Биография зураба соткилавы. Зураб Соткилава: «С Паваротти мы напивались не раз, и очень основательно От критики - беруши в уши

Зураб Соткилава — это великий оперный певец, ставший популярным далеко за пределами родины. Поэтому, биография тенора, как и факты о его семье, интересны многим. Далее в статье мы как раз и расскажем вам о том, как рос, чем увлекался и где работал этот талантливый человек.

В 1937 году 12 марта в городе Сухуми был рождён Зураб Соткилава. Любовь к музыке мальчику с ранних лет прививала мама, которая вместе с бабушкой пела ему национальные песни.

Но несмотря на такое воспитание, Соткилава в юности бредил исключительно спортом, а точнее футболом. И вместо того, чтобы изучать ноты, он всё своё свободное время уделял тренировкам, гоняя мяч с друзьями по полю. А уже в возрасте 16 лет Зураб попал в местный клуб “Динамо”.

Он был универсальным игроком, поскольку мог легко переключиться с роли защитника в атакующего нападающего. За это в 19 лет его назначили капитаном команды. В 1958 году Соткилава уже был в основном составе “Динамо”, в чём вы тоже можете убедиться, просмотрев архивные фото, представленные в нашей подборке.

И всё бы ничего, если бы Зураб на одном из матчей в том же 1958 году не получил серьёзную травму ноги. После реабилитации он возвращается в большой футбол, но ненадолго, так как вновь травмирует ногу и уже навсегда вылетает из команды.

Соткилава возвращается на родину, где жил у родителей, к которым на тот момент часто наведывалась Валерия Разумовская. Пианистка, случайно услышав голос Зураба, предложила ему попробовать свои силы в пении и прийти на прослушивание к профессору, работавшему в консерватории.

Интересно! Соткилава буквально подкупил профессора, поскольку тот увлекался футболом и Зураб, ради приглашения на прослушивание, по своим старым связям, с лёгкостью достал ему билеты на желаемый матч.

На первых же репетициях профессор разглядел какой самородок попался ему в руки, так как голос юноши был необычайно красив. Он настоял на том, чтобы Соткилава развивал свой истинный талант и поступал в консерваторию, что Зураб и сделал.

Карьера

После окончания консерватории Зураб был принят в тбилисский оперный театр, где как раз и произошёл его дебют. Карьера Соткилавы росла стремительно и вскоре юному певцу доверили исполнение ведущих партий.

Помимо пения в театре, Зураб ещё нередко выступал на различных фестивалях и конкурсах, на которых занимал преимущественно призовые места.

В 1970 Соткилава отправился в свой первый гастрольный тур, который сделал из него буквально звезду мирового масштаба. За такие достижения на родине он получил звание народного артиста.

В 1976 году Соткилаве предложили должность преподавателя в консерватории, а в 1987 году он уже стал заведующим кафедрой. При этом, Зураб не бросил основное своё призвание — оперное пение и умело совмещал его с преподаванием в ВУЗе.

Личная жизнь

У Зураба Соткилавы была лишь одна возлюбленная — Элисо, с которой он познакомился во время учёбы в консерватории. Девушка моментально покорила сердце тенора. Зураб, как истинный влюбленный, всем рассказывал о том чувстве, которое его постигло, но вот своей избраннице признаться боялся.

Сама же Элисо неоднократно слышала о теноре-новичке с прекрасным голосом. Она посетила одну из репетиций Зураба, а после подошла к нему, дабы выразить своё восхищение. Этот случай и стал судьбоносным, поскольку Зураб официально познакомился со своей возлюбленной. Их роман развивался настолько стремительно, что вскоре пара узаконила свои отношения.

Соткилава начал выступать вместе с женой: он пел, а она играла на пианино. Пара гастролировала до тех пор, пока у них не появилось пополнение в семье. Элисо подарила мужу двух дочерей: Тею и Кэти. Зураб буквально души не чаял в своих детях.

Со временем у тенора появились внуки, которые стали для него самыми дорогими критиками.

Несмотря на то, что Зураб Соткилава не слишком часто давал интервью, нам всё-таки удалось найти несколько интересных фактов об этом оперном певце.

• На протяжении 9 лет был ведущим солистом грузинского театра.
• 2 года был на стажировке в Милане в известном на весь мир театре La Scala.
• Безмерно любил свою семью и старался всё своё свободное время проводить с близкими.

• Был любимым профессором у студентов, а в особенности у девушек, так как вызывал у них восхищение своим шармом и джентльменскими повадками.
• Пел не только в родной Грузии и России, но и в США, Италии и Франции.
• Соткилава, будучи на учёбе в Италии, регулярно играл в футбол со своими меценатами. Благодаря этому увлечению, певец смог в совершенстве овладеть итальянским языком.

• В течение двух долгих лет Зураб буквально преследовал свою будущую жену и отгонял возможных конкурентов.
• Вначале педагоги консерватории у Соткилавы определили баритон, но после ещё нескольких прослушиваний они пришли к выводу, что у юноши теноровый голос.
• В день официального знакомства Элисо, за хорошее выступление, подарила Соткилаве конфету.
• Зураб, в отличие от других оперных певцов, неоднократно солировал в опере “Отелло”.

Смерть

Последним пунктом в биографии Зураба Соткилавы, к сожалению, стала информация о смерти артиста из-за серьёзной болезни.

О том, что тенор болен стало известно в 2015 году. Певец сам признался, что у него была обнаружена опухоль поджелудочной железы.

Такой тяжёлый диагноз не сломил Соткилаву и он, пройдя несколько курсов химиотерапии, вновь вернулся к любимому занятию — пению. Недуг не ушёл и вскоре уже явно начал давать о себе знать. Зураб, превозмогая боль и далее продолжал работать. Он даже мечтал дать концерт в честь своего 80-летия. Но этого ему так и не удалось сделать. 18 сентября 2017 года великий тенор ушёл из жизни. Похоронили его в Тбилиси, после прощания, которое состоялось в здании Большого театра.

Подробности биографии, в том числе и личной жизни, Зураба Соткилавы будут ещё не один год интересовать общественность. Ведь его заслуги в искусстве стали неоценимым вкладом в развитие подрастающего поколения.

Знаменитый певец умер в Москве. Последние два года он боролся с онкологическим недугом. Президент России Владимир Путин выразил соболезнования в связи с кончиной Зураба Соткилавы.

В канун своего 80-летия всенародно любимый тенор был награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" II степени. Торжественная церемония состоялась в родном для певца Большом театре, где он спел все свои самые значимые партии.

А вечером того же дня, 9 июня, Зураб Лаврентьевич пришел в Большой зал Московской консерватории на гала-концерт в свою честь "Vivat Соткилава!". Этот день стал последним его публичным появлением перед поклонниками, которые приветствовали своего кумира стоя. Вечер стал приношением Благотворительного фонда Елены Образцовой и соединил две главные страсти в жизни певца - оперу и футбол.

Зураб Соткилава родился 12 марта 1937 года. Сначала он стал инженером, закончив в 1960 году горный факультет Грузинского политехнического института. Но любовь к музыке и прекрасный голос взяли верх. В 1965 году он окончил Тбилисскую консерваторию в классе знаменитого Давида Андгуладзе. В 1973 году дебютировал в Большом театре в партии Хозе в опере Бизе "Кармен". И уже год спустя стал солистом главного театра страны, в котором прослужил более 40 лет и создал около двух десятков ярких образов. Самыми важными своими работами Зураб Лаврентьевич считал "Кармен" и вердиевского "Отелло".

Имя Зураба Соткилавы было отмечено в летописи советского футбола. В юности Зураб Соткилава был капитаном юниорской сборной Грузии и даже с 1955 года четыре сезона выступал за легендарное тбилисское "Динамо", в составе которого в 1959 году стал бронзовым призером чемпионата СССР.

Но опера была для него смыслообразующим делом. Он не только пел в Большом театре, но и был профессором Московской консерватории, переживал за своих учеников, поддерживал их и крайне досадовал, когда в очередной раз убеждался, что таланту научить невозможно ни при каких обстоятельствах.

Еще как, пожалуй, никто из плеяды самых знаменитых солистов Большого, Зураб Соткивала очень много и с огромной любовью к своей публике выступал с концертами по всей огромной стране. В его исполнении опера переставала быть чем-то чопорным и элитарным, мгновенно превращаясь в очень близкое миллионам людей искусство. А каждое сольное выступление Зураб Лаврентьевич неизменно завершал исполнением a capella проникновенной народной мегрельской песни так, что "мурашки" бежали по коже и наворачивались слезы.

Зураб Соткилава - не просто народный артист СССР, лауреат Госпремии и кавалер множества престижных наград, он - человек "эпоха". Уходят "последние из могикан", объединявших народы постсоветского пространства, даже когда страны под названием Советский Союз уже нет на картах мира.

Свой последний аншлаг Зураб Соткилава соберет 20 сентября в Большом театре, где состоится прощание со знаменитым тенором. А похоронен он будет на родине - в Грузии . Но к счастью, остаются прекрасные записи, и его голос будет по-прежнему жить в наших сердцах.

Вот несколько фрагментов из тех интервью, что в разное время мне посчастливилось взять у Зураба Соткилавы.

Зураб Лаврентьевич, вы довольны своей певческой биографией?

Зураб Соткилава: В свое время я спел в Большом театре все, что хотел, и сделал это на достойном уровне. Плохо другое - на первую свою зарубежную постановку я выехал в сорок три года. Это поздно, тем более для тенора из Советского Союза, потому что импресарио, естественно, хотят работать с молодыми. Сделай я это раньше, у меня была бы совсем другая карьера. В принципе на Западе я мог стать миллионером за два-три сезона. А в России на старости лет оказался достоин лишь пенсии в 2700 рублей в месяц. Во всем мире, если ты проработал в театре 20 лет и был ведущим солистом, при выходе на пенсию тебе положен достойный пансион от этого театра. Если бы я получал тысяч пять долларов в месяц, то жил бы сейчас спокойно, ничего не делая.

Надо было бы мне родиться лет на тридцать позже. Сегодня у молодых шансов в жизни гораздо больше, чем было у моего поколения. Я не умею просить и унижаться, а для того, чтобы тебя отпустили за границу, этим надо было заниматься постоянно. Надо было дружить с девочками из Госконцерта, чтобы они вместо твоей фамилии другие не посылали, сообщая, что ты "очень занят" и приехать не сможешь.

Еще, конечно, я много глупостей и сам сделал. Самая большая моя ошибка была, когда, приехав в Америку, я отказался от предложения прослушаться на CBS. Еще мне не повезло: президент звукозаписывающей компании Sony, который меня очень любил, успел выпустить лишь один мой диск, а после его смерти все остальные на фирме меня только обманывали. А все мои диски, что я обнаруживаю в России, - пиратские, очень плохого качества.

Уходят последние из могикан, объединявших народы постсоветского пространства

Пиратские записи - верный признак популярности.

Зураб Соткилава: Это не популярность, а воровство. А популярность у меня хорошая, добрая. Я хорошую жизнь прожил, я счастливый человек. Все в жизни попробовал, все познал, все, что хотел спеть, спел. И люди меня искренне любят. Когда я появляюсь, встают по собственной инициативе.

Вы ни разу не пожалели о том, что предпочли карьеру оперного певца, а не футболиста?

Зураб Соткилава: Нет. У нас в семье все делалось для того, чтобы отвлечь меня от футбола, который считали хулиганской игрой. Несмотря на мое сопротивление, меня заставляли ходить в музыкальную школу, но с занятий я сбегал на стадион. Спустя полгода мать узнала об этом и в наказание изрубила топором мои любимые бутсы. Из футбола я ушел не по своей воле - после серьезной травмы уже не мог играть. Мне было 20 лет, и казалось, что жизнь кончилась, мир рухнул. Отчисление из тбилисского "Динамо" - моя первая мужская слеза.

А вторая?

Зураб Соткилава: Смерть мамы. Я готовился к дебюту в Большом театре и так хотел привезти ее в Москву, где она никогда не была. Даже платье ей нарядное сшили. Но моим родителям не довелось слышать и видеть меня на сцене. А сегодня я даже на могиле родителей побывать не могу.

Это как?

Зураб Соткилава: Это плохая история. В прошлом году я хотел поехать в Абхазию - принять участие в фестивале, который проходит в Пицунде, и побывать в Сухуми на могиле родителей. Но абхазские власти меня не пустили. Сказали, что мой визит - это чуть ли не политическая акция, инспирированная Грузией. А я же сам сухумский - там родился и вырос.

Но у вас на территории всего Советского Союза всегда была большая и верная армия почитателей…

Зураб Соткилава: Я красотой никогда не блистал. Всегда брал пением. Семья для меня - это святое. То, что я есть сегодня, - это заслуга моей супруги Элисо. Ей со мной никогда легко не было. Две дочери и муж-тенор в доме - это хуже, чем пятеро детей. Но она красивая и сильная женщина из рода Багратиони. Именно Элисо создала в нашей семье комфортную обстановку и все сделала для того, чтобы я мог петь до сих пор. Она ради меня карьерой пианистки пожертвовала, а в отличие от меня консерваторию с красным дипломом окончила! Все удивлялись, почему она вышла за меня замуж. А потому что пока все говорили: "Ах, какая девочка!", я взял и женился.

Вам поклонники часто дарили подарки?

Зураб Соткилава: Материальных подарков я не люблю. Я к пафосным вещам равнодушен. Долгое время я ездил на "Оке", пока мне на ней нацарапали: "Не позорь нацию - смени машину".

Какой знаменитый гузинский тост пришелся бы сегодня вам по душе?

Зураб Соткилава: Грузинские тосты - это всегда аванс на то, что ты станешь хорошим человеком. А я о себе все хорошее уже услышал. Хочу лишь, маленькую горсточку здоровья, чтобы видеть и радоваться, как внуки растут.

— Заниматься музыкой меня заставила мама. Причем очень жестоким способом. Можно сказать, насильно. Классическую музыку она обожала, сама так же, как и бабушка, великолепно пела и играла на гитаре, мечтала приобщить и меня к этому искусству. Но я категорически отказывался идти в музыкальную школу, во мне сидело

непоколебимое убеждение: музы­канты-мужчины - это какие-то уродцы, в них от природы заложено что-то ненормальное. Другое дело футболисты - вот это настоящие мужики! И когда преподаватели музыки говорили: «Ты обязан продолжать учиться, в пении тебя ждет большое будущее», я смеялся: «Какая ерунда! Я буду заниматься только одним делом - играть в футбол». И хотя судьба распорядилась не совсем так, все же каким-то непостижимым образом футбол играл решающую роль практически во всех делах, которыми я занимался. Включая, кстати, музыку…

В Сухуми, где мы жили, перед нашим домом была огромная поляна, и на ней мы с парнями все лето гоняли мяч. Тренерам не надо было даже напрягаться, чтобы найти перспективных спортсменов. Они просто приходили туда, наблюдали за нашей игрой и показывали пальцем: «Ты будешь играть за спортивную школу, а ты - за сборную Сухуми…» Вот так же, когда мне было лет двенадцать, подошли ко мне. И через два года я был членом юношеской сборной Абхазии, а вскоре уже играл на первенстве . А в 19 лет был переведен в основной состав тбилисского «Динамо». До сих пор из всех достижений своей жизни больше всего горжусь тем, что в 1956 году, когда я был капитаном молодежной сборной Грузии, мы стали чемпионами Советс­кого Союза.

В музыкальное училище мама затащила меня в 13 лет. Поскольку в классе фортепиано дети начинали заниматься с шестилетнего возраста, ей предложили отдать меня на ви­олончель. Она с радостью согласилась, но я отказался наотрез: «Ни за что не буду таскать этот гроб». Тогда мамин знакомый, завкафедрой по вокалу, сказал: «Давайте я возьму его к себе в класс. Будет ходить на общее фортепиано, так и научится на нем играть». Мать готова была на любой вариант. Повстречав этого педагога через полгода, она поинтересовалась: «Ну, как мой сын занимается?» На что он честно ответил: «Ксения Виссарионовна, вы не огорчайтесь, но я видел Зурико всего один раз — больше он не появлялся». Мама не огорчилась. Она разозлилась, да как!

Я тогда уже играл за сборную Абхазии. И нам как раз выдали потрясающие венгерские бутсы, что для меня было великим счастьем. Я так дорожил ими, так берег! Хранил под подушкой. А когда они попадали под дождь, мыл их, чистил, после чего непременно смазывал сливочным маслом - не ел его, втихаря прятал специально для этой цели. И вот в тот злополучный день, придя из школы, я увидел, что мои заветные бутсы изрублены топором. Так моя мать выразила свой гнев, отомстила мне. Впервые в жизни я плакал так горько. Мне казалось, что большего горя вообще быть не может. (С горькой усмешкой.) Оказалось, может. Второй раз столь же безутешно я рыдал, когда не стало мамы.

Она не застала моего успеха, успела посмотреть всего один мой спектакль, да и то тот, который я провалил. Я тогда при­ехал после стажировки из Италии, и у меня в Тбилиси должен был состояться дебют - в опере «Риголетто». В это время отмечалось 50-летие Грузии, и я должен был присутствовать на параде в честь юбилея - меня пригласили стоять на трибуне вместе с руководителями республики. Поскольку было очень морозно, я сильно простудился, началось воспаление легких. Но не отменять же спектакль! Два акта я спел вроде ничего. А потом температура поднялась, горло перехватило, короче, случился провал. По окончании все знакомые старались избегать встречи со мной, а если все-таки встречали, стыдливо прятали глаза, торопясь быстрее исчезнуть. И только одна мама сказала: «Сынок, все равно ты лучше всех!»

В другой раз, это было в декабре 1973 года, меня позвали в спеть «Кармен». И я сказал: «Мам, ты обязательно поедешь со мной». Она была счастлива, специально для этой поездки сшила себе красивое платье. Но жизнь распорядилась иначе. Кровоизлияние в мозг и… все. Мамы не стало. В этом платье я ее и похоронил. Молодая совсем была - всего 50 лет. Работала врачом-рентгенологом. А отец, Лаврентий Гутуевич, сначала преподавал историю и был директором школы, а во время войны по призыву служил в войсках МВД, где и остался до пенсии. Потом занимал должность директора сухумской гостиницы. Пережил маму ровно на год. Очень мучился, когда остался один, сердце не выдержало разлуки. Так что папа тоже не застал моего оперного взлета. Но так же, как и мама, совершенно искренне считал, что я лучше всех.

И еще один человек был в этом непоколебимо убежден — Николай Николаевич Озеров, наш знаменитый, неповторимый спортивный комментатор. Он не пропустил ни одного моего спектакля, сидел обычно в первом ряду или в ложе директора и, как бы я ни пел, неизменно повторял: «Зураб лучше всех!» Наша с ним дружба длилась всю жизнь, вплоть до его смерти. Очень часто мы вместе ходили на футбол. При этом болели за разные команды: он — за московский «Спартак», я — за тбилисское «Динамо». Бывало, мой спектакль совпадал с каким-нибудь важным матчем, но Озеров всегда отдавал предпочтение опере. Естественно, нас обоих интересовал результат, и тот, кто первым его узнавал, тут же показывал другому знаками.

Как-то я пел в Большом театре, а в этот вечер в Тбилиси играли наши с Озеровым команды-фавориты. Я попросил суфлера: «Умоляю, узнай, что там делается на стадионе, и расскажи мне». Он сбегал, вернулся и показал мне, что тбилисцы ведут в счете. Я так обрадовался! И тут же, исполняя свою партию в дуэте с Леной Образцовой, изменил выверенную до миллиметра мизансцену и неожиданно для партнерши направился в сторону ложи и стал подавать знаки Николаю Николаевичу, сообщая ему счет. Он-то сразу все понял, рассмеялся, но никогда не забуду, с каким недоумением смотрела на меня Елена. Потом интересовалась: «А что с тобой произошло?» - «Ничего, - не признавался я, - просто глубоко погрузился в образ…» После смерти Озерова я перестал ходить на футбол. Без него не мог.

Зураб Соткилава и Элисо Турманидзе на церемонии бракосочетания (Тбилиси, 17 июля 1965). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы

Там разыгрывались только две ставки: жизнь или смерть

Поиграть в большой футбол мне довелось всего три года. А потом случилось несчастье - в результате столкновения с противником на поле я получил серьезную травму позвоночника. Боли начались страшные, и со временем они

не проходили, а, наоборот, усиливались. Потом все это перешло на тазобедренный сустав. Меня прооперировали, поставили протез. Разумеется, со спортом пришлось распрощаться. Разве перескажешь, что я испытывал, когда стало ясно, что меня отчисляют из команды! Как на ватных ногах шел сдавать свою спортивную форму. С каким камнем на сердце выписывался из нашего общежития! Помню, поднялся на трибуну, долго-долго сидел один, размышлял: «Ну вот и все. Нет теперь в моей жизни футбола. Как стану жить?» И такая тоска нахлынула. Я тогда учился на третьем курсе горного факультета Грузинского политехнического института, но даже помыслить не мог о том, что буду работать инженером.

Хотя преддипломную практику проходил на шахте в Донбассе. Не знаю уж, как могли доверить мальчишке-неумехе инструмент газомер, который я прежде никогда в жизни в руках не держал и в глаза не видел! Но я спускался, как положено, в глубь шахты и измерял количество имеющегося там газа. А это надо знать точно, потому что от переизбытка газа в шахте может произойти взрыв.

Вообще в шахте жизнь особенная. Чтобы понять, ее надо ощутить, прочувствовать, что называется, вживую. Мне, например, нравилось ходить к посадчикам. Знаете, в чем заключалась суть их работы? Когда идет лава и выбрасывается слой угля, остается пустота, и, чтобы шахта не обвалилась, следовало устанавливать специальные железные тумбы. Так вот, когда шахтеры, добывающие уголь, уходили, к делу приступали посадчики - сильные мужики, вырезавшие в самых опасных местах те куски, где должны стоять эти тумбы. Я восхищался ими. Не в курсе, существует ли

в современных шахтах такая профессия, но тогда была. На самом деле ею занимались очень мужественные люди, презирающие опасность. Ежедневно они шли на колоссальный риск легко, с шутками, смехом. Но без показной удали, без бахвальства. Наоборот, спокойно, уверенно, предельно сосредоточенно, до миллиметра выверяя каждый свой шаг, четко договариваясь о том, сколько стоек будет рубить каждый из них, в какой последовательности и кто куда побежит за секунду до того, как рухнет кровля. Ведь чуть что не так, и все - обвал. Настоящая лотерея, где разыгрываются только две ставки - жизнь или смерть. Я у них пользовался большим авторитетом. Разумеется, не из-за своих достижений в качестве будущего горного инженера, а потому, что был футболистом-профи. Мы периодически собирались вместе в близлежащей деревне и играли в .

Также благодаря футболу я вступил на главную стезю своей жизни - музыкальную. Напевал-то я всегда, и голос был от природы, в связи с чем на бесконечных школьных вечерах, городских концертах, комсомольских конференциях меня часто выдвигали на сцену. Выступления проходили с успехом. Но в 11-м классе, когда я уже играл в футбол на первенстве Грузии, мне это все отчаянно надоело и петь я перестал.

Однажды, в перерыве между матчами, заехал домой в Сухуми. Как-то в гости к родителям зашла Валерия Викторовна Разумовская — пианистка, концертмейстер моего педагога в муз­школе, всегда верившая в мое музыкальное будущее. И сообщила, что в Сухуми как раз приехал отдохнуть профессор из Тбилисской консерватории — Николай Варламович Богучава. «Давай, — предложила, — я договорюсь, чтобы он тебя послушал». Конечно, я стал отказываться, но она проявила завидное упорство и все-таки уговорила. Мы пошли. Никакого впечатления на маэстро я не произвел, зато, узнав о том, что я футболист, он очень оживился. Потому что я имел возможность доставать билеты на стадион в Тбилиси, куда в те годы приезжали не только советские команды, но и бразильские, английские клубы. Потом Богучава приходил ко мне в общежитие, и я давал ему дефицитные билеты на матчи.

Как-то он пригласил меня к себе домой, где собрались его ученики. Послушав их, я совершенно искренне воскликнул: «Боже, как здорово они поют!» И тут он говорит: «А давай-ка мы с тобой позанимаемся». И я вдруг согласился. Сам не знаю почему. Скорее всего, главная причина крылась в его дочери - чудной девушке, на которую я сразу запал.

Месяца четыре мы с профессором занимались, потом я уехал работать на ту самую шахту, затем написал диплом, после чего наши занятия продолжились. И он заявил: «Ты сможешь многого достичь в пении - будем поступать

в консерваторию». Я расхохотался: «Да что вы, я и не хочу, и не смогу!» и отправился защищать диплом. Но… через два дня уже сдавал экзамен по вокалу в консерваторию. Причем диплом, как известно, положено обмывать, и мы с однокурсниками эту традицию соблюли на отлично. Как я умудрился спеть 12 июля 1960 года перед представительной экзаменационной комиссией, до сих пор не представляю. Однако ректор, интеллигентнейший, образованнейший человек, поднялся ко мне на сцену, обнял и сказал: «Ты нам Богом послан. Скажи только одно: ты знаешь, что такое сольфеджио?» Я честно ответил: «Нет». Какое сольфеджио, если я пришел буквально с футбольного поля?! Но все-таки меня зачислили.

Я почувствовал: пропадаю…

И вот мой первый день в консерватории. Я студент первого курса. Перед началом занятий встретил друга-старшекурсника. Стоим с ним у входа, разговариваем. Вижу, навстречу идет девушка. Красивая, стройная, элегантно одетая. Смотрю на нее, словно загипнотизированный, спрашиваю: «Кто это?» Он отвечает: «Студентка второго курса, пианистка». А я чувствую: пропадаю. И вдруг выпаливаю: «Запомни: она будет моей женой!» (Смеясь.) Между прочим, так и случилось.

Вскоре про мои чувства к Элисо Турманидзе в консерватории знали все - я каждому сообщал о том, что люблю ее. Ограждал таким образом от других претендентов, чтобы ни один молодой человек не смел к ней подойти. А они, кстати, так и норовили привлечь к себе ее внимание. Но безуспешно - неприступная была, гордая. Года два я и сам не решался с ней даже заговорить. В итоге она сама ко мне подошла. Первая.

Я пел на экзамене - тогда еще не тенором, а баритоном. А до Элисо докатились слухи, что молодой футболист из тбилисского «Динамо» неплохо поет, и она решила лично в этом убедиться. Пришла на . После окончания подошла ко мне и похвалила: «Вы очень хорошо выступали». И вручила конфетку. После этого случая мы начали встречаться - ходили вместе в кафе, театры, на выставки, просто гуляли. Когда моя будущая жена впервые привела меня к себе домой, произошел конфуз. Дело в том, что Элисо княжеских кровей, из древнего рода. Фамилия ее тети - Багратиони. Так вот, эта самая тетя почему-то при знакомстве со мной начала мою фамилию как-то коверкать. Раз неправильно ее произнесла, другой… После третьего я не удержался: «Запомните: я сделаю так, что моя обыкновенная мегрельская фамилия станет более знаменитой, чем ваша». Встал и ушел. После чего, как я узнал потом, тетя сказала племяннице: «Ну и наглого же молодого человека ты нашла!» Но ничего, потом эта изумительная женщина всей душой полюбила меня, стала моей пок­лонницей.

Пожениться мы с Элисо договорились, когда я учился на пятом курсе. Но педагог, профессор Давид Андгуладзе, категорически запретил мне: «Какая может быть женитьба?! Ребенок появится, с ним куча хлопот, а тебе предстоит очень трудный год, ты должен выучить «Тоску». Нет, нет и нет! Пока не окончишь консерваторию, не разрешаю тебе заводить семью!» Я не посмел спорить и вынужден был согласиться на такое жесткое условие. Пришлось со свадьбой повременить, но в наших с Элисо отношениях это ничего не изменило.

Вот, знаю, многие люди постоянно заняты поисками способов расслаб­ления, восстановления сил. А мне искать не надо. Я это делаю в своей семье. Для меня жена, дети, внуки - лучшие восстановители. У нас с Элисо две дочки с разницей в возрасте четыре года. Обе окончили . Старшая, Теа, когда ее уже от докторантуры послали на стажировку в испанский университет, познакомилась в Мадриде со своим будущим супругом. Пако - врач, и мы его просто обожаем. Поначалу жена переживала, что не сможет с зятем говорить ни на его, ни на ее родном языке. Я-то понимаю испанский, а Элисо нет, вот и мучилась. Но приноровились. Дочка переводит, да и Пако начал изучать русский. Когда он приехал к нам просить руки Теи, я грозно произнес: «Ладно, я дам согласие на ваш брак, но только с условием: ребенок должен носить фамилию Соткилава!» И он совершенно спокойно ответил: «Пожалуйста, пусть будет Соткилава. Можно и фамилию вашей жены оставить». Очень смешно было. У них же там принято хоть по десять фамилий ребенку записывать - и мамину, и бабушкину, и всех родственников, и местности, где родился и жил.

В итоге дочка сейчас носит двойную фамилию: Альковер-Соткилава. Как и внучка. Зять-испанец захотел, чтобы ее звали Кети, Кетеван — так же, как нашу младшую дочь, которая после окончания филфака некоторое время работала в разных телепрограммах, а сейчас работает в швейцарской фирме. Она тоже замужем — за великолепным оперным певцом. Шалва Мукерия по происхождению грузин, но резидент Испании. Иногда приезжает в Россию, даже выступал здесь. А вообще-то он поет по всему миру. Лет девятнадцать было Кети, когда они познакомились, и с той поры на протяжении 17 лет он ухаживал за ней, хотя она почему-то не желала строить более серьезные отношения. Но парень добился-таки своего. Три года назад у них родился сын — Лев, Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И счастливы от того, что у нас такая большая и хорошая семья. А я частенько думаю: «Какой же я был прозорливый, когда более полувека назад решил, что именно эта женщина должна стать моей женой». Надеюсь, и она не пожалела о своем согласии на «мезальянс» со мной. А обещание прославить свою невыдающу­юся мег­рельскую фамилию, мне кажется, я выполнил. (Смеется.)

- Три года назад у нас родился внук - Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И вообще счастливы оттого, что у нас такая большая и хорошая семья. Фото: Юрий Зайцев

Так я стал и алкоголиком, и бабником…

В советские времена любой выезд за раницу приравнивался к заоблачному счастью. Став певцом, я попал в ранг небожителей - меня отправили стажироваться в Италию, в театр «Ла Скала». И хотя денег выдали $100 на месяц, все равно это было настоящей удачей. (С улыбкой.) Помню, проснулся на второй день и чувствую: дико болит шея, просто не могу повернуть. Думаю: «С чего бы?» А потом сообразил: пока гулял, обалдевший, по городу, так крутил головой, разглядывая эти потрясающие витрины, что растянул шейные мышцы. Лежал, растирал их и вспоминал, как же так вышло, что мне повезло оказаться в числе избранных.

В 1964 году, будучи студентом пятого курса, я приехал из Тбилиси в Москву участвовать в конкурсе. После выступ­ления меня позвали в отборочную комиссию, и главный режиссер Большого театра Иосиф Михайлович Туманов спросил: «Хочешь поехать учиться в Италию?» Мне чуть плохо не стало от такого вопроса. Конечно же, да! Год спустя я был вызван к министру культуры Грузинской ССР, выдающемуся композитору Отару Тактакишвили, и он показал мне телеграмму: «Готовьте документы на посылку Соткилавы на учебу в Италию. Фурцева». Он предупредил: «Только умоляю: никому не говори. Даже жене». Я понимал почему: зависть была страшнейшая. Помню, побежал в парк, где по вечерам никого не было, и стал орать: «Я еду в Италию!» Мне надо было выкричать это - невозможно было такое носить в себе.

И вот я в . Наши стажеры учат итальянский язык в школе при «Ла Скала», уроки три раза в неделю. А я ни разу туда не пошел. Однако в итоге через полгода те, кто эту школу окончил, лишь и могли по-итальянски сказать «до свидания», а я уже болтал вполне сносно. Почему? Снова благодаря мое­му футбольному прошлому. Владелец гостиницы узнал, что я футболист. А у местных существовала традиция - по субботам собираться и играть в футбол на «хлеб-соль»: кто проиграет, тот должен накрыть для всех стол. И хозяин отеля как-то предложил мне: «Давай и ты поедешь с нами, погоняешь мяч». Я согласился. А играли они так, что среди них я чувствовал себя воспитателем в детском саду. Поэтому с ходу назабивал команде противника столько голов, что все ахнули. И набросились на моего знакомца: «Ты нас обманул! Сказал, что парень - солист Большого театра, стажер в «Ла Скала», а он же профессиональный футболист!» Так и в последующие разы: когда команде моего синьора становилось туго, он опять приходил ко мне с просьбой поддержать. Я присоединялся к игре, и мы выигрывали с оглушительным счетом. Постепенно наши соперники привыкли, обижаться перестали и просто получали удовольствие от игры. Общаясь таким образом с этими господами, я начал болтать по-итальянски. Что дало мне впоследствии возможность легко находить контакт с великими оперными итальянцами. С Лучано Паваротти мы сдружились.

Познакомились очень забавно. Я выступал в Болонье, пел «Отелло». После одного из спектаклей ко мне заходит коренастый дядя. Думаю: наверняка хорист какой-то, а он говорит: «Хочу познакомить тебя с моим сыном».

Я промямлил что-то невразумительно-вежливое. Через день он снова приходит: «Мой сын приезжает 25 декабря и останется здесь на неделю. Хочу поехать к нему вместе с тобой». Я думаю: «Ну пристал!» — опять ушел от ответа. И вот стою со своим другом около театра, вдруг подъезжает машина, из которой выходит тот самый «хорист» и говорит мне: «Ну что ж, поехали знакомиться с сыном». Я отнекиваюсь: «Нет, извините, мне некогда». Мой товарищ удивленно спрашивает: «А ты вообще-то знаешь, кто это?» — «Да какой-то хорист привязался», — отвечаю. — «Какой хорист?! Это отец Паваротти!» У меня подкосились ноги. Я же обожествлял Паваротти! Ра­зумеется, немедленно помчался к нему. Мы познакомились, он пригласил меня в ресторан. Посидели, выпили. Потом встречались периодически. Особенно знатно гуляли, когда Лучано приехал в Союз.

Он выпить любил, я тоже был не прочь в такой-то компании. Поэтому, скрывать не стану, напивались мы с ним не раз, и очень основательно. Спорили по разным поводам. Я, например, доказывал, что у нас, в Грузии, вина не хуже итальянских. А у него-то виноградники вокруг дома растут, и он сам готовил себе вино - ламбруско, шипучка такая, вкусная, правда. Он не соглашался: «Да брось ты, наши вина вне конкуренции…» И вот в очередной его приезд

я угостил Паваротти грузинским домашним вином. Мне как раз привезли его из Тбилиси. Виноград, из которого его изготавливают, растет лишь на одном горном склоне, и урожая с него получается не больше 500 лит­ров. По случаю у меня оказалось пять бутылок этого восхитительного напитка. Я принес вино в гостиницу, где жил синьор Лучано. Вручил ему. Он небрежно взял и попросил жену: «Расставь по столам», - там как раз было пять столов. Она поставила. Паваротти начал открывать. Открыл, понюхал, а оттуда та-а-акой аромат пошел! Он продегустировал и тут же сказал: «А ну-ка забери эти бутылки к нам в номер!» После чего стал умолять меня, чтобы я послал ему саженцы. Я объяснил: «Такой виноград нигде больше не вырастет. Это вино получается только в одном месте - там солнце падает на склон под определенным углом и влажность воздуха какая-то особенная». Он чуть не расплакался от огорчения.

Все-таки мне в жизни очень повезло. Я еще в юности получил возможность перемещаться по миру. Разумеется, тогда, в первую итальянскую поездку, мы не были полностью предоставлены сами себе. Раз в месяц приезжали представители из компетентных органов и разузнавали про нашу жизнь. Расспрашивали у сотрудников гостиницы и театра о том, чем мы занимаемся, с кем общаемся, как ведем себя. Проверяли основательно. Особенно меня…

С дочерьми - Кети и Теа (2002). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы

Дело в том, что незадолго до мо­его отъезда в Италию произошла одна любопытная история. Меня вдруг вызвали в Шестой отдел ЦК партии - это был идеологический отдел. Прихожу на Старую площадь. В кабинете сидит мужчина средних лет, предлагает мне присесть. Поболтали мы с ним про футбол, про то про се. И тут он неожиданно переводит разговор в другое русло: «Вы едете в Италию, а зна­ете ли о том, что вино там стоит дешевле, чем вода? Так вот мой вам совет: постарайтесь как-то себя контролировать, не выходя из номера, что ли, выпивайте». Я говорю: «Ладно, да я особенно и не увлекаюсь». Он смеется: «Ну конечно. Да, кстати, - продолжает, - и по части женщин то же. Вы на это дело падки, а там запросто могут спровоцировать на все что угодно. В общем, прошу, вы уж перетерпите несколько месяцев, чтобы не остаться потом на всю жизнь невыездным». Я вышел оттуда совершенно ошарашенный. Такое услышать в Центральном комитете партии?! Причину этого, мягко говоря, странного разговора я понял лишь по возвращении со стажировки.

Моя партнерша, замечательная певица Цисана Татишвили, показала мне письмо, подписанное ее именем, адресованное ЦК партии. Я прочел, и мне стало дурно. Обо мне там было написано та-а-акое! Просто поток грязи вылился на меня. И алкоголик я запойный, и бабник, переспавший со всеми на свете без разбору, и певец безголосый, пролезший на оперную сцену только потому, что кто-то меня тащит. Такая пакость, что, прочитав, захотелось лишь одного - вымыть руки. Пришло это мерзкое послание по указанному адресу, но оттуда было переслано в Министерство культуры Грузии с резюме: «Разберитесь сами». Цисану, как «автора», немедленно вызвали куда следует. Когда она ознакомилась с написанным, ужаснулась настолько, что даже потеряла сознание. Прямо в кабинете упала в обморок.

А ведь я впоследствии так и не уз­нал, кто написал тот отвратительный пасквиль. Мой педагог, с которым я тогда поделился своим желанием разыскать негодяя и наказать его, сказал мне: «Зураб, сынок, ты сейчас в таком состоянии, что если на тебя кто-то недобро посмотрит или тебе это просто покажется, ты подумаешь, что ту гадость написал именно тот человек. Но так нельзя жить. Выбрось все из головы. Забудь. Не было письма, и все!» Я подумал и понял: это мудрый совет. И последовал ему.

Потом в моей жизни были еще анонимки. Допустим, такого содержания: «Давай-ка ты, кацо, уезжай в свою Грузию и пой там своих «Кето и Котэ», а если не уедешь, мы тебя вынесем из театра вперед ногами». Ее прислали непосредственно в театр, и на этот раз я догадался, кто именно мог сделать такое. Дождавшись удобного случая, я подложил письмо тому человеку в его папку. Он потом старался обходить меня стороной. Как-то я рассказал своему товарищу Володе Атлантову о том, что на меня было написано четыре анонимки, так он рассмеялся: «Ну и что, за всю-то жизнь! Я вон по четыре в месяц получаю…» И после Володиных слов я как-то успокоился. Подумал: видно, всем успешным людям уготована такая судьба. Раз их стараются задавить психологически, мечтают извести, стало быть, завидуют, боятся конкуренции. То есть попросту признают успех. (С улыбкой.) Что само по себе замечательно.

Семья: жена - Элисо Турманидзе, пианистка; дочери - Теа (46 лет) и Кети (42 года); внуки - Кети (6 лет) и Леван (3 года)

Образование: окончил Грузинский политехнический институт, Тбилисскую консерваторию им. Сараджишвили

Карьера: капитан молодежной сборной Грузии по футболу, член основного состава тбилисского «Динамо», солист Грузинского театра оперы и балета им. Палиашвили, пожизненный солист Большого театра, профессор Московской консерватории, почетный член Болонской музыкальной академии, обладатель множества отечественных и международных призов и наград

«Ненавижу мужчин, которые бросают жён из-за молодой, длинноногой...» - говорит знаменитый тенор Большого театра народный артист СССР Зураб Соткилава .

«Жалко близких, а не себя»

Ольга Шаблинская, «АиФ»: Зураб Лаврентьевич, когда мы с вами договаривались об интервью, вы сказали, что сейчас у вас весь день по часам расписан из-за системы лечения...

Зураб Соткилава: У меня была онкология, я делал операцию в Германии, проходил «химию». После был хороший период - целых 8 месяцев всё чисто. И я как-то осмелел, начал петь... В Грузию успел поехать. Там были самые волнительные выступления, хотелось себя хорошо показать. Большой успех был... Но я начал рано давать концерты. Стрессы и нагрузки вызвали метастазы в другом месте. Вот сейчас сделал три курса химиотерапии, ещё осталось два. Это жестокая вещь... Интоксикация сильная... Вкус металла во рту - ещё чёрт с ним. Проблема в том, что ничего не чувствуешь. Бывает очень большая слабость. Иногда такая, что... (Пауза.) Врагу не пожелаю.

Писательница Дарья Донцова, перенёсшая рак, сказала: борясь с этой страшной болезнью, главное - собраться и не жалеть самого себя...

Сколько себя помню, мне себя жалко никогда не было. Мне жалко моих близких. Я знаю, как они переживают, особенно моя супруга. Вот это и есть моя боль, мои страх и жалость.

- А когда вы только-только узна-ли о своём диагнозе, какая была реакция? Страх? Отчаяние?

Мои думали, что они раньше меня узнали всё от главврача. И молчали, скрывали от меня. А на самом деле я всё знал. В один период начал бледнеть, неожиданно становилось плохо, пошёл к врачу. На УЗИ женщина-специалист сказала: «Зураб, там что-то есть. Только непонятно - качественное или злокачественное». И я понял почему-то, что некачественное...

- Сколько лет длится уже борьба с раком, Зураб Лавренть-евич?

Почти два года... Но всё равно я о плохом не думаю, всё у меня хорошо будет. Правда! У меня есть цель. Я хочу петь. Иначе жить не хочу...

По поводу пения... В клинике, где меня оперировали, есть четыре врача. Все красавцы - когда они ко мне зашли, я подумал: звёзды Голливуда... И вдруг они как запели песню, которую я когда-то исполнял! Хирурги запели! В Германии! Они уже знали, кто я такой...

Говорю главному хирургу: «Я хочу петь». Он отвечает: «Зачем вам? Сколько вам лет?» Мне тогда было 78. «Понимаете, я умру без пения. Не хочу жить без сцены». Он так сидел-сидел, потом говорит: «Я две недели был в отпуске, не сделал ни одной операции. И чуть с ума не сошёл. Поэтому приехал на два дня раньше, чтобы продолжить. Я тоже не могу без операций».

В пении для меня радость жизни, в этом смысл моего сущест-вования... Мне не так давно позвонил директор Большого театра: «Что и как будем делать?» У меня же 80-летие в марте 2017 года... Я сказал: «Давайте подождём, пока проверят меня… Если всё нормально окажется, буду готовиться». Я говорю плохо, а начинаю распеваться - и голос появляется...

Говорят, что в борьбе с болезнью очень помогают положительные эмоции... Что вам в жизни доставляет удовольствие?

Моя радость - мои дети и внуки. Когда мы все вместе, то я самый счастливый человек на свете! А положительные эмоции приносят работа в консерватории, работа с молодыми, обучать их для меня радость. У меня за 50 лет огромное количество студентов было. Сейчас замечательные ребята учатся, четверо из них на третьем курсе. Вот надо довести их до конца. Они должны стать большими певцами...

А ещё... Знаете, я понял, что такое людская любовь... По улице не могу пройти - меня останавливают, обнимают, целуют женщины, старики, молодые, знакомые, незнакомые. Конечно, мне это приятно... Все желают выздоровления и никто не сказал, что им меня жаль. Все говорят: «Мы вас не жалеем, мы вас любим».

И конечно, радует мой любимый футбол, в который я сам играл (из-за травм Соткилава был вынужден оставить спорт. - Ред.). Сейчас с удовольствием смотрю, когда на поле интеллектуалы футбола. Это фантастическая игра.

Но российские футболисты... Чемпионат Европы - это был ужас. Нарочно так плохо не сыграешь. Я тогда болел за Испанию и Италию. Иногда болею за отдельных футболистов - за Роналду и за Месси. Даже моя жена Роналду любит. Мы счастливы, когда он выигрывает.

фото из личного архива семьи Соткилавы

От критики - беруши в уши

Зураб Лаврентьевич, сейчас век разводов, но вашему браку с пианисткой Элисо Турманидзе уже больше полувека... В чём тут секрет?

Вообще кавказские семьи не разводятся по жизни. Ненавижу мужчин, которые ведут себя непорядочно. Взял в жёны молодую красивую девочку, она отдала ему свою жизнь, себя отдала, для него жила, всё делала, воспитывала детей. А потом появляется какая-то юная, длинноногая, и он уходит... Как можно бросать семью?

- А что нужно делать, по-вашему, чтобы сохранить в семье любовь на многие годы?

Компромиссы, конечно. Терпение нужно. Не бывает такого, чтобы без бури в семье было. И вот здесь надо быть чуть-чуть умнее. Женщине надо уступать, всё равно её не перекричишь. Поэтому мужчине надо быть более терпеливым. Но и женщина должна уважать своего супруга, должна делать всё для того, чтобы он хорошо выглядел, хорошо и достойно жил. Женщина делает мужчину.

Мы с супругой 51 год вместе. Жена меня поддерживает и всё делает для того, чтобы я был в режиме, питался правильно. Хотя насчёт питания мы запутались. Советчиков столько, что с ума можно сойти! Вот сидят два академика. Один говорит: «Зураб, надо кислую среду есть». Второй говорит: «Лучше щелочную». Я отвечаю: «Ребята, договоритесь и решайте, что будем делать». Отвечают: «Если бы мы знали, от чего рак происходит, мы бы нашли средство». У меня режим питания немножко сложноватый. Всё специально готовим. Через день мясо обязательно нужно для силы. И мне ещё дают добавки, препараты, которые иммунитет поддерживают.

51 год назад. Зураб и Элисо.

СОТКИЛАВА Зураб Лаврентьевич - (р. 1937) певец (лирико драматический тенор), народный артист СССР (1979). В 1965 74 в Грузинском театре оперы и балета, с 1974 в Большом театре. 1 я премия на Международном конкурсе вокалистов им. Ф. Виньяса (Барселона), 2 я премия на… … Большой Энциклопедический словарь

Соткилава, Зураб Лаврентьевич - СОТКИЛАВА Зураб Лаврентьевич (родился в 1937), грузинский певец (лирико–драматический тенор). С 1965 в грузинском театре оперы и балета, с 1974 в Большом театре. Исполнение Соткилавы отличается темпераментом и задушевностью. Лучшие партии Отелло… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Соткилава Зураб Лаврентьевич - (р. 1937), певец (лирико драматический тенор), народный артист СССР (1979). Ученик Д. Я. Андгуладзе. В 1965 74 в Грузинском театре оперы и балета, с 1974 в Большом театре. 2 я премия на Международном конкурсе им. П. И. Чайковского (1970, Москва) … Энциклопедический словарь

Соткилава, Зураб Лаврентьевич - Оперный певец, народный артист СССР; родился 12 марта 1937 г. в г. Сухуми Абхазской АССР; окончил Тбилисский политехнический институт и Тбилисскую консерваторию, профессор; 1965 1974 работал в Грузинском театре оперы и балета (г. Тбилиси); с 1974 … Большая биографическая энциклопедия

Зураб Лаврентьевич Соткилава - Оперный певец, лирико драматический тенор, солист Большого театра России, Народный артист СССР и Грузинской ССР Зураб Лаврентьевич Соткилава родился 12 марта 1937 года в городе Сухуми (Абхазия). Отец - Лаврентий Соткилава был историком,… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Зураб Лаврентьевич Соткилава - (груз. ზურაბ სოტკილავა; род. 1937) советский и российский оперный певец (лирико драматический тенор), педагог, народный артист СССР (1979).. Содержание 1 Биография 2 Признание и награды … Википедия

Соткилава - Соткилава, Зураб Лаврентьевич Зураб Соткилава Полное имя Зураб Лаврентьевич Соткилава Дата рождения 12 марта 1937(1937 03 12) (73 года) Место рождения Сухуми … Википедия

СОТКИЛАВА - Зураб Лаврентьевич (родился в 1937), грузинский певец (лирико драматический тенор). С 1965 в грузинском театре оперы и балета, с 1974 в Большом театре. Исполнение Соткилавы отличается темпераментом и задушевностью. Лучшие партии Отелло (Отелло… … Современная энциклопедия

СОТКИЛАВА - Зураб Лаврентьевич (род. 1937), певец (лирико драматический тенор), народный артист СССР (1979). Ученик Д. Я. Андгуладзе, стажировался в Италии. В 1965 74 в Грузинском театре оперы и балета, с 1974 в Большом театре. 2 я премия на Международном… … Русская история

Зураб Соткилава - Зураб Лаврентьевич Соткилава (груз. ზურაბ სოტკილავა; род. 1937) советский и российский оперный певец (лирико драматический тенор), педагог, народный артист СССР (1979).. Содержание 1 Биография 2 Признание и награды … Википедия