Белое платье Золушки (сборник). Кир Булычев - Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки (сборник) К булычев поселок в сокращении

Шел дождь со снегом, словно зима решила вернуться, поэтому собрались у Старого, в классной комнате. Еле уместились. Ребята сидели на полу, их хотели выгнать, но никто не ушел, даже самые маленькие. Олегу казалось, что все взрослые задались одной целью - оспорить Сергеева, выставить его лжецом или фантазером. А Олега попросту не принимали во внимание. Олег не понимал, что это происходит из суеверного опасения - всем так хотелось, чтобы Сергеев увидел именно скаут, что аргументы против этого выдвигались самые отчаянные. Даже глупые, с точки зрения Олега.

Например, мать почему-то сказала, что это был автоматический спутник, оставленный еще старыми исследователями.

В атмосфере? - отвечал Сергеев. - В достаточно густых ее слоях? Да после первого же оборота спутник сгорит.

А высота? Ты уверен в высоте? - спросил Вайткус. Он раскраснелся, стал темнее своей рыжей бороды.

Олег, повтори.

Олег повторил, в пятый, наверное, раз, что это был темный предмет, двигался он быстро и оставлял за собой пушистый след.

Высота до десяти километров, - объяснил Сергеев.

В комнате стало душно, но двери открывать не стали, потому что слепая Кристина была простужена и кашляла.

Не исключено, - произнесла Луиза, - что у них здесь есть очень быстрые птицы. Сказочно быстрые птицы.

Со скоростью тысяча километров в час? - терпеливо спросил Сергеев.

Олег удивился его терпению. Ему давно хотелось закричать: никакая это не птица, не спутник, здесь, где-то совсем рядом, есть люди, а мы почему-то сидим и тратим время на пустые разговоры!

Для планетарного катера, ты думаешь, он мал? - спросил Вайткус.

Ну, типичный скаут, понимаешь, типичный скаут, - ответил Сергеев. - Я их в жизни навидался - сотни. И сам запускал.

Значит, они нас сфотографировали? - спросила Марьяна.

Не думаю, - вставил Старый. - Карту планеты сняли в прошлой экспедиции, когда сюда прилетал «Тест». Это или биоскаут, или геологический...

Ну, хоть ты веришь... - отозвался Сергеев.

Мне бы хотелось верить, - ответил Старый.

Значит, они могут нас и не заметить? - спросила Марьяна.

Могут и не заметить, - согласился Сергеев. - А могут и заметить.

Только не надо этого оптимизма, - осадила Кристина. - Никто нас не заметит. Для того, чтобы заметить, нас надо искать. Вы что, не представляете себе, какой ничтожной точкой мы кажемся на лице этой планеты? Ничтожной, причем металла в нашем поселке так мало, что при любом анализе он будет казаться порождением леса и продолжением его. Никто нас не найдет.

Но, может, случайно?

Скауты берут пробы биосферы, воздуха, грунта, они не составляют карт, - сказал Старый. - Кристина права, шансы найти нас ничтожны. Нельзя забывать и о том, что мы всегда под облаками.

Но они могут увидеть корабль, - вмешался Олег. - Над ним бывает чистое небо.

Шанс чуть больше, но тоже невелик, - вздохнул Сергеев.

Все, подумал Олег, они начинают соглашаться. Они дали себя уговорить. Как будто сделали одолжение. Ему вдруг захотелось громко сказать, чтобы все слышали: если бы не его шар, они бы никогда не увидели скаут; может быть, эта экспедиция, которая запускает скауты, сидит здесь уже полгода и даже собирается улетать. И он так явственно представил себе корабль, похожий на «Полюс», но другой, и как там ходят люди, чистые и одетые в красивые мундиры или скафандры, и как они закрывают контейнеры с образцами и говорят друг другу: вот и все, ничего на этой планете интересного, кроме крикливых коз и шакалов.

В комнате было очень тихо.

А может, они уже улетают?

Порыв ветра бросил о крышу заряд снега, и крыша задрожала.

Свет, проникавший сквозь окошки, затянутые пузырями мустангов, был таким тусклым, что лица людей расплывались в полумраке, и неясно было, что на них написано. Одинаковые серые пятна.

Надо к ним пойти, - решил Дик. - Если мы будем сидеть, ничего не случится. Надо пойти и сказать им, что мы здесь.

Молодец, Дикушка, - похвалила Марьяна и положила руку ему на плечо.

Глупо, подумал Олег с обидой. Это должен был произнести я. Почему я ждал, пока скажет Дик?

И куда же вы пойдете? - спросила мать. - Может, этот скаут ходит по кругу? Может, он летел направо, а может, налево? Может, он должен сесть в другом полушарии?

А ты что предлагаешь? - спросил Старый.

Надо дать какой-то сигнал.

И какой же мы дадим сигнал?

Я думал об этом, - отозвался Сергеев. - По-моему, положение не так безнадежно. Мы точно знаем направление движения скаута. А я из своего опыта могу предположить, что скауты редко ходят кругами. Биоскауты ходят ромашкой.

Олег понял, что мать сопротивляется не потому, что в самом деле не верит Сергееву и считает любую попытку найти экспедицию бессмысленной. Она просто испугалась, что искать экспедицию пошлют Олега. И не говорит об этом, а ищет другие причины.

Он летел по очень пологой дуге, - вспомнил Сергеев. - И потом ушел в облака.

Чего же ты раньше не сказал! - воскликнул Старый.

Вы мне вообще не хотели верить, - ответил Сергеев. - А это частность.

Ничего себе частность! - Вайткус высоким гулким голосом рассмеялся, и мать закричала, чтобы перекрыть его смех:

А далеко это? Где эта точка?

Я могу указать направление, - ответил Сергеев, - в котором находится база этого скаута. - И он поднял руку.

Юго-восток, - определил Старый.

Облака однообразны и обманчивы, - продолжал Сергеев. - К тому же я не могу точно сказать, сколько скаут пролетел в облаках и под ними.

Но порядок, порядок? - уточнила Луиза.

Несколько десятков километров. Вряд ли более.

Ну, это уж чистое везение, - вырвалось у Вайткуса.

«Он никогда не ходил в лес, - подумал Олег. - Он не представляет себе, что такое здесь сто километров. Никто из нас еще не ходил так далеко, даже Дик. Нет, мы ходили, но только к кораблю, в горы. А к юго-востоку очень трудный лес. И болота. Как-то Дик доходил до реки, перед ней болота».

Трудно, - произнес Дик.

Но ведь реально, правда, реально? - В голосе Вайткуса появились просительные интонации. Он понимал, что ему-то туда не дойти. Идти придется Дику. И Олегу.

Они уже улетели, - повторяла мать. - Пока вы будете туда добираться, они наверняка улетят.

Мы не можем потерять этого шанса, - возразил Старый. - Если нужно, я сам пойду.

Куда уж, - качнул головой Дик. - Дорога трудная.

Но дойти можно. - Казик вскочил. - Мы сделаем плот.

А болота? - спросил Дик. - Я туда пробовал сунуться.

Мы их обойдем. Они же кончатся.

В конце концов, - напомнил Олег, потому что получалось, будто идти другим, а не ему, - мы ходили к перевалу. И это труднее.

Пять-шесть дней пути, - вычислил Вайткус. - Я пойду с вами.

Это более опасная дорога, чем к перевалу, - сказал Сергеев.

За окошком стемнело. Старый зажег плошку, и огонек начал играть на лицах, делая их непохожими и злыми.

Кто-то двинулся сзади Олега, приблизился, мягкая рука коснулась его шеи. Вайткус с Сергеевым спорили о местности, что лежала на юго-востоке, будто они там бывали. Олег обернулся, потому что ему хотелось, чтобы это оказалась рука Марьяны, но он знал, что это не Марьяна: у той сухая и жесткая ладонь. Это была Лиз.

Она приблизила губы к самому уху Олега.

Не ходи туда, останься, я боюсь за тебя.

Она говорила шепотом, но люди сидели так тесно, что Олегу показалось - все услышали эти слова и будут смеяться. И он отдернул голову, чтобы освободиться от прикосновения, и ничего не сказал. В ушах шумело, и он с трудом понял, что Старый говорил о плоте.

Для плота нужны бревна. А бревна надо срубить. Топор у нас один, пила - это скорее ножовка. И еще неизвестно, будут ли плавать стволы тех деревьев, что растут там.

Если бы не река, - сказал Дик, - мы бы дошли за пять дней.

Можно сделать пузыри, - решил тогда Олег, - пузыри, чтобы плавать. Ребятишки же у нас плавают на пузырях. Как воздушный шар, только поменьше. И мы переплывем.

Это идея, - оценил Старый.

Погодите, погодите! - Марьяна вдруг быстро заговорила, как будто боялась, что ее прервут или кто-то догадается, прежде чем она успеет произнести сама. - Олег сказал, что пузыри как шар. Но нам совсем не надо переплывать реку и идти по болотам. Ведь у нас есть шар!

А как же тогда лететь к кораблю? - спросил Сергеев.

А зачем? - удивился Олег. - Корабль нам теперь не нужен.

Потом был общий шум, все друг друга перебивали, потому что шар был замечательным выходом из положения и встреча с той неведомой спасительной экспедицией, которая запускает скауты, стала реальной и простой. Сесть в шар и долететь за один день, а то и меньше. Кто-то говорил о том, что ветры здесь дуют непостоянные, если потеплеет к ночи и выпадет роса, то ветер обязательно будет южный. Даже мать вдруг успокоилась и стала говорить Олегу в ухо, чтобы он теплее оделся. Но тут застонала Кристина и сказала, что ей душно, что ей плохо, и попросила отвести ее домой. А Лиз попросила Олега довести Кристину, потому что ей одной не справиться.

Олегу не хотелось уходить, потому что сейчас будут обсуждать самое важное, касающееся именно его.

К счастью, тут же поднялся Сергеев.

Перерыв, - объявил он. - Все равно дышать нечем. Я предлагаю: все поужинают, а потом мы продолжим разговор. Ребят уложим и еще поговорим. Все ведь очень серьезно.

Олег не понял, почему все серьезно, но был благодарен Сергееву, что тот прервал разговор.

Они вели Кристину к ее дому, Лиз совсем не помогала Олегу, а просто шла рядом. Да и не нужна была Олегу ее помощь, Кристина легкая, совсем бесплотная, ее можно на руках донести.

Я мечтаю, - говорила Кристина, - я нахожусь словно в сладком кошмаре. Неужели я увижу наконец настоящих людей? Я полагаю, что мою слепоту они вылечат сразу, может, даже здесь, на базе. Это же несложная операция, правда?

Конечно, вас вылечат, - согласился Олег. Он все время ощущал взгляд Лиз.

Я без тебя скучаю, - проговорила Лиз. - Ты совсем к нам не заходишь.

А кому мы нужны? - запела свою печальную песнь Кристина. - Даже если они меня вылечат, мне никто уже не вернет молодости. Никогда. И может быть, лучше и не открывать глаз снова - что за радость увидеть в зеркале урода и развалину.

Но Олег не верил, что она так думает на самом деле. Она, наверное, думает, что ей возвратят и молодость. Ведь может так быть, что за двадцать лет в Галактике уже столько всего изменилось, что люди перестали умирать. Если у людей много места, чтобы жить - ведь столько свободных планет, - то всем хватит места. Природа, а это он учил еще на уроках Старого, рассчитала жизнь человеку как защиту от гибели вида. В каждом биологическом виде действует один и тот же закон - продолжительность жизни одного существа должна быть такой, чтобы он успел дать потомство и по возможности помочь ему выжить. Рыбы, которые мечут икру, могут погибнуть сразу, потому что икринок очень много. Уже млекопитающим важно выкормить детенышей и, может, даже несколько приплодов выкормить, чтобы вид увеличивался. И люди когда-то жили лет по двадцать, по тридцать. А потом они начали обманывать природу, вот тогда человек и стал цивилизованным. Потом человек избавился от многих болезней и теперь живет до ста лет. Виду не нужно, чтобы человек жил до ста лет, а он живет. Значит, в этом тоже есть какой-то смысл? Старый, когда Олег начал ему как-то развивать эту самую идею, сказал, что Олег - стихийный детерминист. Олег не стал спорить. Он уже твердо решил, что прав. Прав в том, что человек живет сто лет не случайно - так надо Природе. Она хочет заселить человеком Галактику, все те планеты, где нет своей собственной разумной жизни. А для этого нужно много миллиардов людей. И старые люди нужны, потому что они владеют опытом и мудростью. И они нужны на новых планетах, может, больше, чем на Земле. Без Старого и Томаса деревня давно бы умерла или стала дикой. Может быть, люди откроют вечную молодость. И бессмертие. Но это будет означать, что им предстоит совершить еще один прыжок - в другие галактики.

Ты приходи ко мне, - повторяла Лиз, и Олег понял, что она говорит это все время, одинаково и терпеливо. - Я буду ждать. Когда все лягут спать, ты приходи ко мне. Кристина будет молчать.

Я не буду молчать, - вмешалась Кристина, - вы мне будете мешать. Вы еще дети, вам рано об этом думать.

А мы ни о чем не думаем, - ответил Олег.

Они подошли к дому, Олег оставил Кристину.

Лиз, ты заведи ее, а мне надо идти.

Я буду ждать, - повторила Лиз. - Я всегда буду тебя ждать.

Спокойной ночи.

Он не особенно вслушивался в ее слова, и ему было странно, что Лиз может именно сейчас так говорить, он не понимал, что Лиз было очень страшно: вот он сейчас снова уйдет или улетит и опять надо будет ждать его и не знать, вернется он или нет. А она ничего не могла с собой поделать, она все время думала об Олеге и даже ночами выходила из хижины, шла к его дому и стояла за тонкой стенкой, чтобы слушать, как он поздно разговаривает со Старым или с матерью. И потом она слушала, как он спит, и боролась со жгучим желанием войти тихо-тихо в его дом и лечь рядом с ним, обнять его, теплого и послушного.

А Олег вернулся к Сергееву, где уже были Старый и Вайткус. Как бы совет поселка. Олега они не звали, но ведь не выгонят. В поселке как-то так получилось, что каждый сам решал, приходить ему на совет или нет. И сейчас Дик пошел спать, хотя разговор касался и его, Марьяна была в доме и Линда, они там жили, понятно, что им некуда уходить. И еще был Казик, только он не вошел, а стоял на улице, дрожал у стенки, слушал. Олег кинул ему:

Ты заходи, чего уж.

Но Казик только отмахнулся. Он лучше знал, что можно, а что не надо делать.

Я посижу? - сказал Олег вопросительно, войдя в комнату.

Никто не ответил, но никто и не возразил. Сергеев как бы подвел итог тому, что говорил раньше:

Поэтому я остаюсь при своем мнении. Порядок приоритета должен оставаться незыблемым.

Все молчали.

«Какой порядок приоритета?» - подумал Олег. Надо ждать. Кто-то сейчас ответит, и станет понятно.

Сергеев прав, - заключил Старый. Он подвинул единственной рукой чашку с чаем. Отхлебнул.

Марьяна поставила чашку перед Олегом.

Извечная проблема, - продолжал Старый. - Журавля и синицы. Мы не можем сказать наверняка, есть ли здесь экспедиция или Сергеев с Олегом стали жертвой оптического обмана.

Нет, - возразил Олег.

Не перебивай. Мы не знаем, спускался ли скаут в том направлении для взятия пробы. Мы не знаем, собирается ли улететь экспедиция, ведь не исключено, что это автоматическая станция. Мы ничего не знаем. Значит, у нас журавль в небе. Конечно, соблазнительно встретить здесь людей. Это как светлая мечта. Но боюсь, что арифметика против нас. Зато у нас есть синица в руках - «Полюс». Он достижим. Олег, надеюсь, не зря провел зиму. Я проверял его, да и ты, Сергеев, тоже. Знания его, конечно, недостаточны, но солидны. И есть надежда, что вместе с ним вы сможете что-то сделать с передатчиком. Вот и все.

Старый принялся пить чай, и Олег не понял, к чему же он клонил. Не надо лететь на поиски экспедиции?

Но это не оптический обман, - вмешался Олег. - Я уверен.

Есть и другая задача, - произнес Вайткус. - О козе, капусте и волке.

Олег ее знал. Но опять не понял, к чему это сказал Вайткус. Остальные поняли, Сергеев усмехнулся и посмотрел на Олега.

Объясните, - попросил Олег. - А то вы говорите загадками.

Это не загадки, но задача, - поправил Сергеев.

Марьяна села рядом с Олегом, и он видел ее четкий профиль. Профиль был очень красивым, и Олег не стал на него смотреть, чтобы не пропустить слов Сергеева.

Надо лететь к экспедиции, правильно?

Конечно, надо. И на воздушном шаре, - согласился Олег.

Я полечу. Могу с Марьяной. Могу с Диком, - ответил Олег. - У нас есть опыт.

А мы думаем, что тебе лететь не следует.

Да просто. Ты только что слышал о журавле в небе и синице в руках. Наш поселок очень мал, и людей в нем тоже очень мало. И для того, чтобы выжить, мы должны по мере сил исключить риск.

Я не понимаю.

Тебе предстоит идти к «Полюсу». Это обязательно. И идти скоро. Уже началось лето.

Мы слетаем и, если там никого нет, вернемся и полетим к «Полюсу». Это так просто.

Ни черта не просто! - почти закричал Старый и даже стукнул кулаком по столу так, что чашка поехала к краю и Марьяна еле успела ее поймать. - Мы не знаем, сколько продлится полет к экспедиции. Мы не знаем, где она находится, мы ни черта не знаем. В лучшем случае мы можем надеяться на то, что шар перенесет людей через реку и болота. Я не верю, что в этих лесах можно будет садиться на шаре и подниматься вновь. Вернее всего, шар придется бросить. И быть готовым к тому, что поход к людям займет много времени.

Олег услышал движение у двери. Оказывается, Казик тихонько вошел, не мог превозмочь любопытства, а может, замерз на улице. И стоит у двери. Неподвижно, как дерево.

А до корабля дойти можно, - продолжал Старый. - Мы знаем дорогу, мы лучше одеты, это путешествие трудное, но не экстраординарное. И ты для него нужен. Ты сможешь дойти туда с Сергеевым. Все ясно?

А кто тогда полетит на моем шаре? - спросил Олег, непроизвольно сделав ударение на слове «моем».

Это наш общий шар, - поправила Марьяна, будто обиделась.

На шаре полетят Дик и Марьяна, - ответил Старый. - Они лучше всех могут прожить в лесу.

Спать, Казик, - велел Вайткус. - Уже поздно.

Казик остался стоять в дверях, и в его неподвижной позе было столько упрямства, что Вайткус сделал вид, что более не замечает мальчика.

Что же это получается, - начал Олег гневно, - я испытывал шар, я лучше всех умею на нем летать. Я должен лететь на нем к кораблю, а его у меня отнимают?

А как бы ты поступил на нашем месте? - спросил Старый. - Если бы думал не только о себе, но и обо всем поселке?

Я бы отменил этот полет к скауту. Нет там никакого скаута.

Ну вот, - улыбнулся Сергеев, - явный перебор.

Тогда я полечу вместе с Марьяной. А к кораблю пойдет Сергеев. Он тоже много знает про рацию.

Олег понял, что не может допустить, чтобы Марьяна с Диком без него полетели в такую даль - к болотам, к реке, - а он будет здесь сидеть и ждать лета. И потому он бросился еще в одно наступление.

Почему вы думаете, что на шаре нельзя спускаться и снова подниматься? Мы слетаем и вернемся. В крайнем случае без шара вернемся. И сделаем новый. Чистоплюй поможет, и мустангов еще отловим.

Мустанги до осени откочевывают, - напомнил тихо Казик. - Мустангов больше не будет.

Ну, это не так важно, - раздраженно отмахнулся Олег. - Мы все равно успеем к кораблю. Лето длинное.

Никто не возразил ему. Все молчали и не смотрели на него. Старый допивал чай, Вайткус крутил бороду, будто завивал косички, а Сергеев вытащил ножик и стал состругивать сучок со столешницы.

Олег замолчал, и ему показалось, что с ним согласны. Молчат, значит, согласны, значит, он их убедил. А потом заговорила Марьяна.

Они решили правильно, - проговорила она. - Только они боятся произнести вслух то, что надо сказать.

Что? - Олег удивился тому, как она говорит. Они все знали нечто очевидное, чего он знать не мог. - Что?

То, что мы - те, кто пойдет за скаутом, - можем не вернуться. Долго не вернуться. Или совсем. И тогда нужно, чтобы ты остался и дошел до корабля.

Ты с ума сошла! - закричал Олег. - Как ты можешь так говорить!

А взрослые молчали, потому что были согласны с Марьяной и с самого начала допускали злодейскую, непростительную мысль, что Марьяна может не вернуться.

Это так понятно, - закончила Марьяна. - Ты хочешь чаю?

Я вообще больше не хочу с вами разговаривать! - крикнул Олег и кинулся к двери.

Казик еле успел отпрыгнуть в сторону.

Олег пробежал несколько шагов по улице, попал ногой в холодную лужу. Он пошел медленнее к изгороди по грязной дороге. Под ногами хрустел тонкий лед. Олег не замечал холода.

Он остановился у изгороди, глядя на темный лес, по которому носились быстрые голубые светлячки, услышал, как скрипнула ступенька перед домом Сергеева, как вышли Вайткус со Старым. Услышал тихий голос Вайткуса:

Что с ним стряслось? Неужели стало жалко шара?

Это тоже, - ответил Старый. - Но есть и другая причина.

Но какая причина - Олег не услышал, потому что Старый конец фразы сказал шепотом.

Странно, - протянул Вайткус, - ты, наверное, прав, а я не замечаю очевидных вещей. Они же выросли, они же почти взрослые. И вещи, очевидные и естественные на Земле, здесь как-то выпадают из поля зрения.

И мне жалко парня.

Но другого выхода я не вижу.

Потом Вайткус со Старым распрощались и ушли.

Скрипнула дверь. Кто-то еще вышел из дома Сергеева. Олег сказал себе, что это сам Сергеев идет его уговаривать, но надеялся, что не Сергеев.

Олег готов был откликнуться, он был рад, что Марьяна ищет его. Но потому-то не откликнулся. Наверно, и сам бы не смог объяснить, почему. Нет, смог бы, она сейчас будет уговаривать его, так же как и остальные. Она согласна лететь на его шаре, она согласна на то, чтобы Олег оставался здесь. Но ведь изо всех людей на свете именно она должна понимать, что нельзя слушаться осторожных стариков. Они всегда боятся. Они боятся умереть здесь, они боятся рисковать, им наплевать, что чувствует Олег, чего он хочет, они рады посадить его в яму, если, с их точки зрения, это выгодно поселку. А что такое выгода поселка? Ведь думают они о себе, каждый о себе. Выгода поселка - пустые слова. Наверное, те люди, которые на Земле начинали войну, чтобы покорить других людей, тоже говорили о выгоде своего поселка. Надо плюнуть на все, не обращать внимания. С рассвета подняться самому на шаре, одному, и улететь. Он знает направление. Он один долетит туда, найдет экспедицию. А в самом деле, что ему мешает улететь на рассвете? Где шар?

Шар сложен под навесом. Одному его не вытащить.

Олег решил попробовать, пока все спят. В этот момент он не думал о ветре, о том, что кто-то должен отвязать шар. Он повернулся и побежал к сараю. У него вся ночь впереди.

Тогда Марьяна, которая так и не ушла, потому что была уверена, что Олег где-то рядом, заметила его. Она не стала его окликать, а подошла к навесу.

Ты что хочешь делать? - спросила она шепотом.

Олег вздрогнул.

Ты что? - Он тоже говорил шепотом.

Марьяна не оделась, выбегая на улицу, под мокрым снегом волосы слиплись, повисли короткими прядями.

Я боялась, куда ты делся.

Иди спать. Я сам обойдусь.

Ты хочешь улететь один. Это глупо.

Я самый глупый в поселке, - кивнул Олег. - Вы все умные, а я дурак. Поэтому я буду сидеть здесь и ждать.

Ты же всю зиму учился. От тебя так много зависит.

Если бы я знал, чем это кончится, я бы никогда не учился.

Я тебя люблю, потому что ты самый умный.

Меня никто не любит, меня просто хотят использовать, как машину. И никому нет дела до того, что я сам думаю.

Не бойся за меня. Я полечу с Диком. Ты же знаешь, что ничего не случится.

Если ничего не случится, то надо лететь вместе.

А вдруг случится?

Тем более.

Олежка, не надо. Ты бунтуешь, потому что они правы. И ты знаешь, что они правы. Пока мы будем лететь туда, ты будешь готовиться к походу.

Если там есть экспедиция, то мой поход никому не нужен. Это обман.

Нет, это мысли взрослых людей.

Они думают только о себе.

Глупо. И странно это слышать от тебя, Олежка. Они думают так, как и я. О ребятишках, которые уже подрастают и которым надо вернуться домой, чтобы учиться. О старых, которым надо жить. И о тебе тоже.

Тогда ты пойдешь со мной в горы.

А кто полетит?

Дик и Казик. Они справятся.

Ты этого никогда и никому не скажешь. Иначе я с тобой больше не знакома. Как тебе не стыдно привязывать меня, чтобы я сидела рядом! Зачем? Чтобы глядеть на тебя? У тебя для этого есть мать.

Они обойдутся без тебя.

Я знаю все растения и лекарства. Я там нужна.

Ты нужна мне.

Ты знаешь. Потому что я люблю тебя.

Скрипнула дверь, как будто рядом.

Это отец, - сказала Марьяна. - Пошли спать. И если ты любишь меня, как говоришь, ты все поймешь.

Темная фигура Сергеева приближалась, темнела сквозь редкий снежок.

Марьяна потянула Олега за руку, к домам. И он пошел.

В голове была такая каша, что Олег сам не знал, что он думает.

Я уж стал беспокоиться, - произнес Сергеев.

Мы разговаривали, отец.

Ну и хорошо. - Сергеев положил тяжелую руку на плечо Олегу. - Я бы тоже на твоем месте расстроился. Я понимаю. Но ты и нас пойми, Олег. Нам очень трудно. Мы живем все эти годы рядом со смертью. Ты слишком молод, чтобы ощущать это так, как ощущаем мы. Ты думаешь, мне не страшно отпускать Марьяшку? И в прошлом году было не страшно? Ты, пожалуйста, подумай.

Булычев раскрывает для меня новые грани своего творчества. Я даже не подозревал, что у автора многочисленных детских книжек, позитивной, веселой и сатиричной литературы могут быть такие серьёзные и мощные по накалу страстей повести. Это не тот автор, которого я знаю, вернее тот, но его герои вдруг сильно повзрослели, столкнувшись с суровыми тяготами и непредсказуемыми опасностями дикого инопланетного мира.

Всё, что нужно знать о сюжете, чтобы решить близка ли эта тема вам как читателю, уместится в краткой аннотации. В неопределенно отдалённом будущем космическая экспедиция потерпела бедствие и совершила аварийную посадку на неизвестной планете. Немногочисленные выжившие поспешили покинуть корабль, превратившийся в смертельно опасный очаг благодаря выбросу радионуклидов. Негостеприимная планета встретила пришельцев холодным климатом и ощетинилась всеми представителями животного и растительного мира. Несмотря на все трудности, около двух десятков человек нашли свой приют на клочке земли, где и основали Посёлок. Балансируя на грани голода и вымирания, люди не оставили надежды на будущее. Вот уже появилось молодое поколение, более приспособленное к опасностям, поджидающим за деревянным частоколом. Состарившиеся члены экспедиции всеми силами стараются наладить быт, передать детям те знания, которыми ещё владеют сами, и главное – воспрепятствовать деградации, которая сведёт на нет результаты тысяч и тысяч лет эволюции. Вот и все вводные, остальное ищите в первоисточнике.

Выше описана лишь внешняя оболочка, или, если хотите, фон. Согласитесь, тема не нова и обыграна несчётное число раз в литературе и кинематографе. Но есть что-то особенное в этой книге, что выделило для меня «Посёлок» среди множества других «собратьев по теме». И дело вовсе не в гордости за отечественного производителя, а именно в том, что вложил в эту книгу Кир Булычев. Если систематизировать достоинства, то я бы выделил три категории.

Категория первая – описательная. Планета обрисована впечатляюще. Всё, начиная с погоды, образа леса и продолжительности сезонов, заканчивая столь непохожей на Земную фауной, скрывающейся за ярлыками привычных нам названий, завораживает читателя. Подвижные и хищные растения, норовящие ухватить, укусить, обжечь и уколоть, странные агрессивные животные, неумолимые в своей охоте на землян, таинственные звуки и запахи, - это такой наполненный мир, что в нём можно попросту раствориться. Чуждость и уникальность всего, что мы видим глазами героев, заставляет опасаться и не доверять планете, избегать контакта с ней, но в то же время пробуждает исследовательский дух, и любопытство ведёт всё глубже в чащу, дальше от последнего оплота цивилизации. И в воинственной и враждебной природе чувствуется особая красота и изящность, немного дикая и пугающая, но прекрасная и совершенная.

Второе достоинство – персонажи, двигатели сюжета. Столь непохожие друг на друга, своенравные и разносторонние, целеустремлённые и влекомые своими интересами, желаниями, но в то же время сплочённые и сознательные. Конечно, нет идеальных людей, и герои часто совершают ошибки, может даже слишком часто. Но кто рассудит много или мало приходится ошибаться рядовому землянину в нашей повседневной жизни, комфортной, изобилующей излишествами, многочисленными благами и защитой социальных институтов? Здесь же люди не просто совершают ошибки, они сразу пожинают плоды своих действий, и каждый необдуманный или неудачный поступок очень дорого обходится как одному человеку, так и всему поселению.

Главные действующие лица – это старшие представители нового поколения, выросшие уже здесь, после крушения. Они взвалили на себя бремя забот о выживании и пропитании Посёлка. Но каждый из них идёт своим путём. Одни персонажи уже почти «одичали», то есть принадлежат больше этому миру, обладают необходимой для выживания силой, выносливостью, ловкостью и чутьём охотника. Другие ещё сохраняют связь со стариками и пытаются учиться, познать неведомый и утерянный, загадочный и сказочный мир под названием Планета Земля.

Но самое главное кроется не в сходстве, и не в отличиях, а в том, что хочется верить автору. Очень легко представить себя одним из участников событий, ещё легче проникнуться любовью и симпатией к каждому из них, закрывая глаза на все их недостатки и вспышки эгоизма. Спустя несколько глав, уже не верится, что это всего лишь книжные персонажи, кажется, что это реальные люди, и ты знаешь или знал их раньше. А потому все их радости и горести принимаешь близко к сердцу, чувствуешь себя сопричастным и ответственным по отношению к этому маленькому сообществу. И эта сопричастность может вызвать сильную боль. Боль утраты и чужих страданий. Нет, книга вовсе не представляет собой произведение в духе Шекспира или Мартина, где «все умерли», но этого и не надо, ведь Булычев играет на другом инструменте. Главное в этом мире – надежда, согласованность действий и нежелание сдаваться. Но что если читатель видит - вот-вот все планы пойдут прахом и всё закончится трагедией? И всё. Вымрет Посёлок вместе с деятельными стариками и непоседливыми детьми. Поэтому напряжение захватывает еще в начале книги, и не отпускает до самого конца. Очень, очень непростого.

И наконец третье. Кир Булычев вкладывает в слова своих героев самую обыкновенную правду. Правду о жизни, о людях, о взаимоотношениях и ценностях, как общечеловеческих так и личных. Его персонажи прекрасно знают, что такое долг, что такое ответственность. И хотя в силу возраста и темперамента, некоторые проходят через бунт, но в глубине души всегда остаются верными своим ближним. А близкими являются все жители без исключения. Взаимовыручка и доверие становятся базовыми принципами выживания. А простая незатейливая любовь, умение видеть будущее и продолжение в детях, показывают, что люди могут пережить многое и остаться людьми, если будут помнить прошлое, жить настоящим и думать о будущем. История, язык, науки и все-все-все знания должны быть приумножены, сохранены и переданы от одного поколения к другому. И в каждый момент времени стоит помнить, что несмотря на все достижения и одержанные победы, люди всегда остаются людьми, со своими достоинствами и недостатками, любовью и ненавистью, добротой и злобой, удачами и неудачами. А потому важно уметь смирять гордость и самонадеянность, ведь в мире всегда будет хватать неожиданностей и вызовов, которые судьба может обрушить на Человека. Нужно быть готовым ко всему.

Вот моя деревня, вот мой дом родной. (с)

19

Тема кораблекрушения и выживания довольно популярна в литературе. Путешествуют ли на паруснике или на космическом корабле – неважно, главное, что герои попадают в сложную ситуацию и вынуждены выживать всеми способами.

Роман Кира Булычева «Поселок» - не исключение из общего правила. Его герои, ученые, инженеры, их семьи летели на космическую станцию, но потерпели крушение и оказались на негостеприимной планете. Они вынуждены бежать с корабля из-за радиационной опасности и селятся на опушке леса, который и убивает и дает возможность выжить. Но, в отличие от других романов, герои Булычева не только выживают, они еще и стараются не деградировать, сохранить те знания, что были им доступны на момент гибели корабля. На корабле были дети, потом рождались еще и взрослые организуют школу, пытаясь передать им свои знания.

Персонажи романа – живые люди, со всеми достоинствами и недостатками. Нет шаблонных глянцевых героев, мудрых старцев или прекрасных дев. Между ними возникают споры, конфликты, недопонимание. Один из главных персонажей – Старый. Это тот самый человек, стараниями которого в основном сохраняются знания. Но он сам осознает тщетность своих усилий не допустить того, что поселок скатится в первобытное состояние. Вся надежда поселенцев основана на том, что подросшее поколение вернется к кораблю и подаст сигнал о помощи, их найдут и заберут с этой планеты. А что будет, если помощь не придет? Если поселенцы навсегда обречены жить на этой планете? Кому тут нужны будут знания земной истории? Какой бессмыслицей покажутся чертежи атомного реактора тем, у кого нет даже микроскопа? Примером служит календарь. Первые поселенцы сделали календарь, зарубками на столбах они отмечали время своего пребывания на планете. Но для нового поколения этот календарь теряет смысл. Земное летосчисление, особенно деление на времена года плохо соотносится с местными условиями. Через несколько поколений смысл земного календаря будет утерян и столбы с зарубками скорее всего станут просто памятником, фетишем, объектом религиозного поклонения. Старый это прекрасно понимает, поэтому все усилия направлены на то, чтобы добраться к кораблю.

Во время чтения я вспомнила роман из трилогии Гаррисона о Язоне дин Альте «Специалист по этике». Там жрецы молились серной кислоте и генератору, каким-то образом попавшим в их мир.

Интересно сравнение Дика и Олега. Дик уже больше принадлежит этому миру, чем земному, тогда как Олег больше грезит Землей. Но чтобы добиться успеха, им нужно действовать сообща, иначе ничего не получится. Дети поселенцев приспосабливаются к жизни на планете гораздо легче родителей, которые не готовы жить на этой земле, многие из них только «доживают свой век».

С появлением на планете станции с Земли все меняется. Неспешные события и неторопливые описания жизни поселка сменяются отчаянными приключениями. Нет больше философских разговоров, есть только действия, закрученные в невероятный узел. Повороты сюжета не дают вздохнуть спокойно.
Последние страницы даже довели меня до слез.

Все это нивелирует некоторые огрехи повествования, и некую неубедительность персонажей, прибывших с Земли.

Книга превосходно подходит для подростков.

После прочтения романа я вот что подумала. А вдруг древние цивилизации, например, майя или инки это потомки вот таких потерпевших «кораблекрушение»? Почти все знания, технологии были утеряны, забыты, какие-то вполне нормальные осмысленные действия выродились в кровавые ритуалы, и нам остались только каменный календарь майя и странные картины в пустыне Наска?

Ждать всегда плохо, особенно когда не знаешь, чем кончится ожидание, но почему-то мы всегда чего-то ждем.

12

Как странно бывает в жизни, ну не люблю я фантастику, и я в этом была убеждена много лет. И вот коллега (в ожидании заседания) с огромным удовольствием читает книгу, и советует ее мне. Книга на вид неказистая, тем более выпущена детским издательством, и к тому же фантастика. Но поддаюсь на ее эмоции и начинаю читать, и увлекаюсь настолько, что забываю, что это выдумка, что этого не было и не может быть. Я ощущаю себя жителем поселка вместе с Олегом и Диком, Старым и Марьяной, Казиком и Сергеевым, Лиз и другими немногочисленными жителями. Кто они эти люди, откуда они появились, и как им живется.
Почти двадцать лет назад исследовательский космический корабль «Полюс» разбился при приземлении на эту планету, а оставшимся в живых пришлось искать убежище от возникшей после аварии утечки радиации. Так возник этот небольшой поселок, с несколькими кособокими домиками. Сколько всего им пришлось пережить, но у них была цель вернуться на землю. У каждого человека в поселке свой характер, свои положительные и отрицательные качества и достоинства. Все герои предстают перед нами такими живыми и настоящими. Автор поднимает в книге совсем не детские вопросы (это к тому, что вроде книга детская), как в таких условиях сохранить человечность, не дать никому деградировать. Они все от мало до велика трудятся, у всех свои обязанности. Старшие учили детей, без книг, без тетрадей, рисуя палочкой на земле, и желания познавать у детей было больше, чем у имеющих современные гаджеты. Детям рассказы взрослых о далекой родине кажутся сказками, а уж возвращение всех на Землю просто фантастикой (смешно так писать о фантастической книге).
Очень привлекает описание необычайно колоритного инопланетного мира со своеобразной флорой и фауной. Порой мурашки по телу только от описания этих необъяснимых существ, с которыми приходится сталкиваться людям.
Любопытно, что земляне называют встреченных ими животных и растения земными именами на основе слабой схожести и никого не смущает, что "коза" имеет зеленый окрас с панцирем, а "грибы" норовят сбежать от незадачливого грибника и спрятаться.. У них есть свои «мустанги», «кабаны» и«медведи». А растения «одуванчики», на которые лучше не дуть, деревья, напоминающие гору. Все это очень живописно и первозданно.
Вот только одно такое существо « … тварь, схожая с крабом, с которого сняли панцирь и спереди приспособили хобот....По сторонам хобота, ниже бессмысленных оловянных глаз, у гада были отверстия затянутые мембранами...Мембраны чуть дрожали, и Казик интуитивно понял, что ему надо опасаться именно их.. Поэтому, когда мембраны открылись и из скрытых ими отверстий метнулись две струи клейкой желтой жидкости, Казик был к этому готов ». Этого гада назвали Чистоплюем и выловив, использовали его клейкую жидкость.
Многие из жителей боятся, что не смогут выбраться отсюда, и что через несколько поколений, люди на этой планете одичают и больше никогда не вернутся на Землю.
Последние страницы я дочитывала в волнении, сильно переживала за героев (даже слезы появились), удивилась сама себе – это ведь фантастика, но автор смог погрузить меня в эту атмосферу и его герои обаяли меня до такой степени, что я стала переживать за них, как за близких мне людей.
Думаю, теперь продолжу знакомство с Киром Булычевым и его произведениями, и уже не смогу категорично сказать, что фантастика – это не мое.
Если вам интересно узнать, чем закончилась эта история, то открывайте книгу и читайте. Вам обязательно должно понравиться.

* Часть первая. ПЕРЕВАЛ *

Глава первая

В доме было сыро, мошка толклась у светильника, надо бы давно его

погасить, мать, конечно, забыла, но на улице дождь, полутьма. Олег валялся

на койке - недавно проснулся. Ночью он сторожил поселок: гонял шакалов,

они целой стаей лезли к сараю, чуть самого не задрали. В теле была пустота

и обыкновенность, хотя сам от себя он ждал волнения, может, страха. Ведь

пятьдесят на пятьдесят, вернешься или не вернешься. А пятьдесят в

квадрате? Должна быть закономерность, должны быть таблицы, а то вечно

изобретаешь велосипед. Кстати, все собирался спросить Старого, что такое

велосипед. Парадокс. Велосипеда нет, а Старый укоряет им, не задумываясь о

смысле фразы.

На кухне закашляла мать. Она, оказывается, дома.

Ты чего не пошла? - спросил он.

Проснулся? Супу хочешь? Я согрела.

А кто за грибами ушел?

Марьяна с Диком.

Может, кто из ребят увязался.

Могли бы и разбудить, позвать. Марьяна не обещала, но было

естественным, если бы позвала.

Есть не хочется.

Если дожди но кончатся,- сказала мать,- до холодов огурцы не

вызреют. Все плесенью зарастет.

Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник.

Олег смотрел в потолок. Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму.

Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня

нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом. Дику в лесу

неинтересно. Чего ему грибы собирать? Он охотник, степной человек, сам же

всегда говорил.

Мошки много,- сказала мать,- холодно ей в лесу.

Нашла кого жалеть.

Дом был поделен пополам, на другой половине жил Старый и близнецы

Дуровы. Он их взял к себе, когда старшие умерли. Близнецы всегда хворали:

один выздоровеет, другой простудится.

Если бы не их ночное нытье, Олег никогда бы не согласился дежурить

ночами. Слышно было, как они хором захныкали - проголодались. Невнятный,

далекий, привычный, как ветер, монолог Старого оборвался, заскрипела

скамейка. Значит, Старый пошел на кухню, и тут же загалдели его ученики.

И куда тебе идти? - сказала мать.- Не дойдете же! Хорошо еще, если

целыми вернетесь!

Сейчас мать заплачет. Она теперь часто плачет. Ночью плачет.

Бормочет, ворочается, потом начинает тихо плакать - можно догадаться,

потому что шмыгает носом. Или начинает шептать, как заклинание: "Я не

могу, я больше не могу! Пускай я лучше умру..." Олег, если слышит,

замирает, потому что показать, что не спит, стыдно, как будто подсмотрел

то, что видеть нельзя.

Тринадцать лет пути

Сто шесть лет назад корабль «Антей» покинул Землю.

И как ни велика его скорость, как ни ничтожно сопротивление космического вакуума гигантской пуле, траектория полета которой соединяет уже неразличимую даже в самый мощный телескоп Землю и альфу Лебедя, путь займет в общей сложности сто девятнадцать земных лет.

Сто шесть лет миновало на Земле с того дня, как семьдесят шесть космонавтов, в последний раз взглянув на голубое небо, на пух облаков и зелень деревьев, вошли в планетарные катера, и те взмыли вверх, где на высоте полутора тысяч километров, на постоянной орбите их ждал «Антей».

Подлетая, они могли оглядеть этот дом издали. Одному космический корабль казался неуклюжим насекомым, другому напоминал сломанную детскую игрушку. «Антею» никогда не придется снижаться на Землю или на другую планету. Ему суждено было родиться в космосе, где его собрали, и умереть там. Поэтому конструкторы создавали его без оглядки на сопротивление среды. Непривычному глазу он представлялся нелогичным совмещением колец, труб, шаров, антенн и кубов.

Пока корабль набирал скорость - а разгон его занял месяцы, - экипаж «Антея» мог видеть Землю. Сначала она занимала половину неба, но постепенно превращалась в тускнеющую точку среди миллионов подобных ей и более ярких точек…

Так начался путь. Прошло сто шесть лет.

Еще через тринадцать лет «Антей» достигнет цели.

2

Павлыш миновал двадцать четвертый резервный коридор и остановился перед дверью в оранжерею. Оранжерея была заброшена лет пятьдесят назад, и, кроме механиков, сюда никто не заходил.

Дверь сдвинулась не сразу. Словно ее механизм забыл, как открываться.

Когда Станцо рассказывал о заброшенной оранжерее, Павлыш представлял, что увидит пышные джунгли, заросли лиан и странные цветы, свисающие с крон.

Оранжерея была тайной, открытием. Путешествие к ней - более часа ходьбы по пустым коридорам и залам корабля - подготавливало к тайне.

Путь оказался обыденным.

Где-то на полдороге он встретил робота-уборщика, а в шаре «Д» попал в область использованных складов - они были слабо освещены, пустые коробки и контейнеры громоздились в гулких залах.

Здесь царило запустение. Краска стен, теоретически вечная, поблекла, листы пластиковой обшивки кое-где отстали. Пахло теплой пылью.

Павлыш никак не мог отделаться от ощущения, что пустота следит за ним. Что у нее есть глаза.

Корабль был населен памятью.

Он был самым старым кораблем Земли. Ему было более века.

За эти годы на Земле изобрели новые сплавы и источники освещения, даже коробки и контейнеры были бы иными, если бы «Антей» отправился в путь на сто лет позже. Все было бы иным.

Корабль был не дряхлым, но очень старым. Он был рассчитан на то, что проведет в космосе многие десятилетия. И все равно состарился.

И постепенно пустел.

Один за другим освобождались его склады, закрывались дальние помещения и коридоры - в них уже не было нужды. В тот день, когда Павлыш отправился разыскивать заброшенную оранжерею, на борту было вдвое меньше людей, чем сто шесть лет назад. Жилая, действующая часть корабля с каждым годом съеживалась. Так пустеющую деревню осаждает лес, занимая уже ненужные поля и покосы.

Павлыш открыл дверь в оранжерею и был разочарован, потому что никаких буйных джунглей там не оказалось.

Длинные сухие грядки.

Среди высохших стеблей - колючие кусты. Бурая трава у ног, плети выродившегося гороха ползут по стенам, кое-где на пыльных лабораторных столах остались колбы и пробирки - много лет назад кто-то ставил здесь опыты. Теперь же хватает оранжереи в шаре «В».

Стебли зашуршали, вздрогнули.

Что-то серое метнулось в дальний конец оранжереи. Павлыш отпрянул назад. Никого не могло быть на корабле. Никого лишнего.

Он отскочил за дверь и нажал кнопку. Сначала надо изолировать помещение. Затем вызвать помощь. Все, что неизвестно, непонятно, - может быть опасно. Не только для Павлыша - для всего корабля.

Дверь нехотя задвинулась. Павлыш стоял один в очень тихом коридоре. Ровно светился потолок.

Он был на корабле, куда ничто не могло проникнуть снаружи.

Тому, что он видел, должно быть реальное объяснение.

Хорош он будет, если прибежит к Станцо и скажет, будто видел что-то в заброшенной оранжерее. А что? Что-то.

Тогда Павлыш снова открыл дверь.

Закрыл ее за собой. Чтобы это Непонятное не смогло выбраться наружу. Затем осторожно пошел вперед.

Он старался не наступать на грядки. Керамические плитки пола похрустывали под ногами. Некоторые легко выпадали. В оранжерее стоял неприятный тухлый запах.

В двух шагах от того места, откуда выскочило нечто, Павлыш замер.

Метрах в десяти была округлая стена - конец оранжереи.

И тогда он увидел.

Там, в сплетении ветвей, сидели две серые кошки.

Они смотрели на него в упор, разумно и настороженно. В полумраке - здесь освещение было куда слабее, чем у входа, - их глаза горели желтым злым огнем.

Еще чего не хватало, - сказал Павлыш вслух. Надо было догадаться с самого начала.

Когда-то кто-то решил, что на «Антее» нужны животные. Домашние. Такие, что не будут много есть, но скрасят одиночество людей.

И на корабле появилась кошачья семья.

И хоть за ней следили, старались контролировать численность этого племени, уже не в первый раз в отдаленных уголках корабля обнаруживались нелегальные, неучтенные кошки.

Кошкам надо чем-то питаться. Значит, они освоили вентиляционные ходы, и оранжерея не была так изолирована, как казалось.

Живите, - разрешил кошкам Павлыш.

Он нагнулся, вытащил из земли бледный, почти белый стебелек.

Какая-то жизнь все же теплилась. Надо будет сказать Христе, пускай сюда заглянет.

Больше никаких привидений в оранжерее не было.

Привидения - часть корабельного фольклора. За сто с лишним лет на корабле обязательно должен возникнуть фольклор.

В глубине души Павлышу хотелось увидеть привидение. Это не означает, что он верил в подобную чепуху. Но когда корабль так стар и бесконечен, должно же в нем таиться что-нибудь необыкновенное.

3

Павлышу не хотелось возвращаться в жилую часть корабля.

Там сразу найдутся дела. А когда еще удастся повторить это неспешное путешествие?

Павлыш пошел от оранжереи к соединительному туннелю, по которому можно выйти во Внешний сад. И через него уж вернуться обратно.

По дороге он заглянул в бывшую библиотеку. Когда-то часть жилых кают находилась в этом секторе корабля, и филиал библиотеки размещался поблизости от них.

В библиотеке стоял другой запах - запах пленки. Ячейки для микрофильмов и видеолент были раскрыты. В некоторых остались ленты.

Павлыш знал - почему. Когда библиотеку перевозили, те кассеты, что дублировались в главной, брать не стали.

Павлыш понимал, что и здесь его не ждут открытия, но все же потратил несколько минут, читая надписи на кассетах.

В одном из ящичков он нашел восьмую, шестнадцатую и двадцатую серии «Подводного мира», которых в главной библиотеке не было.

Потом отыскал несколько кассет без этикеток. Их он тоже захватил с собой.

Минут через двадцать он достиг соединительного туннеля и остановился перед лифтом.

Здесь было светлее, сюда иногда заходили.

Лифт поднял Павлыша на несколько ярусов вверх, что было условным понятием, так как низ - всегда центр корабля, верх - его внешние помещения. Гравитационное поле, создаваемое двигателями, таилось в центральном шаре.

Зал отдыха перед входом во Внешний сад тоже был пуст.

В бассейне голубоватым зеркалом застыла вода. Настолько ровная и неподвижная, что Павлышу захотелось нарушить эту неподвижность. Он сунул руку в карман. В карманах у Павлыша всегда есть что-нибудь лишнее. Пальцы нащупали металлический шарик. Павлыш швырнул его в бассейн. Зеркало вздрогнуло, плеснуло столбиком воды и разбежалось кругами, облизывая борта бассейна.

Вот так-то лучше.

Низкие мягкие диваны скобками тянулись вокруг бассейна. Павлыш с размаху прыгнул на диван, неудобно сел на сумку с кассетами, что тащил из библиотеки. Диван ожил, стараясь примериться к телу Павлыша.

Павлыш представил, что он на «Наутилусе». В нем, где-то в недрах, живет последний его обитатель, старый капитан Немо.

А может быть, это «Мария Целеста»? Неожиданная беда обрушилась на шхуну. Почему-то все покинули корабль, все до последнего человека. И кастрюля на плите еще теплая.

Нет, он на необитаемом острове. Вот он, темный лес, за стеклянной стеной. Высоко справа в стене серый круг. Заплата.

Когда Павлыша еще не было на свете, во Внешний сад «Антея» угодил метеорит. Это бывает с кораблями. Хоть над метеоритной защитой «Антея» думали лучшие умы Земли - ни одна крошка материи не должна была дотронуться до корабля: слишком высока цена, - все же шестьдесят лет назад «Антей» попал в мощный метеоритный поток. Настолько мощный, что один из камней достиг корабля.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Перевал

Глава первая

В доме было сыро, мошка толклась у светильника, надо бы давно его погасить, мать, конечно, забыла, но на улице дождь, полутьма. Олег валялся на койке – недавно проснулся. Ночью он сторожил поселок: гонял шакалов, они целой стаей лезли к сараю, чуть самого не задрали. В теле была пустота и обыкновенность, хотя сам от себя он ждал волнения, может, страха. Ведь пятьдесят на пятьдесят, вернешься или не вернешься. А пятьдесят в квадрате? Должна быть закономерность, должны быть таблицы, а то вечно изобретаешь велосипед. Кстати, все собирался спросить Старого, что такое велосипед. Парадокс. Велосипеда нет, а Старый укоряет им, не задумываясь о смысле фразы.

На кухне закашляла мать. Она, оказывается, дома.

– Ты чего не пошла? – спросил он.

– Проснулся? Супу хочешь? Я согрела.

– А кто за грибами ушел?

– Марьяна с Диком.

– Может, кто из ребят увязался.

Могли бы и разбудить, позвать. Марьяна не обещала, но было естественным, если бы позвала.

– Есть не хочется.

– Если дожди не кончатся, – сказала мать, – до холодов огурцы не вызреют. Все плесенью зарастет.

Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник. Олег смотрел в потолок. Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму. Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом. Дику в лесу неинтересно. Чего ему грибы собирать? Он охотник, степной человек, сам же всегда говорил.

– Мошки много, – сказала мать, – холодно ей в лесу.

– Нашла кого жалеть.

Дом был поделен пополам, на другой половине жил Старый и близнецы Дуровы. Он их взял к себе, когда старшие умерли. Близнецы всегда хворали: один выздоровеет, другой простудится.

Если бы не их ночное нытье, Олег никогда бы не согласился дежурить ночами. Слышно было, как они хором захныкали – проголодались. Невнятный, далекий, привычный, как ветер, монолог Старого оборвался, заскрипела скамейка. Значит, Старый пошел на кухню, и тут же загалдели его ученики.

– И куда тебе идти? – сказала мать. – Не дойдете же! Хорошо еще, если целыми вернетесь!

Сейчас мать заплачет. Она теперь часто плачет. Ночью плачет. Бормочет, ворочается, потом начинает тихо плакать – можно догадаться, потому что шмыгает носом. Или начинает шептать, как заклинание: «Я не могу, я больше не могу! Пускай я лучше умру…» Олег, если слышит, замирает, потому что показать, что не спит, стыдно, как будто подсмотрел то, что видеть нельзя. Олегу стыдно сознаться, что он не жалеет мать. Она плачет о том, чего для Олега нет. Она плачет о странах, которые увидеть нельзя, о людях, которых здесь не было. Олег не помнит мать иной – только такой, как сегодня. Худая, жилистая женщина, пегие прямые волосы собраны сзади в пук, но всегда выбиваются и падают тяжелыми прядями вдоль щек, и мать дует на них, чтобы убрать с лица. Лицо красное, в оспинках от перекати-поля, под глазами темные мешки, а сами глаза слишком светлые, как будто выцвели. Мать сидит за столом, вытянув жесткими ладонями вниз мозолистые руки. Ну плачь же, чего ты? Сейчас достанет фотографию? Правильно, подвинула к себе коробку, открывает, достает фотографию.

За стеной Старый уговаривает близнецов поесть. Близнецы хнычут. Ученики гомонят, помогают Старому кормить малышей. Ну как будто самый обыкновенный день, как будто ничего не случится. А что они делают в лесу? Скоро полдень. С обеда выходить. Пора бы им возвращаться. Мало ли что может случиться с людьми в лесу?

Мать разглядывает фотографию. Там она и отец. Олег тысячу раз видел эту фотографию и старался угадать в себе сходство с отцом. И не смог. Отец белокурый, курчавый, губы полные, подбородок раздвоенный, вперед. Улыбается. Мать говорит, что он всегда улыбался. Вот Олег с матерью больше похожи. Не с сегодняшней, а с той, что на фотографии рядом с отцом. Черные прямые волосы и тонкие губы. Широкие, крутые, дугами, брови, под ними ярко-голубые глаза. И белая кожа с сильным румянцем. Олег тоже легко краснеет. И губы у него тонкие, и черные волосы, как у матери на фотографии. Отец с матерью молодые и очень веселые. И яркие. Отец в мундире, а мать в платье без плеч. Называется сарафаном. Тогда, двадцать лет назад, Олега еще не было. А пятнадцать лет назад он уже был.

– Мать, – сказал Олег, – не надо, чего уж.

– Я не пущу тебя, – сказала мать. – Не отпущу, и все. Через мой труп.

– Мать, – сказал Олег и сел на койке. – Хватит, а? Я лучше супа поем.

– Возьми на кухне, – сказала мать. – Он еще не остыл.

Глаза мокрые. Она все-таки плакала, словно хоронила Олега. Хотя, может быть, плакала по отцу. Эта фотография была для нее человеком. А Олег отца совершенно но помнил, хотя старался вспомнить.

Он поднялся и пошел на кухню. На кухне был Старый. Он разжигал плиту.

– Я помогу, – сказал Олег. – Воду кипятить?

– Да, – сказал Старый, – спасибо. А то у меня урок. Ты ко мне приди потом.

Марьяна набрала полный мешок грибов. Ей повезло. Правда, пришлось идти далеко, к ущелью. С Олегом она бы никогда не решилась пойти так далеко, а с Диком она чувствовала себя спокойно, потому что Дик себя чувствовал спокойно. Везде. Даже в лесу. Хотя больше любил степь. Он был охотник, как будто родился охотником, но на самом деле он родился раньше, чем построили поселок.

– А ты в лесу как дома, – сказал Дик.

Он сказал громко. Он шел впереди и чуть сбоку. Куртка мехом наружу сидела на нем как собственная кожа. Он сам сшил себе куртку. Мало кто из женщин в поселке смог бы так сшить.

Лес был редкий, корявый, деревья вырастали здесь чуть выше человеческого роста и начинали клонить вершины в стороны, словно боялись высунуться из массы соседей. И правильно. Зимние ветры быстро отломают верхушку. С иголок капало. Дождь был холодным, у Марьяны замерзла рука, в которой она несла мешок с грибами. Она переложила мешок в другую руку. Грибы зашевелились в мешке, заскрипели. Болела ладонь. Она занозила ее, когда откапывала грибы. Дик вытащил занозу, чтобы не было заражения. Неизвестно, что за иголка. Марьяна глотнула горького противоядия из бутылочки, что всегда висела на шее.