незаконно передавала через французское посольство письма родным и знакомым во Францию. Все это тянуло в то время на иностранный шпионаж.

Сопрано Каролина Кодина родилась в Мадриде в 1897 году в семье оперных певцов. Отец – барселонский тенор Хуан Кодина, мать – российская певица Ольга Немысская. С Сергеем Прокофьевым Лина познакомилась в Нью-Йорке в 1918 году, впервые увидев его в Карнеги-холле, на премьере его Первого фортепианного концерта. В молодости Лина Кодина была ослепительной красавицей. Кроме русского, она говорила еще на пяти европейских языках. Сергей Прокофьев не устоял перед ее обаянием и чарующим голосом, сразу же взяв ее под свое покровительство. Известно, что Лина стала прототипом принцессы Линетт из его оперы «Любовь к трем апельсинам». Она исполнила в Америке и Европе несколько новых сочинений Прокофьева, в том числе его музыкальную сказку «Гадкий утенок». Выступала она под псевдонимом Каролина Любера (фамилия ее бабушки по отцу). Саймон Моррисон не считает ее музыкальные способности выдающимися:

– Критические рецензии на ее пение были противоречивыми и неоднозначными. Часть из них были хвалебными, часть – очень негативными. Критики удивлялись, зачем выдающемуся композитору понадобилось приглашать жену для исполнения своих сочинений. Тем не менее некоторые ее выступления были очень успешными, особенно на радио. Одним из самых громких было ее появление в миланской опере сразу после замужества, где она с большим успехом исполнила партию Джильды в опере Верди «Риголетто». Были и другие оперные роли. В Советском Союзе у нее было несколько выступлений на Радио Коминтерна. Но в целом ее музыкальная карьера не сложилась, о чем она хорошо знала. Сергей Прокофьев пытался поддерживать ее в творческих начинаниях, предоставляя возможность исполнять свои произведения, хотя сама она жаловалась, что он пренебрегает ее карьерой. Конечно, она выступала на фоне гениального композитора, и сравнение было не в ее пользу.

– Их брак никогда не был счастливым. Лина вышла за Прокофьева, будучи беременной. Прокофьева нельзя назвать хорошим семьянином. Он не хотел жениться и неоднократно говорил Лине, чтобы она не рассчитывала на брак. Ему хотелось вести космополитическую жизнь артиста, у которого возникают связи в разных странах. Лине нравилось быть его компаньоном и сопровождать его во время гастролей и светских приемов. Надо сказать, что еще до брака их отношения были очень неровными; она неоднократно уходила от него, вновь возвращалась, он оставлял ее и вновь жил с ней. Когда Лина забеременела, Прокофьев счел себя обязанным жениться. После бракосочетания они поселились в Париже и вели семейный образ жизни. Там Лина вновь забеременела, хотя у Сергея Прокофьева не было развитого отцовского инстинкта. Их брак сохранился главным образом благодаря тому, что они редко виделись и зачастую жили параллельными жизнями. В Советском Союзе они поселились в одной квартире и были вынуждены терпеть друг друга. Несмотря на жуткое время и возникшие у него в связи с партийной критикой политические проблемы, Прокофьеву было относительно нетрудно адаптироваться к родной культуре, которую он хорошо знал, Лине же было намного трудней жить в чуждой атмосфере и неродной культуре. А атмосфера, в которой они жили, была ужасной. Прокофьев понял, что попал в ловушку. Это было время потрясений. Лина требовала, чтобы муж предпринял какие-то шаги для возвращения на Запад. В конце концов у Прокофьева возникла связь с молодой женщиной, которая полностью посвятила себя ему, помогала в работе, став чем-то вроде его секретаря и экономки. Она ничего от него не требовала, ни в чем не упрекала, и в ее обществе Прокофьев чувствовал себя комфортнее и спокойнее. Перед окончательным разрывом Прокофьевы обсуждали будущее их брака. Лина говорила: «Я хочу уехать с детьми за границу, а ты можешь, если хочешь, здесь оставаться, я даже дам тебе развод». Как ни пыталась Лина сохранить мужа, в один прекрасный день он ушел. Прокофьев сказал тогда старшему сыну Святославу: «Когда-нибудь ты поймешь, почему я это сделал», но тот так и не смог никогда этого понять.

Молодой женщиной, о которой говорит Саймон Моррисон, была студентка Литературного института Мира Мендельсон. Мире (Марии) Абрамовне Мендельсон, когда она познакомилась с Прокофьевым в 1938 году в санатории в Кисловодске, было 23 года, ему – 47. Ее отец Абрам Соломонович Мендельсон был известным экономистом, сотрудником Госплана и старым большевиком. Мира писала посредственные стихи, была активной комсомолкой и типичным продуктом советской системы. Она помогала Прокофьеву писать покаянные патриотические статьи на политические темы, которые он вынужден был публиковать в ответ на критику властей, обвинявших его в формализме. Ее нельзя было назвать привлекательной женщиной. Это была «серая мышка», полностью растворившаяся в личности Прокофьева, которому она была беспредельно предана. Короче говоря, Мира была полной противоположностью Лины. Через три года после знакомства с ней, в марте 1941 года, Сергей Прокофьев оставил жену и детей – Святослава и Олега – и ушел к Мире Мендельсон. Через три месяца началась война, и процедуру развода с Линой Прокофьев начал лишь после ее окончания. В ноябре 1947-го Сергей Прокофьев обратился в суд Свердловского района Москвы с просьбой о разводе. Через пять дней суд вынес вердикт, вызвавший изумление в юридических и музыкальных кругах. Профессор Моррисон разъясняет:

– Когда Прокофьев решил навсегда оставить Лину и детей и жениться на Мире Мендельсон, он неоднократно просил у Лины предоставить ему развод, на что та неизменно отвечала отказом. Конечно, Лина понимала, что ее безопасность как иностранки в огромной мере обеспечивается известностью и репутацией мужа. После развода ее могли попросту выслать из Москвы. Думаю, что развод с ней Прокофьева в значительной мере послужил катализатором ее ареста. Ее арестовали через месяц после того, как ее брак с Прокофьевым был расторгнут советским судом и бывший муж оформил второй брак с Мирой Мендельсон. Но она об этом не догадывалась и в лагере продолжала считать себя законной женой Прокофьева. Она долго не знала, что московский суд, способствуя новому браку композитора, постановил, что его брак с Линой, заключенный в 1923 году в Эттале, не может считаться в Советском Союзе законным, поскольку он не был зарегистрирован в советском консульстве в Германии. Последовало второе судебное решение, подтвердившее первое. В свое время это постановление суда вызвало заметный общественный резонанс и споры в советском юридическом сообществе о его правомерности. Почти сразу после вердикта суда Прокофьев и Мира зарегистрировали свой брак в московском ЗАГСе, не известив об этом Лину. Официально их брак был оформлен 15 января 1948 года, а 20 февраля Лину арестовали.

– Насколько мне известно, Прокофьев не пытался заступиться за жену и ничего не сделал для ее освобождения. Он помогал ей материально, когда она была в лагере, но делал это не прямо, а через детей, передавая им деньги для продуктовых посылок. После постановления ЦК ВКП(б) в 1948 году с критикой музыки Прокофьева и Шостаковича положение Сергея Прокофьева было очень шатким. Не думаю, что в такой ситуации у него были какие-то возможности просить за бывшую жену. Мне известно, что в то время он обращался пару раз во время приемов во французском посольстве к французским дипломатам с просьбой вмешаться и помочь Лине. Никаких действий не последовало. Совсем иначе себя повел Шостакович, к которому обратились дети Прокофьева. Он был тогда депутатом Верховного Совета и хорошо знал Лину. Шостакович много раз обращался во все инстанции с просьбой пересмотреть приговор Лине Прокофьевой.

– Моей ближайшей соседкой оказалась испанка. Это была известная певица Лина Любера, фамилия ее была Прокофьева. Ее мужем был знаменитый композитор Прокофьев… Лина Ивановна очень страдала от холода. Мы с ней иногда работали в одной бригаде – возили бочки с помоями из кухни. О смерти Прокофьева Лина ничего не знала. Он умер 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным, и известий об этом нигде не было, и сыновья об этом ей не написали, а может быть, и написали, да письмо не дошло. Однажды в августе, когда мы везли бочку с помоями, к нам подошла одна женщина и сказала, что по радио передавали, что в Аргентине состоялся концерт памяти Прокофьева. Лина Ивановна горько заплакала, мы ее отпустили в барак. Я потом пошла, напоила ее чаем. Она долго плакала...»

В мае 1956 года Лина Прокофьева была реабилитирована и через месяц вышла на свободу, отсидев восемь из двадцати лет, к которым была приговорена. Благодаря хлопотам генерального секретаря Союза композиторов СССР Тихона Хренникова ей предоставили квартиру в Москве. Хренников же выхлопотал ей пенсию – семьсот рублей в месяц. А все свое состояние и авторские права Прокофьев завещал Мире Мендельсон. Лина потребовала, чтобы она и ее сыновья также были объявлены его законными наследниками. Для этого нужно было прежде всего отменить постановление суда о недействительности ее брака. В апреле 1957 года Московский городской суд отменил судебное решение от ноября 1947 года о незаконности брака Лины и Сергея Прокофьева. На этом же судебном заседании было рассмотрено и право Миры на наследство мужа. Суд принял соломоново решение: законными женами были объявлены и Мира, и Лина. Так у Прокофьева оказалось две вдовы. Наследниками, а значит, и правом на получение авторских отчислений за исполнение музыки Прокофьева как в России, так и за рубежом (из которых государство забирало 60 процентов) были объявлены обе вдовы и сыновья. Мира Мендельсон скончалась в июне 1968 года на 54-м году жизни. У них с Прокофьевым не было детей; свою часть наследства, а также партитуры и архив Прокофьева она завещала московскому Музею музыкальной культуры имени М.И. Глинки.

– Лина Прокофьева была трудным человеком. Я бы назвал ее капризной и даже легкомысленной. В то же время у нее было замечательное чувство юмора, она могла быть душой общества, могла поддержать разговор на музыкальные или литературные темы. Она говорила на нескольких европейских языках. Люди, которые встречались с ней в конце жизни, уже после всех ее жутких переживаний в России, отмечают ее остроумие, живой, саркастический ум. В молодости она была невероятной красавицей, очаровательной и элегантной светской львицей. Думаю, это главное, что привлекало в ней Прокофьева. Интерес к искусству уживался у нее с интересом к гламуру, к драгоценностям и роскоши. Она была умна, проницательна, хорошо распознавала людей. До ареста Лину всегда окружали восхищавшиеся ею поклонники, некоторыми из них она увлекалась. Думаю, здесь не обошлось без нескольких связей. Правда, связи эти были недолгими и несерьезными. Мне ничего не известно о ее жизни в лагере, она очень не любила вспоминать об этом. Но что бы ни происходило, Лина всегда очень дорожила отношениями с Сергеем Прокофьевым.

Сергей Прокофьев родился 23 (11) апреля 1891 года в селе Сонцовка (ныне село Красное Красноармейского района Донецкой области, Украины) в семье ученого-агронома Сергея Алексеевича Прокофьева (1846-1910). Воспитание сына взяла на себя мать, которая была хорошей пианисткой. Она происходила из крепостных Шереметевых, где с самого раннего детства учили, причем на самом высоком уровне, театральным искусствам и музыке. Мальчик начал заниматься музыкой с 5 лет и уже тогда проявлял интерес к сочинительству. Мать записывала сочиненные им пьесы: рондо, вальсы, песенки, «Индийский галоп». В возрасте 9-10 лет мальчик-композитор написал 2 оперы: «Великан» и «На пустынных островах». В 1902-1903 брал частные уроки теории и композиции у Р. М. Глиэра. С 1904 года учился в Петербургской консерватории у Н. А. Римского-Корсакова по инструментовке, А. К. Лядова по композиции, Я. Витола по музыкально-теоретическим дисциплинам, А. Н. Есиповой по фортепиано, Н. Н. Черепнина по дирижированию. Окончил консерваторию как композитор в 1909 году и как пианист в 1914 году. По 1917 год включительно продолжал занятия в консерватории по классу органа.

С 1908 года даёт первые концерты с исполнением собственных произведений. В 1911 году А. В. Оссовский лично обратился с письмом к известному российскому издателю Б. П. Юргенсону (см. П. И. Юргенсон) в поддержку Сергея Прокофьева, на которое Юргенсон ответил согласием издать его произведения.

В мае 1918 года выезжает на заграничные гастроли, которые затянулись на восемнадцать лет. Прокофьев гастролировал в Америке, Европе, Японии, на Кубе. В 1927, 1929 и 1932 годах Прокофьев предпринял концертные поездки в СССР. В 1936 году вернулся в СССР вместе с женой-испанкой Линой Кодина, ставшей Прокофьевой (собственно Каролина Кодина-Любера, 1897-1989). Прокофьев с семьей - женой Линой и сыновьями Святославом и Олегом окончательно обосновался в Москве. В дальнейшем он выезжал за границу (в Европу и США) лишь дважды: в сезоне 1936/37 и 1938/39.

С 1933 года был почётным профессором МГК имени П. И. Чайковского.

С 1941 года Сергей Прокофьев жил уже отдельно от семьи, через несколько лет советское правительство объявило его брак недействительным, и без оформления развода 15 января 1948 года композитор официально женился второй раз, женой стала Мира Мендельсон. А первая супруга была арестована и сослана - сначала в Абезь (Коми АССР), затем в мордовские лагеря, откуда вернулась в 1956 году; позднее она сумела выехать из СССР, умерла в возрасте 91 года в Англии в 1989 году..

В 1948 году Прокофьев подвергся критике за формализм. С 1949 года Прокофьев почти не выезжает с дачи, но даже при строжайшем медицинском режиме пишет оперу «Повесть о настоящем человеке», балет «Каменный цветок», Девятую фортепианную сонату, ораторию «На страже мира» и многое другое. Последним сочинением, которое довелось композитору услышать в концертном зале, стала Седьмая симфония (1952). Прокофьев скончался в Москве в коммунальной квартире в Камергерском переулке от гипертонического криза 5 марта 1953 года. Так как он умер в день смерти Сталина, его кончина осталась почти незамеченной, а близкие и коллеги композитора столкнулись в организации похорон с большими трудностями. С. С. Прокофьев похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 3). В память о композиторе на доме установлена мемориальная доска (скульптор М. Л. Петрова).

Сочинения

Оперы

Пир во время чумы (опера)
Маддалена (опера) (1911; 2-я редакция 1913)
Игрок (опера) (по Ф. М. Достоевскому, 1919, Брюссель; 1974, Москва)
Любовь к трём апельсинам (опера) (по К. Гоцци, 1921, Чикаго; 1926, Ленинград; 2011, Москва)
Огненный ангел (опера) (по В. Я. Брюсову, 1927; концертное исполнение 1954, Париж; 1955, Венеция; 1983, Пермь; 2011, Москва)
Семён Котко (опера) (1940, Москва)
Обручение в Монастыре (опера) («Дуэнья», по Р. Шеридану, 1946, Ленинград)
Война и мир (по Л. Н. Толстому), 1943; окончательная редакция 1952; 1946, Ленинград; 1955, там же; 2012, Москва)
Повесть о настоящем Человеке (опера) (по Б. П. Полевому, концертное исполнение 1948, Ленинград; 2-я редакция 1960, Москва)
Далёкие моря (опера) по В. А. Дыховичному, не окончена (сохранилась первая картина, написанная летом 1948; концертное исполнение 2009, Москва)
Борис Годунов (музыкально-драматическое представление) по А. С. Пушкину, концертное исполнение 2010, СПб

Балеты

«Сказка про шута, семерых шутов перешутившего» (1921, Париж)
«Стальной скок» (1927, Париж)
«Блудный сын» (1929, там же)
На Днепре (1931, там же),
«Ромео и Джульетта» (по У. Шекспиру, (1938, Брно; 1940, Ленинград),
«Золушка» (1945, Москва)
«Сказ о каменном цветке» (по П. П. Бажову, (1951, Москва, 1957, Ленинград)

Вокально-симфонические произведения

Семеро их, халдейское заклинание для солиста, хора и оркестра (слова К. Д. Бальмонта в переделке Прокофьева, 1917-1918)
К XX-летию Октября, кантата (текст-монтаж П. П. Сувчинского и самого Прокофьева из сочинений К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, И. В. Сталина, 1936-1937)
Александр Невский, кантата (слова Прокофьева и В. А. Луговского, 1939)
Здравица, кантата к 60-летию Сталина (слова «народные», 1939)
Зимний костёр, сюита (слова С. Я. Маршака, 1949)
На страже мира, оратория (слова С. Я. Маршака, 1950)
Александр Невский, кантата (op 78., 1938)

Для оркестра

Симфония № 1
Симфония № 2
Симфония № 3
Симфония № 4
Симфония № 5
Симфония № 6
Симфония № 7
Ала и Лоллий (Скифская сюита, 1915),
Симфоническая сказка Петя и волк (1936),
Два пушкинских вальса (1949), различные сюиты, поэмы, увертюры и др.;

Инструментальные концерты

Шесть концертов для фортепиано с оркестром (1912; 1913 (2-я редакция 1923); 1921; 1931 (для левой руки); 1932; 1952 (для двух фортепиано, не окончен)
Два концерта для скрипки с оркестром (1917, 1935)
Концерт для виолончели с оркестром (1938)
Симфония-концерт для виолончели с оркестром (новая редакция предыдущего концерта, 1952)
Концертино для виолончели с оркестром (1952, не окончено)

Камерно-инструментальные ансамбли

Две сонаты для скрипки и фортепиано (Вторая - переложение Сонаты для флейты и фортепиано)
Соната для скрипки соло
Соната для двух скрипок (1932)
Соната для виолончели и фортепиано
Соната для флейты
Два струнных квартета

Произведения для фортепиано

Соната № 1 фа минор - ор.1 (1907-1909)
4 этюда для фортепиано - ор.2 (1909)
4 пьесы для фортепиано - ор.3 (1907-1908)
4 пьесы для фортепиано - ор.4 (1908)
Концерт № 1 ре бемоль мажор для фортепиано с оркестром - ор.10 (1911-1912)
Токката Ре-минор - ор.11 (1912)
10 пьес для фортепиано - ор.12 (1906-1913)
Соната № 2 ре минор - ор.14 (1912)
Концерт № 2 соль минор для фортепиано с оркестром - ор.16 (1912-1913)
«Сарказмы» - ор.17 (1912-1914). Первое исполнение в 1916 году. Пять пьес цикла организованы с чередованием наступательных скерцозных (нечётные номера пьес) и призрачно-фантастических образов (чётные номера пьес).
«Мимолётности» - ор.22 (1915-1917)
Концерт № 3 до мажор для фортепиано с оркестром - ор.26 (1917-1921)
Соната № 3 ля минор - ор.28 (1907-1917)
Соната № 4 до минор - ор.29 (1908-1917)
«Сказки старой бабушки» - ор.31 (1918)
4 пьесы для фортепиано - ор.32 (1918)
Соната № 5 до мажор - ор.38 (1923)
Дивертисмент - ор.43b (1938)
6 транскрипций для фортепиано - ор.52 (1930-1931)
Концерт № 4 (для левой руки) для фортепиано с оркестром - ор.53 (1931)
2 сонатины для фортепиано - ор.54 (1931-1932)
Концерт № 5 соль мажор для фортепиано с оркестром - ор.55 (1931)
3 пьесы для фортепиано - ор.59 (1933-1934)
«Музыка для детей» - ор.65 (1935)
«Ромео и Джульетта» - 10 пьес для фортепиано - ор.75 (1937)
Соната № 6 ля мажор - ор.82 (1939-1940)
Соната № 7 си бемоль мажор - ор.83 (1939-1942)
Соната № 8 си бемоль мажор - ор.84 (1939-1944)
3 пьесы для фортепиано - ор.96 (1941-1942)
«Золушка» - 10 пьес для фортепиано - ор.97 (1943)
«Золушка» - 6 пьес для фортепиано - ор.102 (1944)
Соната № 9 до мажор - ор.103 (1947)

Также: романсы, песни; музыка к спектаклям драматического театра и кинофильмам.

Записи музыки Прокофьева

Полный цикл всех балетов Прокофьева записал Г. Н. Рождественский. Наиболее масштабный цикл оперных произведений Прокофьева (6 опер из 8) записан под управлением В. А. Гергиева. Среди других дирижёров, осуществивших значимые записи оперных произведений Прокофьева - Д. Баренбойм, Г. Бертини, Е. Колобов, А. Н. Лазарев, И. Кертес, А. Ш. Мелик-Пашаев, К. Нагано, А. Родзинский, Г. Н. Рождественский, М. Л. Ростропович, Т. Сохиев, Б. Хайтинк, Р. Хикокс, М. Ф. Эрмлер, В. М. Юровский, Н. Ярви.

Полный цикл симфоний Прокофьева записали В. Веллер, В. А. Гергиев, Д. Китаенко, З. Кошлер, Т. Кучар, Ж. Мартинон, С. Одзава, Г. Н. Рождественский, М. Л. Ростропович, Н. Ярви.

Среди других дирижёров, осуществивших значимые записи симфоний Прокофьева, - Н. П. Аносов, Э. Ансерме, К. Анчерл (№ 1), В. Д. Ашкенази, Л. Бернстайн, А. Дорати (№ 5), К. К. Иванов, Г. фон Караян, Р. Кемпе (№ 7), К. П. Кондрашин (№ 1, 3, 5), С. Кусевицкий (№ 1, 5), Э. Ляйнсдорф (№ 2, 3, 5, 6), Д. Митропулос, Е. А. Мравинский (№ 5, 6), Д. Ф. Ойстрах (№ 5), Ю. Орманди, С. А. Самосуд, Е. Ф. Светланов, К. Тенштедт.

Значимые записи фортепианных произведений Прокофьева осуществили пианисты Святослав Рихтер (сонаты, концерты), Владимир Ашкенази (все концерты с оркестром под управлением Андре Превина), Джон Браунинг (все концерты, дирижёр - Эрих Ляйнсдорф), Владимир Крайнев (все концерты, дирижёр - Дмитрий Китаенко), Виктория Постникова (все концерты, дирижёр - Геннадий Рождественский), Николай Петров (сонаты), Александр Торадзе (все концерты с Валерием Гергиевым).

Награды и премии

шесть Сталинских премий:
- (1943) 2-й степени - за 7-ю сонату
- (1946) 1-й степени - за 5-ю симфонию и 8-ю сонату
- (1946) 1-й степени - за музыку к кинофильму «Иван Грозный» (1944) 1-я серия
- (1946) 1-й степени - за балет «Золушка» (1944)
- (1947) 1-й степени - за сонату для скрипки и фортепиано
- (1951) 2-й степени - за вокально-симфоническую сюиту «Зимний костёр» и ораторию «На страже мира» на стихи С. Я. Маршака
Ленинская премия (1957 - посмертно) - за 7-ю симфонию
народный артист РСФСР (1947)
орден Трудового Красного Знамени

Увековечение памяти композитора

Музей С. С. Прокофьева - первый музей Прокофьева, который был открыт в 1966 году в музыкальной школе № 1 им. С. С. Прокофьева в Москве (Токмаков переулок, 8). Экспозиция рассказывает о жизни и творчестве композитора, в ней представлены вещи, окружавшие композитора, книги и ноты, пианино, мебель и фотоматериалы семьи Прокофьева.
Северодонецкое областное музыкальное училище имени С. С. Прокофьева - открыто 1-го июня 1966 года (г. Северодонецк Луганской области).
Музей С. С. Прокофьева - открыт 24 июня 2008 года по адресу Камергерский переулок, д 6/5 в квартире № 6, где жил, работал и скончался С. С. Прокофьев. В музее собраны нотные и литературные автографы композитора, редкие фотографии, документы и личные вещи Прокофьева.
Международный конкурс имени Сергея Сергеевича Прокофьева в Санкт-Петербурге, который ежегодно проводится по трем специальностям: композиция, симфоническое дирижирование и фортепиано.
Памятник Прокофьеву возле музыкальной школы им. Прокофьева в Москве.
Памятник и концертный зал им. Прокофьева в Челябинске.
Концертный зал им. Прокофьева Донецкой областной филармонии
Донецкая государственная музыкальная академия им. С. С. Прокофьева
Симфонический оркестр им. Прокофьева Донецкой областной филармонии
Донецкий аэропорт им. Прокофьева
Улица Прокофьева в г. Сумы (Украина)
Музей Прокофьева (на родине композитора) в селе Красное Красноармейского района Донецкой области (Украина) был открыт к 100-летию Прокофьева в 1991 г.
В 1991 году была выпущена памятная монета СССР, посвященная столетию со дня рождения С. С. Прокофьева.
В 2011 году именем Прокофьева назван международный аэропорт в Донецке.
В Советском Союзе был поставлен документальный фильм о Прокофьеве «Сюита жизни»
В 2003 году вышел документальный фильм «Гений Прокофьев»

Адреса в Санкт-Петербурге - Петрограде - Ленинграде

1907-1914 годы - Садовая ул. 90;
1914 год - доходный дом - 1-я Рота, 4;
1915-1918 годы - доходный дом - набережная реки Фонтанки, 122;
Январь-февраль 1927 года - гостиница «Европейская» - улица Ракова, 7.

Прокофьев был довольно сильным шахматистом, большой интерес общественности вызвал его матч с Давидом Ойстрахом в Москве в 1937 году, выигранный Ойстрахом.

ИСТОРИЯ

Сергей Сергеевич Прокофьев (1891 - 1953)

Услышав звонок телефона, Мира Александровна медленно вышла в прихожую. Машинально оторвала с висевшего над аппаратом календаря вчерашний листок, который забыла убрать утром. Несколько секунд пыталась сосредоточиться, чтобы запомнить открывшуюся под ним дату: 5 марта 1953 года... Потом приподняла трубку с таким усилием, будто черный эбонитовый аппарат вдруг налился свинцом.

Звонил балетмейстер Леонид Лавровский, неделю назад начавший в Большом театре долгожданные репетиции балета «Каменный цветок». Еще сегодня утром он заходил к Сереже, советовался о нескольких трудных местах в партитуре. Кажется, с тех пор минула вечность...

Лавровский Леонид Михайлович
5 (18) июня 1905, Санкт-Петербург - 27 ноября 1967, Париж
артист балета, балетмейстер, народный артист СССР (1965)

Мира Александровна, простите, что поздно, только что закончили... Все прошло отлично... Если позволите, я хотел бы в двух словах отрапортовать Сергею Сергеевичу...

Повисшая на том конце провода выжидательная пауза давила в уши... Усилием воли она разлепила пересохшие губы и в следующее мгновение как будто со стороны с недоумением услышала собственный, ставший вдруг чужим и далеким голос, выговаривавший немыслимые, невозможные для сердца слова:

Простите, но Сергей Сергеевич только что умер...

И провалилась в спасительную черную темноту...

«Гении». Сергей Прокофьев

Автор проекта: Андрей Кончаловский
Авторы сценария: Андрей Кончаловский, Александр Липков и Галина Огурная
Режиссер: Андрей Кончаловский
Операторы-постановщики: Владимир Брежнев, Дмитрий Ветчинин, Кирилл Корнилов, Александр Колесников, Игорь Рябцев и Руслан Сафин
Продолжительность 52 мин.
Производство
Телеканал «Культура», Продюсерский центр Андрея Кончаловского