Кир булычев поселок подробный пересказ. Кир Булычев - Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки (сборник). О книге «Посёлок» Кир Булычев

* Часть первая. ПЕРЕВАЛ *

Глава первая

В доме было сыро, мошка толклась у светильника, надо бы давно его

погасить, мать, конечно, забыла, но на улице дождь, полутьма. Олег валялся

на койке - недавно проснулся. Ночью он сторожил поселок: гонял шакалов,

они целой стаей лезли к сараю, чуть самого не задрали. В теле была пустота

и обыкновенность, хотя сам от себя он ждал волнения, может, страха. Ведь

пятьдесят на пятьдесят, вернешься или не вернешься. А пятьдесят в

квадрате? Должна быть закономерность, должны быть таблицы, а то вечно

изобретаешь велосипед. Кстати, все собирался спросить Старого, что такое

велосипед. Парадокс. Велосипеда нет, а Старый укоряет им, не задумываясь о

смысле фразы.

На кухне закашляла мать. Она, оказывается, дома.

Ты чего не пошла? - спросил он.

Проснулся? Супу хочешь? Я согрела.

А кто за грибами ушел?

Марьяна с Диком.

Может, кто из ребят увязался.

Могли бы и разбудить, позвать. Марьяна не обещала, но было

естественным, если бы позвала.

Есть не хочется.

Если дожди но кончатся,- сказала мать,- до холодов огурцы не

вызреют. Все плесенью зарастет.

Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник.

Олег смотрел в потолок. Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму.

Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня

нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом. Дику в лесу

неинтересно. Чего ему грибы собирать? Он охотник, степной человек, сам же

всегда говорил.

Мошки много,- сказала мать,- холодно ей в лесу.

Нашла кого жалеть.

Дом был поделен пополам, на другой половине жил Старый и близнецы

Дуровы. Он их взял к себе, когда старшие умерли. Близнецы всегда хворали:

один выздоровеет, другой простудится.

Если бы не их ночное нытье, Олег никогда бы не согласился дежурить

ночами. Слышно было, как они хором захныкали - проголодались. Невнятный,

далекий, привычный, как ветер, монолог Старого оборвался, заскрипела

скамейка. Значит, Старый пошел на кухню, и тут же загалдели его ученики.

И куда тебе идти? - сказала мать.- Не дойдете же! Хорошо еще, если

целыми вернетесь!

Сейчас мать заплачет. Она теперь часто плачет. Ночью плачет.

Бормочет, ворочается, потом начинает тихо плакать - можно догадаться,

потому что шмыгает носом. Или начинает шептать, как заклинание: "Я не

могу, я больше не могу! Пускай я лучше умру..." Олег, если слышит,

замирает, потому что показать, что не спит, стыдно, как будто подсмотрел

то, что видеть нельзя.

Кир Булычев

Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки

© Кир Булычёв, наследники, текст, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Истории о докторе Павлыше

Доктор Павлыш – один из самых известных героев Кира Булычёва. Впервые он появляется в повести «Последняя война» (1970). Корабль «Сегежа» прилетает на планету, недавно пережившую ядерную войну. Название корабля неслучайно: именно на сухогрузе «Сегежа» во время перехода по Северному морскому пути в 1967 году Кир Булычёв познакомился с корабельным врачом, ставшим прототипом его героя.

В 1972 году вышла повесть «Великий дух и беглецы». Корабль доктора Павлыша «Компас» терпит катастрофу. В живых остается только он один. Отправив сообщение о происшедшем, Павлыш отправляется исследовать планету, на которую ему удалось высадиться, и обнаруживает гуманоидов. Их цивилизация еще в самом начале своего развития, и в то же время, как видит Павлыш, над этими первобытными инопланетянами проводит эксперимент неизвестная высокоразвитая цивилизация.

«Белое платье Золушки» (1980) – история о любви. На Луне, на карнавале, доктор Павлыш встречает странную девушку. После мимолетного знакомства у него остается только ее имя, Марина Ким, и короткая записка. Спустя несколько месяцев, работая на планете Проект-18, почти полностью покрытой океаном, доктор Павлыш узнает, что Марина тоже здесь. Он пытается с ней встретиться, но она отказывается. Причина – она стала биоформом: ее тело изменили для работы в тех условиях, в которых обычный человек работать не может. Однажды случается землетрясение, и доктор Павлыш спасает птицу, которая на самом деле измененная Марина.

Повесть «Тринадцать лет пути» (1983) рассказывает о юности доктора Павлыша, когда он, тогда еще курсант, оказался на экспериментальном корабле «Антей», уже сто лет летящем к Альфе Лебедя. Благодаря телепортации экипаж меняется каждый год, но, когда прибывает смена Павлыша, связь с Землей обрывается. Приходится выбирать: возвращаться домой или лететь оставшиеся тринадцать лет до цели.

В романе «Поселок» (вышедшем полностью только в 1988 году) доктор Павлыш появляется лишь во второй части. А в первой описывается катастрофа корабля «Полюс» и семнадцатилетнее выживание оставшихся членов экипажа. В предельно неблагоприятной окружающей среде они постоянно находятся на грани жизни и смерти: старшее поколение стареет и теряет надежду, а младшее знает о Земле только от родителей. Но в момент отчаяния потерпевшие замечают в небе объект, который может быть только рукотворным. Действительно, на планету высадилась еще одна экспедиция, в составе которой есть и доктор Павлыш. Обнаружив потерпевший крушение корабль «Полюс», его экипаж она сначала посчитала погибшим, но в конце концов встретилась с выжившими.

Истории о докторе Павлыше – это классическая космическая фантастика 1970-х годов, эпохи интенсивного освоения космоса и холодной войны, наивных надежд на скорые полеты к дальним звездам и парализующего ужаса перед возможностью ядерной катастрофы. Но прежде всего они – о людях из будущего, которых мы хотели бы видеть в нашем настоящем.

Часть первая. Перевал

Глава первая

В доме было сыро, мошка толклась у светильника, давно надо бы его погасить, мать, конечно, забыла, но на улице дождь, полутьма. Олег валялся на койке – недавно проснулся. Ночью он сторожил поселок: гонял шакалов, они целой стаей лезли к сараю, чуть самого не задрали. В теле были пустота и обыкновенность, хотя сам от себя он ждал волнения, может, страха. Ведь пятьдесят на пятьдесят – вернешься или не вернешься. А если пятьдесят в квадрате? Должна быть закономерность, должны быть таблицы, а то вечно изобретаешь велосипед. Кстати, все собирался спросить старого, что такое велосипед. Парадокс. Велосипеда нет, а Старый укоряет им, не задумываясь о смысле фразы.

На кухне закашляла мать. Она, оказывается, дома.

– Ты чего не пошла? – спросил он.

– Проснулся? Супу хочешь? Я согрела.

– А кто за грибами ушел?

– Марьяна с Диком.

– Может, кто из ребят увязался.

Могли бы и разбудить, позвать. Марьяна не обещала, но было бы естественно, если бы позвала.

– Есть не хочется.

– Если дожди не кончатся, – сказала мать, – до холодов огурцы не вызреют. Все плесенью зарастет.

Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник. Олег смотрел в потолок. Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму. Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом. Дику в лесу неинтересно. Чего ему грибы собирать? Он охотник, степной человек, сам же всегда говорил.

– Мошки много, – уронила мать, – холодно ей в лесу.

– Нашла кого жалеть.

Дом был поделен пополам, на другой половине жили Старый и близнецы Дуровы. Он их взял к себе, когда старшие умерли. Близнецы всегда хворали: один выздоровеет, другой простудится.

Если бы не их ночное нытье, Олег никогда бы не согласился дежурить по ночам. Вот и сейчас слышно было, как они хором захныкали. Невнятный, далекий, привычный, как ветер, монолог Старого оборвался, заскрипела скамейка. Старый пошел на кухню, и тут же загалдели его ученики.

– И куда тебе идти? – сказала мать. – Не дойдете же! Хорошо еще, если целыми вернетесь!

Сейчас мать заплачет. Она теперь часто плачет. По ночам бормочет, ворочается, потом начинает тихо плакать – можно догадаться, потому что шмыгает носом. Или начинает шептать, как заклинание: «Я не могу, я больше не могу! Пускай я лучше умру…» Олег, если слышит, замирает: показать, что не спит, стыдно, как будто подсмотрел то, что видеть нельзя. Олегу стыдно сознаваться, но он не жалеет мать. Она плачет о том, чего для Олега нет. Она плачет о странах, которые увидеть нельзя, о людях, которых здесь не было. Олег не помнит мать иной – только такой, как сегодня. Худая, жилистая женщина, пегие прямые волосы собраны сзади в пук, но всегда выбиваются и падают тяжелыми прядями вдоль щек, и мать дует на них, чтобы убрать с лица. Лицо красное, в оспинках от перекатиполя, под глазами темные мешки, а сами глаза слишком светлые, как будто выцвели. Мать сидит за столом, вытянув жесткими ладонями вниз мозолистые руки. Ну плачь же, чего ты? Сейчас достанет фотографию… правильно, подвинула к себе коробку, открывает, достает фотографию.

За стеной Старый уговаривает близнецов поесть. Близнецы хнычут. Ученики гомонят, помогают Старому кормить малышей. Ну как будто самый обыкновенный день, как будто ничего не случилось. А что они делают в лесу? Скоро полдень. С обеда выходить, пора бы им возвращаться. Мало ли что может случиться с людьми в лесу?

Возможно, я выскажусь несколько грубовато, но все-таки возьму и выскажусь: «Поселок» – первоклассная литература. Ну само собой, не такая уж оригинальная: тема робинзонады была хорошенько изъезжена до Булычева, композиционно роман немного кособок, например, концовка, как уже отмечалось, слишком суетлива и резка для такого в целом плавного и неторопливого повествования. Но черт меня побери совсем – как классно все это написано.

Дабы не растечься по роману и не булькать, кидаясь от одного к другому, подбирая слова для описания его достоинств, попытаюсь выделить основные из них:

Смысловая и языковая многомерность. Это проявляется во многом, например, сам Поселок: старики, выжившие с корабля, воспринимают поселок как пристанище, какое-никакое убежище от агрессивного и чужого мира вокруг, для молодежи, родившейся на корабле, но выросшей в Поселке – это дом, посреди привычных опасностей, и для детей – это их угол, их место посреди неприветливого и жесткого, но дома – мира вокруг. И в самом конце нам дают еще одну точку зрения на поселок: «бедность и ничтожество». Но Булычев делает еще тоньше: различие не только в точках зрения, но и в языке – старики говорят, во многом опираясь на прошлое, прибегая к абстракциям и аллюзиям, молодежь с трудом осваивает понятия, с которыми не сталкивалась, пытается заменить абстракции какими-то своими конструкциями, а дети творят новый язык, язык, погруженный в окружающую действительность, язык, который не понимают старики (эпизод со Старым и детской игрой). Все это сделано очень аккуратно, очень точно. Все это создает сложную, многомерную художественную реальность, построенную с разных точек зрения, даже разным языком. Что-то подобное можно припомнить только у самых крутых – у Флобера, Джойса.

Очень экономный, неброский, но приятный стиль. Булычев не пишет сочными метафорами, не создает стилистические конструкции барочной пышности и сложности, он скромно пользуется самыми простыми приемами, но, опять же, как чертовски хорошо он это делает. Например, хижины поселка: нигде нет точного и подробного их описания, но мы знаем их через восприятие героев – хижины и жалкие, и ненадежные, но одновременно уютные, и Булычев передает этот уют через интересные и непрезентабельные, казалось бы, детали – например, через плесень, но это домашняя знакомая плесень: «Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму. Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом». Вообще тема уюта в Поселке сделана очень тщательно и незаметно, какой уж тут уют, вроде, посреди такого леса, но все равно - это пристанище, дом, их место. Эти местные пищащие грибы со временем начинают казаться так даже аппетитными, опасная тварь, этот плюющийся паук, пленяется жителями поселка и становится почти домашним и забавным Чистоплюем.

Очень приятно читать, прям подергиваешься от удовольствия. И если бы хоть пара процентов фантастики писалось так, никому бы и в голову не пришло сказать, что, мол, она все-таки какого-то второго сорта по отношению к «большой», «серьезной» литературе.

Оценка: 9

Я хотела написать отзыв на эту книгу еще полгода назад. После первого, взахлёб, прочтения. Но мне посоветовали «остыть» и прочесть «Поселок» еще раз. Вот, прочла. И пишу! И напишу!!! Изложу свои мысли и чувства.

Как же слаб Человек в Лесу. ЛЕС этой планеты является антиподом человеку - он агрессивен, он не прощает слабости, он хочет ПРОГНУТЬ человека под себя. А человек, со всей своей наивностью пытается остаться ЧЕЛОВЕКОМ. Потому, что Человек не хочет, чтобы его детеныши стали волчатами. Потому что у ЧЕЛОВЕКА есть МЕЧТА! И он, этот самый Человек, ради этой самой Мечты способен на такое, что оторопь берёт. Пусть даже, в даной ситуации, Мечта - это корабль «Полюс», с которого можно принести бластер и сгущенное молоко.... - то есть, частичку Земли. Человеку нужна Мечта. Может быть, Мечта - это то что делает человека Человеком?!

Это первое произведение, где я просто влюбилась в персонажей! НЕТ! Они для меня не персонажи, а настоящие люди! Я сочувствовала Дику, я понимала искания Олега и я так хотела согреть Марьяну, когда они пробивались к Перевалу... Это всё первая часть.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Когда же во второй Марьяна, Дик и Казик были в километре от станции, а Олег и Сергеев замерзали в горах, я прошла с ними каждый их шаг. Мне было больно. Мне было так больно, когда они буквально в двух шагах от станции умирали... Когда Казика-Маугли не пустила на станцию Клавдия, отравленная укусом снежной блохи, я думала, что сердце моё разорвётся! Я Дику кричала, чтобы он не выстрелил в Павлыша! Я за два вечера чтения прожила их многлетнюю боль и надежду. Ия заплакала, когда Старый орал и бил в колокол, увидев катер. И я летела с Диком и Салли за Олегом и Сергеевым. И чувствовала себя маленькой Фумико, которая так ждала брата Казика......

Я влюбилась в этих людей. Которые живут только на листе книги. А мне пофиг! Я влюбилась в них! Я плакала вместе с Диком (вернее, вместо него). Я так же как он просила Павлыша спасти Марьяну. Я себя Марьяшкой чувствовала, когда у неё нога воспалилась. И пыталась понять, как это, когда так болит, все равно молчать и говорить, что у меня все нормально, а ты, Дикушка, за Казика переживай!

Кир Булычев Чудо сделал! Он заставил меня прожить жизнь своих героев. И за это я ставлю десятку! Хотя, что такое десятка, если мне даже снились Марьяшка, Дик, дети Поселка, просящие сахару из тростника, и Олег с Сергеевым, ползущие к Перевалу... И если мне до сих пор страшно, если бы было так, что Павлыш и Салли не нашли бы Поселок.

Очень страшный и прекрасный и душе-рвущий Гимн человеческому Разуму. Человечеству вообще!

Я люблю эту Книгу. Потому что я полюбила Олега, Дика, Марьяшку, Старого, Сергеева, Луизу, Казика(!), Фумико, младших Вайткусов и старшего Вайткуса, Лиз и Кристину, Эгли и Героя (это без приколов) Томаса.

Я их люблю!!!

Потому что они ЖИВЫЕ! А еще люблю рыжую Рут, дочку Томаса!:) Они все стали мне близкими! Я бы хотела жить среди таких людей. Я бы хотела чувствовать себя частью огромного, сильного и доброго Человечества.

Киру Булычеву - тысячу спасибо за это! За его огромное, любящее сердце. За мое хотение... За всех них. За Любовь и за Мечту!

Оценка: 10

Уже очень и очень давно я не испытывал таких ярких эмоций, таких впечатлений и такого самозабвения при чтении книг. Думал, что такое эмоциональное напряжение от книги, от текста я уже никогда не получу. Чем больше литературы читаю, тем более и более становлюсь ценителем, почитателем и поклонником фантастического жанра практически во всех его проявлениях, но думал, что чем старше я становлюсь, тем всё меньше и меньше шансов испытать вот такой удар по нервам и чувствам, какой я испытал во время знакомства с, не побоюсь этого слова, одним из лучших и сильных произведений Кира Булычева. Последний раз я находился в таком неразрывном единении с книгой в далеком раннем подростковом возрасте, когда ещё только открывал для себя мир книг Владислава Крапивина. Это просто чудо.

С каким восторгом я следил за жизнью этих побитых судьбой людей, выживших на этой неблагодушной планете и сохранивших в себе всё то самое, что позволяет человеку называть себя человеком, преодолевших всё, ради того, чтобы не потерять надежду, или выглядеть достойно перед лицом опасности и смерти. С какой радостью и принимал все успехи и свершения героев. С каким огорчением я сопереживал их бедам и неудачам. Писатель к концу романа запустил несколько параллельных линий действующих лиц. И абсолютно ни разу не возникло желание перескочить через эту часть, чтобы поскорее вернуться к той части, где действует тот, или иной персонаж. Каждый герой вышел настолько настоящим, настолько живым и настолько одушевленным, что ни с одним из них не хочется расставаться ни на секунду. Кир Булычев проявил свой писательский талант по полной и ещё раз подтвердил, что писатель - инженер человеческих душ. Он, как настоящий Творец, создал людей, поселил их в мир, вложил в них искру, заставил жить и соединил их между собой тысячами неразрывных нитей, а одну ниточку протянул к читателю этой великолепной книги. И ниточка эта становится ментальным каналом, по которому читатель попадет в этот невероятный мир, в котором живут герои Поселка и после этого читатель никогда уже не забудет всего того, что почувствовал и испытал он во время чтения этого шедевра.

Отдельно хочется сказать об описаниях природы планеты, на которой происходят события. Кроме того, что яркий язык и стиль писателя сделали её абсолютно реалистичной, это ещё и навеяло приятные ассоциации с любимыми книгами, отчего чтение стало вдвойне чудеснее. Самая первая книга цикла «Трое из Леса», самое её начало, где описывается Лес, в котором живут невры; «Улитка на склоне» братьев Стругацких и «Евангелие от Тимофея», первый роман из великолепного сериала «Тропа» Ю.Брайдера и Н.Чадовича.

Оценка: 10

Настоящая Литература. Книга, которая обязательна к прочтению независимо от предпочтений к какому-то жанру. Научно-фантастический роман Кира Булычева настолько реалистично прописан,что все радости и невзгоды проживаешь вместе с персонажами этой книги.

Семнадцать лет долгий срок, для оказавшихся в изоляции людей. Когда-то их было сорок, тех кто каким-то чудом выжил и основал так называемый Поселок. Тридцать шесть взрослых и четверо детей. За это время много воды утекло. Сейчас их осталось только двадцать и то, из них взрослых осталось всего девять человек, остальные одиннадцать-это подростки и дети, родившиеся уже в Поселке. Идет вымирание людей, идет борьба с чуждой цивилизацией. Здесь все смертоносно-от неизвестных и страшных животных до безвредных на вид растений. И только вера людей в собственные силы и правильный выбор «пути» за выживание в этом мире, даст людям шанс существовать и жить дальше. А в этом мире или за Перевалом мы узнаем прочитав этот великолепный роман.

Насколько же прекрасно Кир Булычев смог прописать персонажей. Их внутренний мир, переживания, взаимопомощь в критических ситуациях. Олег, Дик, Старый, Луиза,Казик, Марьяна, Томас и другие жители Поселка никого не оставят равнодушными.

Оценка: 10

Потрясающая книга – она из разряда тех, что невероятно трогают душу, бередят чувства и обязательно остаются в памяти в подробностях. В свое время, в юности, я не смогла прочитать эту книгу. Мне показалось невозможным и страшным пережить вместе с героями их трагедию. Я проявила бы свою нетерпеливость, обязательно заглядывала в конец книги посмотреть, что же стало с героями, как разрешилась ситуация и не получила бы ту гамму эмоций, что получила сейчас. Правда и сейчас я тоже была не очень то терпелива в том плане, что прочла эту вещь за два вечера, читая вторую половину до шести утра.

Мне понравился способ изложения произведения. Мне показалось, что я слушаю рассказчика, одного из жителей Поселка, который, спустя много лет, вспоминает и рассказывает произошедшие с ним и его друзьями события. Благодаря этому история кажется очень реальной. Из-за того, что прошло уже много лет рассказчик, мне кажется, намеренно щадит чувства читателя-слушателя, где-то сглаживает углы, но за его словами угадывается более жесткая реальность, более страшные картины беспощадной планеты, более опасные происшествия на грани срыва и гибели каждую минуту.

Рассказчик щадит читателя долго, а в последней трети повествования не сдерживается. В последней трети история несет мощный эмоциональный накал: за каждого из героев невероятно страшно, сжимаются кулаки в тихой мольбе к Автору: «Ну пожалуйста…», и хочется дочитать все разом, пережить, узнать, не откладывая на завтра.

Здорово то, что в книге нет отрицательных персонажей, нет плохих или хороших героев. Каждого можно прочувствовать, поступки, мысли и желания каждого хорошо понятны и объяснимы. Ни на кого не держишь досады, никого не упрекаешь, никому не ставишь в вину. А с состраданием, с болью, с гордостью принимаешь такими, какие они есть: и Олега и Дика – таких разных, боящихся будущей реальности, но так смело скрывающих это, невероятно сильных молодых парней; и Ирину и Лиз со свой болезненной любовью, болезненным страхом; и Марьяну хрупкую, но с железным стержнем внутри девушку; и слепую Кристину с ее жалобами и вечными стенаниями; и хрупкого, не по детски взрослого Казика; и маленькую Фумико, которая никогда не плачет; и каждого жителя Поселка, которых Автор наделил грустным, но твердым взглядом, несгибаемым характером, желанием и стремлением выжить, сохранить в себе человечность, умением делать непростой выбор и, самое главное, выбраться, во что бы то ни стало.

Эта книга совсем не детская. Для ее понимания и осмысления определенно нужен какой-то жизненный и литературный опыт. Наверняка, современный автор сделал бы из этого сюжета цикл на несколько книг с подробнейшим описанием деталей быта и отношений. Но тем и ценно, что Автор проникновенно, грамотно, интересно, емко и, вместе с тем, объемно изложил события двадцати лет выживания группы людей на далекой планете, оставляя некоторые вещи недосказанными, завуалированными, чисто на наше воображение и это замечательно. Мне кажется, что именно поэтому эта книга будет иметь очень долгую жизнь.

Оценка: 10

Роман чертовски красив стилистически, его хочется читать бесконечно, упиваясь легкостью форм из которых сами-собой, без малейшего усилия, формируются визуальные образы - оживают персонажи и места событий. Не могу припомнить чтобы ранее форма предложений восхищала меня более чем их содержание. Может это вульгарно, но, по данному компоненту, я бы сравнил роман с фильмом «Аватар» в 3D-формате на большом экране...

Роман очень поучителен. Он учит смотреть на вещи под разными углами, учит ценить малое, с уважением относится к тому, что мы уже давно привыкли считать само собой разумеющимся, неотъемлемой частью нашего бытия.

Роман изобилует уникальными героями: Старый, Томас, Сергеев, Олег, Дик, Казик, Марьяшка... всех не перечислить. Каждый герой романа - яркая, уникальная личность, формирующая целый мир. Даже такой фрагментарный персонаж как Слепая Луиза, вносит в роман целый мир глубоких переживаний связанных с переживанием собственного увечья в мире, где и физически крепким людям выжить тяжело. Даже безымянные «детишки» - это цельный художественный образ, выбросить которых без ущерба для произведения невозможно. И что наиболее приятно, автор никому не «подыгрывает», у него нет любимчика, никто не возведен в ранг супергероя.

Читая последние абзацы романа я не мог сдерживать слезы, хоть особо и непонятно от чего там рыдать. Да и сейчас, вспоминая развязку, они подступают к глазам.

Единственный минус романа, на мой взгляд, это некая незавершенность основной идеи... Мне не хватило «глубины» заложенных автором посылов, сложилось впечатление что роман ориентирован больше на подростковый возраст и восприятие. А я, к сожалению, уже оставил этот период в прошлом.

Оценка: 8

Я очень люблю фантастику. А это произведение, которое можно назвать лучшим русскоязычным фантастическим романом прочел только в 35 лет! Позор мне!

Все герои без преувеличения - ЖИВЫЕ... Со своими недостатками и достоинствами. Например - слепая астроном Кристина. Автор сделал из нее вечно ноющую, занудливую тетку, хотя мог сделать героиней по примеру инвалида-старого. Как и в жизни, в романе все ведут себя по разному в одинаковых условиях.

Здесь есть есть все: Социалка, научная фантастика, космическая, трагедия, философия, боевик. Экранизировать бы! Мультфильм «Перевал» завораживает! А что можно сделать в совр. условиях?! С современными возможностями комп графики и спецэфектами!

Оценка: 10

«Поселок» очень цельный и одновременно многообразный роман. Роман-приключения, роман-размышление и роман взросления. Психологическая точность, тщательность с которой Булычев следит за внутренним миром Олега, за противоречиями, которые раздирают этого молодого человка несущего такой груз ответственности. Это для Старого, опытного теоретика, Олег и Дик - два разных направления развития, две возможности выживания, но Булычев с большой теплотой и состраданием показывает, что и оба юноши живые, страдающие, что у них еще много детского. Но и на Олеге, и Дике чудовищная ответственность.

Уже очень правильно было замечено, что мир «Поселка» очень «реалистичен», в том смысле, что очень глубоко описан. Булычев создает глубину не только психологических портретов, но и самого Поселка, его уюта, его обычной жизни, его трудностей и побед. Мне кажется, что это действительно мастерски написанный роман. Настолько все образно, выпукло, ярко.

Этот удивительный, многомерный роман я хочу обязательно дать своему ребенку, когда для него наступит такой странный, неопределенный период перехода от детства к взрослению, когда подросток начинает чувствовать груз ответственности, который на него ложится. Думаю, что этот роман может помочь, может подсказать какие-то ответы.

Оценка: 10

Эталон поздней советской фантастики. Здесь уже нет идеологии, что сегодняшнему поколению не понять. Но зато еще осталось единство и сплоченность человечества, летающего к звездам. Споры, разногласия, конфликты, но и самопожертвование людей ради ближнего, настоящая дружба без, извините, книжных соплей и ложных диалогов. Хотел бы я жить в таком обществе..

Спасибо Булычеву за мечту, идеализм, в который он сам несомненно верил, судя по его позитивным произведениям. И я верю, несмотря ни на что. А когда взгрустнется, еще раз перечитаю нашего великого Писателя!

Оценка: 10

Трудно писать отзыв на произведение, которое читал практически каждый, и оценки которого практически однозначны. «Яркие герои», «Красив стилистически», ««Глубокий психологизм», «Шедевр». Все так. И потому, разделяя все выше сказанное, остановлюсь на двух моментах, которые оказались мне ближе всего вызвали наибольший эмоциональный отклик.

Группа людей очутилась в непривычных, опасных условиях, в месте, где их огромные знания о полетах среди звезд, высоких технологиях, великих открытиях Человечества, замечательных произведениях искусства, все моральные и этические нормы, выработанные и выстраданные людьми за тысячелетия истории- ничего не значат. Здесь нужны совсем другие навыки, уже прочно забытые Человечеством - как выследить и убить зверя, отыскать еду, спрятаться от непогоды, «почувствовать» приближение опасности. Добыть огонь или сделать оружие. Нужны те самые, древние, «дикие» умения, которые позволяли выживать нашим далеким предкам в самых невероятных условиях. И плюс к этому нужно крепкое здоровье, инстинкт хищника, грубая физическая сила и выносливость.

Сложный выбор стоял перед выжившими путешественниками со звезд, наблюдавшими, как «цивилизованность» уступает «дикости» под напором необходимости выживания. Как становятся чуждыми ценности старшего поколения, уступая другим нормам, продиктованным конкретными условиями и реалиями. Сложно решить, что лучше - сохранить во что бы то ни стало ненужные в настоящий момент знания, традиции и нормы поведения, или, уступив требованиям реальности, позволить молодому поколению создать нечто новое, пусть «дикое» и «нецивилизованное», но позволяющее выжить и закрепиться в негостеприимном мире.

Эта проблема на века. Если вглядеться в нашу с Вами историю за последние 100 лет, то окажется, что решало ее - хорошо или плохо - каждое новое поколение наших соотечественников. Никак не получалось этой стране прожить достаточно долгий период в стабильности, чтобы успеть старшему поколению без коррекции и пересмотров передать свои знания о жизни своим детям. О чем, к примеру, думали русские интеллигенты, пережившие революцию и Гражданскую войну, и вынужденные растить своих детей в новых, абсолютно «диких для них условиях? Им ведь тоже пришлось решать, стоит ли передавать детям свое представление о нравственности и моральных нормах, или промолчать, глядя, как создается новая мораль. А уж про 90-е просто промолчу. Нам еще долго расхлебывать результаты наших тогдашних решений, тоже оправданных необходимостью выживания.

И очень жаль, что в книге эта проблема пройдет только вскользь. Более вопрос, чем ответ, поскольку со спасением отпадет сама необходимость в принятии окончательного решения. А ведь год написания -1988. Совсем немного осталось до времени, когда многим из нас придется каждому для себя решать эту проблему- что отбросить, а что сохранить из прошлого для жизни в новых условиях.

Но это первое из того, о чем мне захотелось сказать. Второе же касается доблестных покорителей пространства, людей будущего, чистых, хороших и...искусственных. Как и во многих вещях Стругацких, показались они мне какими-то инфантильными. Кто-то скажет, невинными. Мне же исследователи неизвестного, покорители новых планет, пришедшие с забывшей бытовые трудности, насилие и войны Земли, больше напоминают подростков - девочек и мальчиков, которым неожиданно попали в руки сложные технологические игрушки. Все остальное - ответственность, мужество, доброта, милосердие, сострадание - лишь заученные когда-то слова, привычные, вроде бы, понятные, но непрочувствованные и не ставшие собственным, внутренним законом. /чего стоит только эпизод с « одуванчиками» и снежной блохой - смесь легкомыслия и наивной глупости, чуть не приведшие к катастрофе/. Видимо и старшие жители Поселка были когда-то такими, пока не оказались в совсем другом, жестоком мире, где пришлось ежеминутно решать и действовать. Как мы, совсем-совсем недавно.

Оценка: 10

Знакомство с творчеством Кира Булычева я начал с романа «Поселок» и, признаться, нисколько не пожалел.

«Поселок» лишний раз убедил меня в соображении, что тема противостояния человека и стихийных сил природы - одна из самых удачных и волнующих в литературе. Чего только стоит «Лед и пламя» Брэдбери, но Булычев, как мне кажется, преодолел и эту весьма высоко установленную планку. Роман действительно очень сильный.

Рассказывать о выигрышных местах можно бесконечно. Это и чудная легкость языка - предложения не загромождены, текст читается приятно и быстро. Важно, что выдержан баланс описаний и действий - Булычев не заинтересован скурпулезным выписыванием мелочей чуждой планеты (их он оставляет на откуп читательской фантазии), основное внимание он уделяет психологизму, характерам и отношениям между людьми. Удивительно, но практически каждый персонаж романа получился запоминающимся, живым. Хотя персонажей этих немало, но автор сумел едва заметными штрихами расписать психологический портрет каждого - и ни один из них не повторяет другого. Также я хочу отметить ту красоту отношений, которые сформировались у людей на этой планете. Чего только стоит взгляд Дика на отношения Олега и Марьяны, и робкие поцелуй в щечку последних.

Характерно то, что вся эта скурпулезность в оживлении героев совершенно не повредила динамике произведения. Роман читается очень быстро, а последняя четверть книги просто не дает оторваться. Степень переживания за детей, вынужденных рисковать собой, бороться со стихией, умирать в зубах хищников ради спасения поселка, просто зашкаливает. В некоторых моментах я ловил себя на том, что вот-вот расплачусь. В моем случае это говорит о многом.

Думаю, что с плюсами понятно. Теперь о минусах. Их практически нет, а если и есть, то они субъективны. Мне показалось, что повествование несколько проседает в момент появления Павлыша и исследовательской экспедиции. Все-таки не сразу удается переключиться с настоящих проблем невольных колонизаторов к проблемкам экипажа ученых. Еще несколько неубедительно смотрится оживление одного из погибших героев в финале. Но это исключительно на мой взгляд.

Что в итоге? Могу сказать, что я получил огромное удовольствие от этой книги. Подобное я испытывал нечасто, и тем ценнее для меня эти ощущения. И я без сомнения рекомендую этот роман всем, кто его еще не читал. Уверяю: вы не пожалеете.

Очень наглядно показаны факторы социальной деградации. Жизнь в изоляции, практическое отсутствие предметов культуры (книг, бумаги, картин, …), повседневная ситуация выживание, взросление детей, родившихся вне Земли, за два десятилетия вкорне меняет этот маленький социум. Вживление в природу (а значит социальная деградация) является естественным трендом в данных условиях. И даже фактор высокого культурного уровня первого поколения поселенцев – это были крупные ученые и исследователи – не может остановить регресс. Один из героев книги констатирует: «Борьба за существование в элементарной форме приведет к безнадежному регрессу. Выжить ценой вживания в природу, принятия ее законов – значит сдаться».

Подкупает обостренная эмоциональность сюжета. Все очень реалистично, несмотря на фантастический антураж. Последние страницы очень душещипательны. Давненько не встречалось мне книги, которая смогла бы меня так растрогать.

P.S. Есть мультфильм по первой части данного произведения - «Перевал». Художник-постановщик этого мультфильма - Анатолий Фоменко (по образованию - математик, ныне - заведующий кафедрой мехмата МГУ, создатель «Новой хронологии»). Александр Градский - автор музыки и исполнитель единственной песни, но на стихи Саши Черного! Закадровый голос - Александр Кайдановский… Мультфильм завораживает и потрясает.

Оценка: 10

Книга в свое время очень впечатлила. Причем не многократно воплощенный в комиксах и мф «Перевал», а именно ВЕСЬ роман, В ЦЕЛОМ.

В «Перевале», если так разобраться, просто нет никакой идеи. Квест обычный - шли, шли и пришли. А вот дальше идея появляется (столкновение обитателей Поселка с «чужой» для них жизнью... и понимание того, что эта жизнь на деле вовсе не чужая. Как-то так - очень грубо говоря). Но при этом «Перевал» гораздо более известен (не в последнюю очередь благодаря своей... да - «комиксовости»), чем собственно сам роман (что обидно.

Это то же самое, что с Земноморьем Ле Гуин - первые три части нравятся всем безоговорочно: там нет глубины, зато «прекрасно прописан мир». Дальше, когда история становится уже не в пример более серьезной - не все «асиливают»).

Опять же, КТО ГЕРОЙ? Полностью позитивный - значка космомольского только не хватает - Олег, или не в пример более ершистый и колючий, т.е, внешне в общем-то совсем несимпатичный Дик? Поначалу как-то чувствуешь обиду за Олега, когда понимаешь, что автор «не с ним». Потом доходит: он не то чтобы не с ним, а - «не только с ним». Объективность, много РАЗНЫХ точек зрения вместо одной, «стопроцентно положительной»... За это я и люблю эту вещь - за реализм и нестандартность. Пресловутое «3-е измерение». В «Перевале» же ничего подобного нет. Там - если разобраться - вообще характеры не прописаны, т.к. это всего лишь ОЧЕНЬ развернутая экспозиция.

Оценка: 9

Невероятная книга!

Перевернув последнюю страницу и утерев слезы, хлопала глазами, как обиженный ребенок, в поисках следующей главы, повествующей о дальнейшей судьбе поселян. Я даже еще раз скачала книгу с другого ресурса, чтобы убедиться в отсутствии этого продолжения. И потом еще долго сидела под впечатлением, не понимая, почему я так долго откладывала чтение этого романа...

Фантастически нереальная история - не только выжить в агрессивно настроенной чужой среде на далекой и дикой планете, но и приспособиться к окружающим условиям; сохранить чувство человеческого достоинства и понятия общественной морали. Не скатиться до уровня первобытных людей, а держаться самим достигнутого интеллектуального уровня и стараться передать его подрастающим детям - истинным аборигенам, гораздо легче приспосабливающимся к местным условиям.

Сложные вопросы поднимает автор, но описывает таким простым языком, что нет сомнений в целевой аудитории этого произведения - книга в первую очередь рассчитана на подростков, их живое воображение и только формирующееся чувство ответственности. При этом у взрослых останется не менее глубокое впечатление, сила слова автора никого не оставит равнодушным.

САМОЕ ОКОНЧАНИЕ РОМАНА «ПОСЕЛОК» КИРА БУЛЫЧЕВА

Один из лучших романов Кира Булычева всегда казался автору этих строк несколько недосказанным, неоконченным, можно даже сказать – оборванным на полуслове, и потому он, нескромно, решился попытаться дописать за мэтра это его поистине гениальное произведение.
Понять, почему оно было Киром Булычевым столь неожиданно прервано, так и не дойдя до главного кульминационного момента, коему и впрямь ведь должно было непременно еще стать вполне полноценным его логическим завершением, в принципе довольно несложно всякий подлинный художник слова в пылу своего творческого взлета о деньгах вообще нисколько не думает.
Однако, когда уж его произведение почти что полностью завершено, и, может, пожалуй, считаться оконченным, и наступает время для этаких, до чего только невеселых, скабрезных мыслей.
Итак, вот оно, мое предполагаемое окончание.

После тишины, напряженной до звона, лишь на миг повисшей в теплой кабине катера, пришло время для радостной суматохи, да и вполне полноценного осознания всего ведь на деле действительно же случившегося.
Возглас Дика был голосом оттаявшего сердца, навеки стершего в его душе ту нисколько незримую глазу разницу между жителями поселка и всеми теми, совершенно чужими здесь, пришельцами с далекой Земли.
Салли не нашла, что именно ответить на этот порыв юношеского восторга, сочетающего в себе преждевременную, не по годам, зрелость – и страсть дикаря, все-таки сумевшего предотвратить верную и неминуемой гибель своих лучших друзей.
Еще столь недавно она казалось ему страшной и почти неминуемой, а вот теперь это уже все нынче совершенно так позади.
Чувство дикого одиночества и ощущение неотвратимости судьбы беспрестанной борьбы со всем миром во имя каждодневного существования в душе Дика уступило сладостному чувству единения со всем необъятно большим человеческим разумом во всех просторах вселенной.
Дик перестал чувствовать внутреннее отчуждение от той земной женщины, что сидела с ним рядом.
Но в во всем восторге его было столь много дикого и первобытного, что Салли почувствовала себя несколько неуютно в катере и так стало тесно, а тут еще и столь неумная радость, которой явно был нужен самый широкий простор.
Однако и Салли, точно также переполняло чувство светлой радости от спасения из паучьих лап смерти этих двух людей, заплутавших в вечных снегах чужой планеты.
Минуло еще несколько мгновений и вот оба они – и Салли, и Дик – разом застыли, пристально вглядываясь в глаза друг друга, словно бы увидев впервые, но довольно вскоре их мысли вновь всею душою вернулись к спасенным.

Они почти силой втащили в люк катера двух путешественников явно находящихся в почти вот полном беспамятстве.
К тому же еще пришлось повозиться, чтобы разместить четырех человек в довольно маленькой трехместной кабине катера.
И ведь поначалу Олег и Сергеев, все еще явно порывались куда-то спешно идти, пытаясь из последних своих сил добраться до какой-то неизвестной, но очень видимо важной для них цели.
И только затем, совсем немного обмякнув, пусть и не отойдя еще от сковавшего им все члены сурового мороза, спасенные начали, понемногу, все же вот постепенно и очень медленно приходить в себя.

Добродушная Салли, поначалу столь беспечно торопившаяся так сразу назад в Поселок, немного подумав, вполне уж вняла совету Дика.
Не было никакой острой необходимости безумно спешить, жизнь спасенных ими людей была ведь отныне вне всякой опасности.
Бесспорно, ничего плохого вовсе не произойдет, если они немного повременят с самым незамедлительным возвращением на пологую равнину.
А к тому же и внешний вид обоих путешественников все еще оставлял желать много лучшего.
-Их непременно надо перво-наперво накормить и обогреть, - пробормотал Дик.
– Мать Олега и так сама не своя, а при первом же взгляде на застывшее бледное, почти ведь обескровленное лицо сына, она и вовсе на шутку совсем же перепугается.
- Дик буркнул в сердцах, стукнув кулаком в тонкую стену катера, что весь такой насквозь промерзший и иссиня бледный он ей чего доброго бездыханным телом вполне ведь может еще показаться.
А потому катер так и не сдвинулся с того места, где им столь и впрямь на удачу повезло подобрать двух, вконец обессилевших, путников.
Дик впервые за время знакомства более чем однозначно и вполне настойчиво высказал свое веское слово, и неожиданно для самого себя он вдруг явно понял, что уже совсем перестал быть простым зрителем.
После спасения Сергеева и Олега былое противопоставление «мы и они» навсегда исчезло, выветрилось из его диковатой, но доброй и славной души. Первоначальная настороженность была связана, не в последнюю очередь, еще и с тем, что ему всегда казалось, что земляне обязательно начнут его всячески третировать.
Ведь Старый, в своих назидательных и строгих беседах со взрослыми величал его не иначе, как «символом нашей весьма скорой и более чем неприглядной деградации».
Однако Салли сразу взглянула на него вполне дружелюбно, как на равного, как только ей стало окончательно ясно, что при всей своей дикарской наружности, он отнюдь не примитивен душевно и нравственно.
Правда, когда Дик искренне весело и сердечно поблагодарил ее за спасение своих лучших друзей, она все-таки немного смутилась, поскольку в этой благодарности явно промелькнул некий намек на что-то навеки прошедшее, навсегда отныне изгладившееся в его обветренной вьюгой и лютыми ветрами душе.
В принципе, Салли теперь ни в чем не винила Дика, поскольку вся ситуация, в которой тот оказался после отлета их планетарного катера, нынче предстала перед ее глазами в самом удручающем свете, а потому она и не думала на него за что-либо вообще сердиться.
И именно поэтому Дику столь легко удалось настоять на своем. Вторую причину не слишком уж весело спешить, Дик все-таки Салли постеснялся раскрыть.
А все дело было в том, что он все еще никак не мог привыкнуть к молниеносной стремительности катера, совершенно невероятная его скорость не то, чтобы пугала Дика, но он явно чувствовал себя в нем не в своей тарелке.
И как же, однако, при этом ему хотелось самому начать им управлять.
Но об этом Салли он, конечно же, ничего не сказал.
Земная женщина по-прежнему вызывала в нем необычную и вовсе несвойственную его характеру робость, а также тайную зависть в самом неизменном сочетании с заведомо явным презрительным отношением ко всем тем, для кого единственной возможной средой обитания является стерильно очищенное и защищенное от всех опасностей искусственное жилье.
В этом ему неизбежно виделось полное и безвременное отстранение от всех настоящих реалий и подлинных смелых удач.
Он ненавидел все земное, но одновременно с этим тянулся к нему.
Дик с самого детства стал трезвым членом того мирка, которым всегда был Поселок, а потому и знал он ничуть не хуже других, что все его обитатели жили одной лишь яркой и светлой мечтой – вернуться в лоно цивилизации.
Его же тяготила роль ничего незначащего невежды, на которого все сочувственно показывают пальцем, а за спиной громко, и до чего только обидно посмеиваются.
Дику даже приходила в голову мысль, что уж лучше будет остаться посреди давно им изведанных, а потому и вполне привычных ему вещей, а на далекой Земле ему делать вовсе так нечего.
Но было что-то в самом облике Салли, что просто и естественно уничтожало в Дике тяжкой жизнью нажитое недоверие, возникшее на почве почти безмолвного с его стороны, извечного же противостояния со Старым.
Причем Дик, всегда уж до чего твердо про то знал, что прав он или не прав, но все остальное – одни лишь пустые, никчемные разговоры.
Но это было так именно вот в реалиях леса и Поселка.
А здесь, в тесной кабине катера, он чувствовал себя несколько робко и неуверенно, не то, что в родном ему лесу, где он давно ощущал себя если и не полновластным хозяином, то уж, по крайней мере, равным всем другим его обитателям противником.
Катер был чужим, однако здесь Дик, никак не ощущал того, что неизбежно всегда глухо тревожило его и раздражало дома – тут он не был символом умственной (шепотом) вездесущей деградации (а у него ведь отличный слух охотника). Нет, тут он был просто человеком, а осознание этого делало его значительно мягче и проще.
При таких условиях он вполне готов был признать полную свою интеллектуальную несостоятельность в некоторых житейских вещах совершенно нового для него мира.
И все же где-то в самой глубине души Дик испытывал некоторую глубокую неудовлетворенность и тоску по тому титулу, который ему так уж, значит, теперь ведь и не достанется.
Дик, сколько себя помнил, всегда хотел стать общепризнанным вождем их маленького племени. А теперь об этом нужно было просто раз и навсегда совершенно забыть.
Эти мысли уходили и возвращались, мгновенно проносясь в мозгу, и тут в который раз он вновь оборвал все свои житейские рассуждения о своем месте под почти никогда ведь невиданным им солнцем. Тем более что солнце это было вовсе не то, да и не показывалось оно никогда из-за туч, как о том не раз говорил справедливый, с точки зрения Дика, Сергеев.
И тут же, угрюмо наткнувшись в своих непонятно куда разбредающихся мыслях на что-то весьма ведь вполне конкретное, Дик внутренне весь подобрался и встрепенулся, вспомнив, что его друзья все еще не пришли в себя, не очнулись, а, оказавшись в тепле, разомлели и впали в какое-то странное беспамятство.
Он с тревогой взглянул на Сергеева и Олега.
Дик, еще пока никак так не мог быть полностью спокоен, думая, обо всем том, что им выпало на долю, мороз и голод едва ли их не убили.
Он с благодарностью и явно так весьма значительно возросшей в его душе симпатией посмотрел на внезапно притихшую Салли, полностью отныне воспринимая ее почти как свою. Не будь этой земной женщины, его друзья непременно погибли бы.
Но тут в его голове вновь промелькнула та самая, острая, как стрела арбалета, невыносимая мысль: а что, если Олег на ноги так и не встанет, поскольку ему их все-таки придется отрезать?
Ведь может так статься, что несколькими пальцами на обмороженных ногах тут никак не обойдется. Ведь Сергееву именно ему когда-то и довелось самым обычным топором отрубить те самые два отмороженных пальца.
Салли заметила его довольно встревоженный взгляд, сразу так поняла, что это именно он, собственно, значит, и, чтобы более чем незамедлительно его совсем успокоить, негромко произнесла:
– Дик, ничего действительно страшного с ними вовсе ведь не произошло, и очень даже скоро они уж обязательно придут в себя.
Да и довольно быстро вскоре затем станут на ноги.
Сергеев очнулся первым. Чуть приоткрыв глаза, ничего еще толком перед собою не видя, явно находясь во власти плотно окружающей его мглы, он все-таки сумел рассмотреть знакомое и очень взволнованное лицо Дика:
-Вы все-таки нас нашли…
Сергееву едва хватило сил, только чтобы произнести именно эти слова и произнес он их вовсе нетвердо, вполголоса, буквально выдавив их из себя, но после небольшой паузы, он повторил: – Вы все-таки нас нашли…
И в его слабом голосе послышалось такое светлое торжество и долгими годами ожидания таившаяся грусть…
А ведь ни от кого в Поселке Дику еще не доводилось слышать ничего подобного. Взрослые были чересчур обременены и придавлены своим тяжким повседневным существованием, чтобы хоть на миг ощутить себя частью всего большого человечества, покорившего многие звезды, одолев ничем неизмеримые пространства космоса.
Олег едва-едва когда-то ощутил нечто сходное этому чувству в недрах давно уже мертвого «Полюса», а сердце Дика дрогнуло только здесь и сейчас. Именно в этот миг в самой глубине его человеческой сути случились неожиданные и более чем глубокие перемены. Ему действительно стало понятно, что и сам он тоже часть чего-то гораздо большего, чем весь Поселок со всеми его жителями.
И это было для него столь непривычно и странно, что весь он внутренне преобразился, впервые посмотрев на Салли именно как на свою.
Она более не была для него совсем так чужой женщиной с той, находящейся за самой гранью всяческого его воображения, таинственной, неведомой и совершенно же непонятной ему Земли.
Но тут вновь, до самой глубины его души, Дика внезапно пронзила все та же, мелькнувшая в кровавом мареве временного помутнения рассудка, дикая мысль, еще недавно заставившая его настолько рассвирепеть, что он чуть было не поднял оружие против этих землян.
Так вот оно само собой получалось, что он по-прежнему считал их чужими если и не себе, то, по меньшей мере, всему миру своей планеты.
«Они прилетели не к нам, – решительно подумал тогда, чуть ли было, временно совсем уж не потерявший рассудок Дик.
– У них тут свои дела.
Мы для них – обезьяны, недостойные всякого человеческого участия!».
Ну, а теперь он разом же почувствовал и стыд, и полудетскую обиду на свою вспыхнувшую ярким пламенем звериную ярость.
И он до чего только безжалостно по отношению к самому себе и всем обитателям Поселка подумал, что теперь, после всего случившегося, люди с Земли будут с опаской поглядывать на него и остальных, как на диких, злобных существ.
«Теперь они нам никогда не поверят, что мы, живя здесь, остались все теми же людьми», – с неистовой искрой отчаяния промелькнуло у него в голове.
Он медленно, борясь с собой, проговорил:
– Я ведь не только ложку с тарелкой видел, но и бластером, когда надо, могу пользоваться!
- …Но только против зверей, – не столько грустно, сколько с самым отчаянным желанием выразить все свое глубочайшее раскаяние, добавил он.
Однако тут же в мозг Дика вновь вонзилось острие точно той, недавней, слепой ярости, лишь на миг, в нем застряв, однако успев при этом отозваться где-то в самой глубине его души точно той прежней нестерпимой болью.
Ну, как это они могли взмыть в небо, а Казика оставить на съеденье шакалам?!
Он едва не умер!
Вот не было бы совсем неподалеку спасительных вод озера, и что тогда?
Было бы кого им вообще вырывать из когтей самой смерти?
А ведь Казик всем своим маленьким детским сердцем и вполне уже взрослым умом, всеми силами рвался к этим землянам, а они его бросили и куда-то, поспешно улетели по своим куда более насущным делам.
Конечно же, еще счастье, что шакалы на человека скопом не нападают, но холм явно подчеркивал, что Казик совсем не велик ростом.
«Впрочем, это было еще до встречи с землянами, – разом поправил себя Дик, стараясь погасить еще не совсем угасшее пламя гнева почти начисто столь недавно убившего в нем способность думать и рассуждать.
– Хорошо, что хоть они догадались, пусть и не сразу, но все-таки вернуться назад, и успели… успели вовремя»
Дик всем корпусом повернулся к Салли, зацепив ее плечом в тесном пространстве катера. И Салли его полностью поняла без единого слова или всякого жеста с его стороны.
Она действительно правильно истолковала весь этот его бессловесный, немой укор!
Ее лицо сделалось очень печальным.
Она встрепенулась, вспомнив свое собственное недавнее горе, но одновременно с этим в ней загорелось острое желание задать давно уже мучивший ее встречный вопрос.
– Скажи мне, мальчик, – начала она, – ведь ты здесь вырос, много ходил по здешним лесам, а значит, должен многое о них знать, так ведь?
Что же еще такое могло случиться с Клавдией? На нее явно кто-то напал. Мы ее обнаружили посреди ужасного хаоса!
– Чего? – переспросил Дик, наткнувшись на совершенно незнакомое ему слово.
– Хаос – это когда совсем нет порядка, а вещи сломаны и разбросаны в разные стороны.
– А, – протянул озаренный ужасной догадкой, Дик.
Салли продолжила:
– Она, похоже, яростно сражалась с какими-то ужасными чудовищами, а потом обессилела и, главное, совсем ничегошеньки о них вовсе не помнит. Мы были убеждены, что на станцию было совершено загадочное и главное еще нисколько вот непонятно чье нападение, и что Клавдию надо незамедлительно, спасать.
Мы не на шутку испугались, а потому и бросились наутек.
Салли произнесла все это, старательно подражая выражению глубочайшего раскаяния, которое она за несколько минут до этого без труда уловила в голосе глянувшего на нее исподлобья Дика. А потом, уж мельком посмотрев на пол, она с искренним душевным отчаянием произнесла:
– И про Казика она ведь нам до поры до времени отнюдь так ничего не могла рассказать.
Это последнее было сказано ею так, что Дик впервые принял ее слова, с той же извечной своей унылой покорностью, с какой он всегда относился ко всем невзгодам и смертям. Дик признавал чужую слабость и ни от кого не требовал ничего невозможного.
– Меня тоже тогда не было рядом, – хмуро подметил он, – и я никак не мог видеть, что именно там произошло.
И, как-то почти для него незаметно, на сердце у Дика сразу совсем потеплело. Он тут же вспомнил неуверенные движения Клавдии. Кровь на ковре не могла быть кровью Казика. И бой в закрытом помещении…. Вокруг них годами ночные твари бродили, и когда Дик был еще совсем маленьким, его отец все боялся, что изгородь ненадежна и что следующей ночью их всех обязательно ждет неминуемая гибель. Отец и погиб, получив серьезное ранение, посреди ночи укрепляя покосившуюся изгородь, казавшуюся ему такой ненадежной.
– Поначалу ночи были очень уж страшными, – иногда с горькой печалью вспоминал такой всегда жизнерадостный Вайткус. – И все же не было случая, когда бы, в конце концов, не помогали головни из костра, а они всегда вот надежно спасали даже и от самых настырных ночных гостей, да и саму изгородь со временем хорошо укрепили, сделав ее и крепче, и выше.
Значительно лучше подогнав друг к другу стволы деревьев, что было никак не под силу срубить людям не знавших повадки обитателей леса.
«То уж было мое дело, – с гордостью за себя вспомнил Дик. – Ну, а на земную экспедицию кто ведь это напал?
Что за злой дух натворил таких бед и даже следов после себя вовсе так никаких не оставил?».
«Нет, – окончательно убедил себя Дик, вспомнив, как уж оно все до чего только и впрямь обескураживающе выглядело на станции – внутрь купола никто не проник!».
И тут вот он сразу со все более и более ужасающей ясностью, понял, что здесь никак не обошлось без снежной блохи.
«Надо же, и землянам от этой напасти сходу ведь сразу на орехи досталось, с самой ужаснейшей досадой угрюмо рассудил Дик.
– А раз такие дела, то их бы надо прямо сейчас спешно предупредить об этой жуткой здешней напасти. Или нет, как уж тут их даже и самым отдаленным намеком сумеешь предупредить? Пускай ей все на своем научном языке спокойно и рассудительно объясняет Старый, а то она меня все равно не поймет или, чего доброго, подумает, что все мы тут, словно слепая Кристина, по временам бываем вовсе так не в себе».
И Дик не стал даже пытаться чего-либо объяснять.
А решительно и резко отпарировав заданный вопрос сам в свою очередь спросил.
– А куда это вы тогда улетали? – выпалил Дик, явно пытаясь скрыть все свое беспокойство. В его голосе был истинный страх. Он-то уж точно знал, чего еще способен натворить человек, укушенный снежной блохой.
– Нас не было на станции, – сухо ответила Салли.
Она подумала, что Дик мысленно обвиняет ее в том, что они с Павлышем не только Казика в беде бросили, но также недоглядели за пораженной непонятным недугом Клавдией.
А потому, несмотря на весь так и начавшийся зарождаться в ней гнев, она тут же мысленно осеклась…
– Да и ты тоже тогда был далеко? – довольно примиренческим тоном произнесла она.
Дик вспыхнул и запальчиво произнес:
– Я остался приглядывать за Марьяной! Вы же помните, в каком она была состоянии! - с гулким отчаянием в голосе выпалил он.
На тот момент Дик полностью и до конца вполне же невесело додумал все еще возможные трагические последствия того злосчастного укуса, а потому ужас в его душе нельзя было выразить буквально никакими человеческими словами.
Однако он тут же разом себя одернул, до чего и впрямь ведь мучительно то, осознав, что ему никак так не должно себя вести, подобно всякому разъяренному дикарю.
Прощальный взгляд Старого возымел свое действие.
– Я все сделал, как меня учили! – сказал Дик, оправдывая свою внезапную вспышку.
Олег, уже немного придя в себя, вдруг просипел:
– Что с Марьяной?
Дик радостно ответил: жива, здорова, хотя оптимизм в его голосе был явно так несколько натужным.
Салли от себя весело добавила:
– И скоро уже бегать будет!
Дик, широко улыбаясь, благодарно посмотрел на нее.
А Салли про себя мельком подумала, что едва ли этот мальчик, дитя здешних лесов, хоть чего-то вообще соображал в тот самый момент, когда он чуть было, не опалил их из бластера.
И, все-таки внезапно посуровев, с тем напускным укором, от которого в глубине ее души сейчас не осталось уж и следа, она до чего ведь рассудительно заметила:
– Однако если у вас тут было самое настоящее сообщество и вполне должное воспитание, ты еще в далеком детстве кое-как явно получил, то, как же ты мог нацелить на нас бластер?
Салли, не сдержавшись, громко произнесла это, помня при этом и о вине Клавдии, которую им еще явно предстояло во всем подробно так затем разбирать.
Как-никак, а инструкциями строго-настрого было предписано:
«Покидать станцию без прикрытия членом исследовательской экспедиции, несущего одиночную вахту, категорически запрещено»!
Клавдии надлежало следить за всем происходящим вокруг станции исключительно изнутри, а из этого следовало, что ее выход наружу само по себе есть грубейшее нарушение инструкции. Правда, была оговорка: человек, даже оставшись на станции в полном одиночестве, все-таки может отдалиться от купола на пятьдесят метров, но только в случае самой крайней и весьма неотложной необходимости.
А уж поднимать шлем на биологически активной планете было ведь попросту нисколько недопустимо! И, поскольку это грубейшее нарушение инструкций привело к столь тяжким последствиям, замять все это промеж членов их маленькой группы вовсе-то нисколько совсем не получится.
Да и сама Клавдия даже и в мыслях попытки чего-либо подобного никому и никогда совершенно ведь не дозволит.
Чувство ответственности в ней развито до чрезвычайности.
А значит, в свете сложившихся обстоятельств, именно ей и выпадает нести на себе всю полноту ответственности, и скорее всего ей придется уйти из дальней разведки.
Думая о столь чуждых миру Дика вещах, Салли невольно внутренне содрогнулась, глядя прямо в глаза этого, явно насмотревшегося всех ужасов первобытности, не по летам опытного и, несмотря на все его напускное мальчишество, действительно вполне полноценно зрелого человека. А потому Салли опустила глаза, полностью осознав трагедию, произошедшую в душе этого парня, когда он увидел, как их катер взмыл в небо, а он, пойдя по кровавым следам, обнаружил зловещую картину гибели его несчастного друга.
А ведь, отказав ему в помощи, его явно обрекли на смерть от зубов здешних, столь хорошо с самого детства знакомых Дику, отвратительных тварей.
Дик несколько минут долго и упорно молчал, затем, насупившись, понуро ответил:
– Я был вне себя. Мне пришло в голову, что вы не впустили к себе Казика, и это из-за вас он погиб сдавлено чуть ли не с рыданием выпалил он.
Затем он беспокойно и нервно вздрогнул, невольно вспоминая о том, всего несколько минут назад заданном ему Салли вопросе.
Он, еще более понурясь, сбивчиво и сглатывая слова, произнес:
– То, что в той комнате был бой, я и сам видел!
После некоторой паузы, смотря себе прямо под ноги, Дик, совсем уж насупившись, зычным полушепотом продолжил:
– Да только не знаю я, с кем эта ваша Клавдия столь упорно, стойко и храбро сражалась. Туши же зверя нигде не было видно.
При последних словах его лукавство дошло до наиболее верхнего предела, а потому и стало оно полностью прозрачно, и Салли безо всякого труда уловила в его голосе явную неискренность.
«Ты все еще нам до конца не доверяешь», – подумалось ей в эту минуту.
А Дику в который раз во всех подробностях явно припомнились неловкие, неуверенные движения второй женщины, а потому и весьма определенные выводы он уж для себя вполне так окончательно полностью сделал.
Сколько раз он видел у других людей, да и на себе не раз и не два испытал этот дурманящий мысли и чувства туман в голове после блошиного укуса!
Он ведь далеко не сразу затем рассеивается, этот туман, как уж каждому, наверное, того явно бы и впрямь еще до чего радостно бы захотелось.
Но одновременно с этим Дик окончательно отказался от всякой мысли пускаться в пространные объяснения, благоразумно посчитав это делом нисколько так неуместным, поскольку Салли ему, конечно же, нисколько не поверит.
А может она еще, чего доброго, подумает, что какие-то местные живые существа умеют управлять людьми, делать их невероятно сильными и злобными.
И это вправду так могло бы еще уж привести именно к тому, о чем столь упорно беспрестанно бормотал в горячке один из тех мужчин Поселка, кто умер еще же в прошлую эпидемию: «Всех нас на Земле обязательно ждет долгий и самый мучительный карантин».
Конечно, говорил он об этом, уже заболев и мучаясь от высокой температуры, но все-таки, будучи вполне ведь в сознании.
Может быть, он попросту хотел, чтобы его все бросили из-за опаски заразить кого-нибудь еще, как потом то скороговоркой объясняла крайне взволнованная произошедшим Марьяна.
Все-таки этот умерший имел в молодости некоторое, пусть и самое мимолетное, отношение к медицине.
А Борис (как его иногда называла мать Олега) тогда громогласно произнес целую речь.
И он тогда разом утихомирив весь тот начавшийся гвалт, торжествующе известил всех молодых и старых, что, может, это и было бы правдой, но только лишь в случае, кабы всякий житель Поселка был беспричинно агрессивен сам по себе, безо всякого внешнего воздействия со стороны жалящего его самого отвратительного здешнего насекомого.
Да только как это уж все объяснишь земной женщине, столь от всего этого беспредельно далекой?
Да теперь Дик стал лучше понимать жалобные вздохи взрослых, когда они говорили, что остались они здесь после аварии совсем ведь без ничего.
«Еще и потому, что после перенесенного первоначального шока люди были не очень-то в состоянии мыслить логически, а потому и остались здесь мы с дикой природой один на один», - сказал как-то Старый.
У тех отдельных людей – членов экипажа корабля «Полюс», что все же сумели выжить после взрыва реактора, всех сил хватило разве что на то, чтобы суметь вытащить на руках своих погибших товарищей, но бластеры никто из них так и не взял.
В жилых отсеках бластеры не держали, ведь там были малые дети, вполне способные, играя, нажать на спуск и выпустить в кого-нибудь смертельно опасный луч.
Как после прошлогоднего возвращения с «Полюса» за спиной у матери Олега говорили взрослые, отец Олега действительно остался жив после аварии, ведь его тела так и не нашли! Он вернулся в свою каюту, положил бластер и явно пошел догонять своих, да только далеко не ушел. А впрочем, он на это вряд ли серьезно рассчитывал, иначе обязательно бы прихватил с собой оружие.
Но все это, вполне очевидно, произошло несколько позднее, не сразу после аварии.
А в тот ее страшный момент в жилых отсеках не осталось буквально ничего: ни освещения, ни отопления, да и радиация была, пусть и не самая большая, а все-таки совсем не безвредная. И, несмотря на то, что она никак не была столь уж смертельно опасной при наличии надлежащего и вполне соответствующего квалифицированного лечения, да только колонисты, имеющие на руках малых детей, само собой, потребовали незамедлительной эвакуации.
А все старшие офицеры корабля были мертвы, а потому приструнить их было, собственно, некому.
Да и мороз поначалу не казался таким уж действительно страшным препятствием, – все-таки они были довольно тепло одеты. Да только имевшиеся термокостюмы оказались нарядами, совершенно так непригодными для здешних суровых гор. Их ведь должны были высадить в равнинной местности совсем другой планеты…
Они были скорее только жалким подспорьем, нежели чем настоящей формулой всеобщего спасения.
Люди в них то и дело подали в пропасть и разбивались насмерть.
Однако без этих термокомостюмов, пусть и с часто совершенно внезапно садящимися аккумуляторами, из гор никто бы так и не вышел, как о том, часто горько охая, причитала вслух Кристина.
И не было понятно, рада ли она этому обстоятельству или, как это с нею порою случается, призывает на головы всех жителей поселка одну лишь самую скорую и вовсе ведь на этот раз неминуемую погибель…
Для долгой их зарядки требовалось электричество, а временный начальный заряд не был даже снабжен надежной системой оповещения, что он вот-вот уж закончится.
Однако все эти разговоры о вещах, вовсе не имеющих никакого отношения к реалиям леса, не казались ни для кого из выросших здесь ребятишек чем-либо действительно достойным настоящего, серьезного внимания. Хотя дети и делали вид из уважения к старшим, что им все это очень даже вполне так искренне интересно.
Вот и Дик, будучи от природы весьма рассудительным человеком, все это слушал, когда еще был совсем, совсем маленьким, однако по прошествии времени все это стало ему казаться сказкой или мифом, которым просто-напросто беспрестанно утешают себя взрослые.
И вот этот миф окончательно стал реальностью, а главное, еще и такой реальностью, за которую уж никому более не предстояло заплатить своей единственной жизнью. Это радовало, но все же Дику было как-то не по себе, и он тихо ушел в свои прежние мысли.
Все остальное время, пока катер, взмыв в небо, летел к Поселку, они просидели молча, думая каждый о чем-то своем. Сергеев с Олегом тоже притихли, они ведь еще были совсем так слабы.
И лишь когда до Поселка стало совсем же рукой подать, Дик обнадеживающе взглянул на Салли и негромко произнес:
– С вашей Клавдией все будет в полном порядке. Я, кажется, догадался, что это именно с нею стряслось.
Салли отнеслась к этому просто, как к вполне естественному выражению сочувствия.
Она улыбнулась и ласково произнесла:
– У вас тоже все будет хорошо, вот увидишь. Никто на вас как на дикарей на Земле смотреть совершенно уж вовсе нисколько не станет.
Я обещаю.
И вот уже мать Олега, протолкавшись сквозь всю толпу, буквально влетела в катер, прижала сына к груди.
Он почти полностью пришел в себя и как-то сразу обмяк, узнав о Марьяне.
Ее болезнь не слишком его встревожила. Для него главной вестью было то, что она все-таки осталась жива, а цела ли, невредима – не важно, то уж до свадьбы заживет.
Олег верил в чудодейственную силу земной медицины.
А про Казика он в тот миг так и не вспомнил, и только через несколько минут, опомнившись, он негромко и хрипло произнес:
– Ну, как там наш Маугли? Все выспрашивает у землян про Землю?
И тогда Дик, до чего же невесело ему поведал всю незамысловатую историю их затянувшихся многодневных скитаний по гигантскому дереву, не позабыв при этом упомянуть и свой великий гнев, когда он, увидел, как земляне спешно покидают станцию. И как уж это только затем под конец ему удалось обнаружить Казика в водах озера, в которых тот едва успел укрыться, отбиваясь от стаи шакалов. С особым ожесточением он рассказал всем о том, как, расстреляв множество роботов, чуть было не разрядил бластер в их вовсе не к спеху вернувшихся хозяев.
Он все уже действительно понял и был зол на одних лишь проклятых снежных блох.
Однако другие себе этого еще нисколько не уяснили!
Тетя Луиза фыркнула, и, широко раскрыв глаза, громко произнесла:
– Дик, ты в здешних лесах давно чувствуешь себя, как дома. Может, тебе тут одному за всех нас навсегда уж навеки остаться? …
А потом Ирина, мать Олега, вымолвила с горьким упреком:
– И почему это вы так спешно улетели и не оказали мальчику должную и необходимую помощь?
Салли пришлось рассказать все об их путешествии на Полюс и о том диком разгроме, посреди которого они застали Клавдию.
Она с надеждой в голосе произнесла, огладывая жителей Поселка:
– Может, вы все-таки знаете, что именно с ней могло уж такое случиться?
Какое это животное сумело проникнуть внутрь станции сквозь запертые двери, не оставив после себя совершенно никаких видимых следов, и почему это Клавдия даже и не помнит, с кем это она так отчаянно сражалась?
Взрослые покачали головами и меланхолично проговорили:
– Много тут всякого зверья водится, а к югу так и еще больше. Мы всех и не знаем.
Они все были попросту потрясены радостью встречи, а потому мало задумывались о проблемах своих спасителей.
«У нас тут и не такое бывало», – чувствуя в сердце небывалую радость, весело подумал Вайткус.
А кто-то из малышей громко выкрикнул:
– Это, наверное, была снежная блоха!
Но Салли не обратила на этот крик ни малейшего внимания. Ей все еще немного казалось, что она находится среди совершенно одичавших людей. «Наверняка они живут мифами и легендами, а снежная блоха – один из них», – подумалось ей.
Салли продолжила свой рассказ, и только под самый конец она только лишь вскользь упомянула об отлучке Клавдии в лес, как и о том, что та немного приоткрыла шлем своего скафандра.
Вот тут уж все разом неистово загалдели, и снова и снова над ними пронесся все тот же более и более громкий шепот: «Снежная блоха». Как страшный рок вмиг так обрушился на плечи этих людей. Они стояли, безмолвно глядя на Салли, почти как на мираж.
Салли несколько опешила.
«Уж не больны ли все эти люди психически? – пронеслось у нее в голове. – Все-таки столько лет в изоляции на этой ужасной планете».
Но тут опомнился Старый.
– На этой планете существует насекомое, способное отравить мозг человека.
На какое-то время он становится жертвой призраков. После окончания припадка он, обессилев, засыпает, а когда просыпается, ничего определенного обо всем им содеянном нисколько не помнит.
И самое ужасное – это то, что, находясь в этом состоянии, он может убить, кого угодно, даже самого близкого ему человека.
И весь кошмар в том, что ваша Клавдия могла убить вас обоих, а потом, до смерти перепугавшись, законсервировать станцию.
Этот мир, наверняка, объявили бы опасным, особенно в связи с гибелью «Полюса». Кто бы тогда стал выяснять, рискуя людскими жизнями, что же это именно сгубило наш несчастный корабль?
Салли вскинула голову и очень четко произнесла:
– Я сейчас вызову станцию и обо всем внимательно распрошу….
Она несколько побледнела.
– Но это ведь не опасно для жизни заболевшего, правда? – с надеждой в голосе спросила она.
– Мы почти все этим переболели, и многие не один раз, – вразнобой ответили ей.
Салли вызвала станцию.
– Клавдия уже чувствует себя вполне сносно, – ответил Павлыш, – но что-то ее явно мучает. Она сама не своя из-за того, что случилось с мальчиком. Она сидит возле него и плачет навзрыд.
– Салли, – после паузы добавил Павлыш, – она все с рыданиями повторяет про какие-то одуванчики.
– Одуванчики! – воскликнул, сорвавшись в кашель, Сергеев.
И тут почему-то снова все уж совсем всполошились и начали поднимать руки к небу.
Тетя Луиза сплюнула и в сердцах обозвала Клавдию полной дурой.
Старый грустно извинился за нее, просто и тихо сказав:
– Вы уж, Салли, ее простите. Мы все тут бесконечно одичали…
– И все же, – суровым тоном поведал Вайткус, – этот одуванчик похуже гнезда гремучих змей. Я как сейчас помню – девятнадцать лет назад я удирал от своего лучшего друга, который тоже, наверное, себе вообразил, что здесь Земля, и в точности также беспечно подул на этакий, с одного лишь виду совершенно безобидный, одуванчик. Калдиша убил Познанский. Он, может, и поторопился, но, по-моему, выхода у него попросту не было.
– Да, – вспомнил Старый, – я отлично помню, как он, чуть не плача, оправдывался, что раньше, мол, когда с кем-то такое случалось, у того человека, по крайней мере, не было в руках заряженного арбалета.
– А Калдыш имел предостаточно стрел – аж шесть штук, и трупов могло стать, куда только больше, – невесело напомнила ему тетя Луиза.
– И именно после этого случая мы и уяснили явную взаимосвязь между этими «одуванчиками» и нашими товарищами, вдруг ни с того, ни с сего разом теряющими всякий разум.
– Но как же ваша Клавдия могла дойти до такой глупости? – выкрикнула вдруг Ирина.
– Она не биолог, – отозвался за Салли Павлыш, и в его голосе, глухо доносящемся из динамика, явно зазвучали очень даже напряженные нотки. Поскольку Павлыш отчетливо вспомнил, кто это именно первым начал весьма уж решительно пренебрегать всеми существующими инструкциями.
– Все равно должна была знать, – отрезала мать Олега.
Ей все еще казалось, что Олегу только же чудом удалось спастись. В той цепи роковых случайностей, из которых состояла почти вся ее сознательная жизнь, эти последние дни оказались наиболее коварными и тягостными…
Павлыш, сделав небольшую паузу, задумчиво произнес:
– Вы ведь тоже допустили немало ошибок. Кто из вас додумался попросту уничтожить все же следы относительно благополучной высадки на планете? Корабль выглядел не покинутым, а вдребезги разбившимся так, что создавалось впечатление, будто из всего экипажа и пассажиров не выжил буквально никто.
Ответил Старый.
– Мы знали, что планета никем не обследована, поскольку при подлете к ней не было сигнала радиомаяка, а значит, было совершенно ясно, что искать нас здесь никто специально не станет.
Павлыш напомнил:
– Но не было ни малейшего признака, что кто-то вообще выходил из корабля.
На этот раз ответил Дик.
– Нам с Олегом вовсе не хотелось оттаскивать ящики, валявшиеся возле корабля, метров на двести в сторону – до ближайшей расщелины… Я их вообще поставил бы так, чтобы они собой заменяли ту лестницу, из которой мы когда-то сделали себе салазки. Да мы это и собирались сделать, но Марьяна сказала, что будет значительно лучше оттащить их в сторонку, чтобы, пока нас нет, никто вовнутрь точно ведь не проник. Мне было все равно, а Олег просто не стал с ней спорить.
– Ну, а записку можно было оставить? – простонала вдруг Салли.
– Мы тут об этом как-то не думали, да и чем нам было ее написать? – виновато ответил за всех поежившейся при этих словах, явно задетый за живое, Вайткус.
– Главное, что вы все-таки прилетели, - выразив тем, общие радостные чувства умиленно произнесла Ирина, и ее лицо засияло, а глаза заискрились слезами радости.
- Без вас мы бы все тут непременно погибли или же вконец одичали.
…А потом Поселок начали без спешки эвакуировать. Покидая родные и обжитые места, меленькие дети безудержно плакали, навсегда расставаясь со своими родным и любимым домом, да и взрослые как это не странно тоже.
Всех их ждала другая – добрая и светлая жизнь, но самые маленькие жители Поселка об этом даже еще нисколько так и не догадывались.

Шел дождь со снегом, словно зима решила вернуться, поэтому собрались у Старого, в классной комнате. Еле уместились. Ребята сидели на полу, их хотели выгнать, но никто не ушел, даже самые маленькие. Олегу казалось, что все взрослые задались одной целью - оспорить Сергеева, выставить его лжецом или фантазером. А Олега попросту не принимали во внимание. Олег не понимал, что это происходит из суеверного опасения - всем так хотелось, чтобы Сергеев увидел именно скаут, что аргументы против этого выдвигались самые отчаянные. Даже глупые, с точки зрения Олега.

Например, мать почему-то сказала, что это был автоматический спутник, оставленный еще старыми исследователями.

В атмосфере? - отвечал Сергеев. - В достаточно густых ее слоях? Да после первого же оборота спутник сгорит.

А высота? Ты уверен в высоте? - спросил Вайткус. Он раскраснелся, стал темнее своей рыжей бороды.

Олег, повтори.

Олег повторил, в пятый, наверное, раз, что это был темный предмет, двигался он быстро и оставлял за собой пушистый след.

Высота до десяти километров, - объяснил Сергеев.

В комнате стало душно, но двери открывать не стали, потому что слепая Кристина была простужена и кашляла.

Не исключено, - произнесла Луиза, - что у них здесь есть очень быстрые птицы. Сказочно быстрые птицы.

Со скоростью тысяча километров в час? - терпеливо спросил Сергеев.

Олег удивился его терпению. Ему давно хотелось закричать: никакая это не птица, не спутник, здесь, где-то совсем рядом, есть люди, а мы почему-то сидим и тратим время на пустые разговоры!

Для планетарного катера, ты думаешь, он мал? - спросил Вайткус.

Ну, типичный скаут, понимаешь, типичный скаут, - ответил Сергеев. - Я их в жизни навидался - сотни. И сам запускал.

Значит, они нас сфотографировали? - спросила Марьяна.

Не думаю, - вставил Старый. - Карту планеты сняли в прошлой экспедиции, когда сюда прилетал «Тест». Это или биоскаут, или геологический...

Ну, хоть ты веришь... - отозвался Сергеев.

Мне бы хотелось верить, - ответил Старый.

Значит, они могут нас и не заметить? - спросила Марьяна.

Могут и не заметить, - согласился Сергеев. - А могут и заметить.

Только не надо этого оптимизма, - осадила Кристина. - Никто нас не заметит. Для того, чтобы заметить, нас надо искать. Вы что, не представляете себе, какой ничтожной точкой мы кажемся на лице этой планеты? Ничтожной, причем металла в нашем поселке так мало, что при любом анализе он будет казаться порождением леса и продолжением его. Никто нас не найдет.

Но, может, случайно?

Скауты берут пробы биосферы, воздуха, грунта, они не составляют карт, - сказал Старый. - Кристина права, шансы найти нас ничтожны. Нельзя забывать и о том, что мы всегда под облаками.

Но они могут увидеть корабль, - вмешался Олег. - Над ним бывает чистое небо.

Шанс чуть больше, но тоже невелик, - вздохнул Сергеев.

Все, подумал Олег, они начинают соглашаться. Они дали себя уговорить. Как будто сделали одолжение. Ему вдруг захотелось громко сказать, чтобы все слышали: если бы не его шар, они бы никогда не увидели скаут; может быть, эта экспедиция, которая запускает скауты, сидит здесь уже полгода и даже собирается улетать. И он так явственно представил себе корабль, похожий на «Полюс», но другой, и как там ходят люди, чистые и одетые в красивые мундиры или скафандры, и как они закрывают контейнеры с образцами и говорят друг другу: вот и все, ничего на этой планете интересного, кроме крикливых коз и шакалов.

В комнате было очень тихо.

А может, они уже улетают?

Порыв ветра бросил о крышу заряд снега, и крыша задрожала.

Свет, проникавший сквозь окошки, затянутые пузырями мустангов, был таким тусклым, что лица людей расплывались в полумраке, и неясно было, что на них написано. Одинаковые серые пятна.

Надо к ним пойти, - решил Дик. - Если мы будем сидеть, ничего не случится. Надо пойти и сказать им, что мы здесь.

Молодец, Дикушка, - похвалила Марьяна и положила руку ему на плечо.

Глупо, подумал Олег с обидой. Это должен был произнести я. Почему я ждал, пока скажет Дик?

И куда же вы пойдете? - спросила мать. - Может, этот скаут ходит по кругу? Может, он летел направо, а может, налево? Может, он должен сесть в другом полушарии?

А ты что предлагаешь? - спросил Старый.

Надо дать какой-то сигнал.

И какой же мы дадим сигнал?

Я думал об этом, - отозвался Сергеев. - По-моему, положение не так безнадежно. Мы точно знаем направление движения скаута. А я из своего опыта могу предположить, что скауты редко ходят кругами. Биоскауты ходят ромашкой.

Олег понял, что мать сопротивляется не потому, что в самом деле не верит Сергееву и считает любую попытку найти экспедицию бессмысленной. Она просто испугалась, что искать экспедицию пошлют Олега. И не говорит об этом, а ищет другие причины.

Он летел по очень пологой дуге, - вспомнил Сергеев. - И потом ушел в облака.

Чего же ты раньше не сказал! - воскликнул Старый.

Вы мне вообще не хотели верить, - ответил Сергеев. - А это частность.

Ничего себе частность! - Вайткус высоким гулким голосом рассмеялся, и мать закричала, чтобы перекрыть его смех:

А далеко это? Где эта точка?

Я могу указать направление, - ответил Сергеев, - в котором находится база этого скаута. - И он поднял руку.

Юго-восток, - определил Старый.

Облака однообразны и обманчивы, - продолжал Сергеев. - К тому же я не могу точно сказать, сколько скаут пролетел в облаках и под ними.

Но порядок, порядок? - уточнила Луиза.

Несколько десятков километров. Вряд ли более.

Ну, это уж чистое везение, - вырвалось у Вайткуса.

«Он никогда не ходил в лес, - подумал Олег. - Он не представляет себе, что такое здесь сто километров. Никто из нас еще не ходил так далеко, даже Дик. Нет, мы ходили, но только к кораблю, в горы. А к юго-востоку очень трудный лес. И болота. Как-то Дик доходил до реки, перед ней болота».

Трудно, - произнес Дик.

Но ведь реально, правда, реально? - В голосе Вайткуса появились просительные интонации. Он понимал, что ему-то туда не дойти. Идти придется Дику. И Олегу.

Они уже улетели, - повторяла мать. - Пока вы будете туда добираться, они наверняка улетят.

Мы не можем потерять этого шанса, - возразил Старый. - Если нужно, я сам пойду.

Куда уж, - качнул головой Дик. - Дорога трудная.

Но дойти можно. - Казик вскочил. - Мы сделаем плот.

А болота? - спросил Дик. - Я туда пробовал сунуться.

Мы их обойдем. Они же кончатся.

В конце концов, - напомнил Олег, потому что получалось, будто идти другим, а не ему, - мы ходили к перевалу. И это труднее.

Пять-шесть дней пути, - вычислил Вайткус. - Я пойду с вами.

Это более опасная дорога, чем к перевалу, - сказал Сергеев.

За окошком стемнело. Старый зажег плошку, и огонек начал играть на лицах, делая их непохожими и злыми.

Кто-то двинулся сзади Олега, приблизился, мягкая рука коснулась его шеи. Вайткус с Сергеевым спорили о местности, что лежала на юго-востоке, будто они там бывали. Олег обернулся, потому что ему хотелось, чтобы это оказалась рука Марьяны, но он знал, что это не Марьяна: у той сухая и жесткая ладонь. Это была Лиз.

Она приблизила губы к самому уху Олега.

Не ходи туда, останься, я боюсь за тебя.

Она говорила шепотом, но люди сидели так тесно, что Олегу показалось - все услышали эти слова и будут смеяться. И он отдернул голову, чтобы освободиться от прикосновения, и ничего не сказал. В ушах шумело, и он с трудом понял, что Старый говорил о плоте.

Для плота нужны бревна. А бревна надо срубить. Топор у нас один, пила - это скорее ножовка. И еще неизвестно, будут ли плавать стволы тех деревьев, что растут там.

Если бы не река, - сказал Дик, - мы бы дошли за пять дней.

Можно сделать пузыри, - решил тогда Олег, - пузыри, чтобы плавать. Ребятишки же у нас плавают на пузырях. Как воздушный шар, только поменьше. И мы переплывем.

Это идея, - оценил Старый.

Погодите, погодите! - Марьяна вдруг быстро заговорила, как будто боялась, что ее прервут или кто-то догадается, прежде чем она успеет произнести сама. - Олег сказал, что пузыри как шар. Но нам совсем не надо переплывать реку и идти по болотам. Ведь у нас есть шар!

А как же тогда лететь к кораблю? - спросил Сергеев.

А зачем? - удивился Олег. - Корабль нам теперь не нужен.

Потом был общий шум, все друг друга перебивали, потому что шар был замечательным выходом из положения и встреча с той неведомой спасительной экспедицией, которая запускает скауты, стала реальной и простой. Сесть в шар и долететь за один день, а то и меньше. Кто-то говорил о том, что ветры здесь дуют непостоянные, если потеплеет к ночи и выпадет роса, то ветер обязательно будет южный. Даже мать вдруг успокоилась и стала говорить Олегу в ухо, чтобы он теплее оделся. Но тут застонала Кристина и сказала, что ей душно, что ей плохо, и попросила отвести ее домой. А Лиз попросила Олега довести Кристину, потому что ей одной не справиться.

Олегу не хотелось уходить, потому что сейчас будут обсуждать самое важное, касающееся именно его.

К счастью, тут же поднялся Сергеев.

Перерыв, - объявил он. - Все равно дышать нечем. Я предлагаю: все поужинают, а потом мы продолжим разговор. Ребят уложим и еще поговорим. Все ведь очень серьезно.

Олег не понял, почему все серьезно, но был благодарен Сергееву, что тот прервал разговор.

Они вели Кристину к ее дому, Лиз совсем не помогала Олегу, а просто шла рядом. Да и не нужна была Олегу ее помощь, Кристина легкая, совсем бесплотная, ее можно на руках донести.

Я мечтаю, - говорила Кристина, - я нахожусь словно в сладком кошмаре. Неужели я увижу наконец настоящих людей? Я полагаю, что мою слепоту они вылечат сразу, может, даже здесь, на базе. Это же несложная операция, правда?

Конечно, вас вылечат, - согласился Олег. Он все время ощущал взгляд Лиз.

Я без тебя скучаю, - проговорила Лиз. - Ты совсем к нам не заходишь.

А кому мы нужны? - запела свою печальную песнь Кристина. - Даже если они меня вылечат, мне никто уже не вернет молодости. Никогда. И может быть, лучше и не открывать глаз снова - что за радость увидеть в зеркале урода и развалину.

Но Олег не верил, что она так думает на самом деле. Она, наверное, думает, что ей возвратят и молодость. Ведь может так быть, что за двадцать лет в Галактике уже столько всего изменилось, что люди перестали умирать. Если у людей много места, чтобы жить - ведь столько свободных планет, - то всем хватит места. Природа, а это он учил еще на уроках Старого, рассчитала жизнь человеку как защиту от гибели вида. В каждом биологическом виде действует один и тот же закон - продолжительность жизни одного существа должна быть такой, чтобы он успел дать потомство и по возможности помочь ему выжить. Рыбы, которые мечут икру, могут погибнуть сразу, потому что икринок очень много. Уже млекопитающим важно выкормить детенышей и, может, даже несколько приплодов выкормить, чтобы вид увеличивался. И люди когда-то жили лет по двадцать, по тридцать. А потом они начали обманывать природу, вот тогда человек и стал цивилизованным. Потом человек избавился от многих болезней и теперь живет до ста лет. Виду не нужно, чтобы человек жил до ста лет, а он живет. Значит, в этом тоже есть какой-то смысл? Старый, когда Олег начал ему как-то развивать эту самую идею, сказал, что Олег - стихийный детерминист. Олег не стал спорить. Он уже твердо решил, что прав. Прав в том, что человек живет сто лет не случайно - так надо Природе. Она хочет заселить человеком Галактику, все те планеты, где нет своей собственной разумной жизни. А для этого нужно много миллиардов людей. И старые люди нужны, потому что они владеют опытом и мудростью. И они нужны на новых планетах, может, больше, чем на Земле. Без Старого и Томаса деревня давно бы умерла или стала дикой. Может быть, люди откроют вечную молодость. И бессмертие. Но это будет означать, что им предстоит совершить еще один прыжок - в другие галактики.

Ты приходи ко мне, - повторяла Лиз, и Олег понял, что она говорит это все время, одинаково и терпеливо. - Я буду ждать. Когда все лягут спать, ты приходи ко мне. Кристина будет молчать.

Я не буду молчать, - вмешалась Кристина, - вы мне будете мешать. Вы еще дети, вам рано об этом думать.

А мы ни о чем не думаем, - ответил Олег.

Они подошли к дому, Олег оставил Кристину.

Лиз, ты заведи ее, а мне надо идти.

Я буду ждать, - повторила Лиз. - Я всегда буду тебя ждать.

Спокойной ночи.

Он не особенно вслушивался в ее слова, и ему было странно, что Лиз может именно сейчас так говорить, он не понимал, что Лиз было очень страшно: вот он сейчас снова уйдет или улетит и опять надо будет ждать его и не знать, вернется он или нет. А она ничего не могла с собой поделать, она все время думала об Олеге и даже ночами выходила из хижины, шла к его дому и стояла за тонкой стенкой, чтобы слушать, как он поздно разговаривает со Старым или с матерью. И потом она слушала, как он спит, и боролась со жгучим желанием войти тихо-тихо в его дом и лечь рядом с ним, обнять его, теплого и послушного.

А Олег вернулся к Сергееву, где уже были Старый и Вайткус. Как бы совет поселка. Олега они не звали, но ведь не выгонят. В поселке как-то так получилось, что каждый сам решал, приходить ему на совет или нет. И сейчас Дик пошел спать, хотя разговор касался и его, Марьяна была в доме и Линда, они там жили, понятно, что им некуда уходить. И еще был Казик, только он не вошел, а стоял на улице, дрожал у стенки, слушал. Олег кинул ему:

Ты заходи, чего уж.

Но Казик только отмахнулся. Он лучше знал, что можно, а что не надо делать.

Я посижу? - сказал Олег вопросительно, войдя в комнату.

Никто не ответил, но никто и не возразил. Сергеев как бы подвел итог тому, что говорил раньше:

Поэтому я остаюсь при своем мнении. Порядок приоритета должен оставаться незыблемым.

Все молчали.

«Какой порядок приоритета?» - подумал Олег. Надо ждать. Кто-то сейчас ответит, и станет понятно.

Сергеев прав, - заключил Старый. Он подвинул единственной рукой чашку с чаем. Отхлебнул.

Марьяна поставила чашку перед Олегом.

Извечная проблема, - продолжал Старый. - Журавля и синицы. Мы не можем сказать наверняка, есть ли здесь экспедиция или Сергеев с Олегом стали жертвой оптического обмана.

Нет, - возразил Олег.

Не перебивай. Мы не знаем, спускался ли скаут в том направлении для взятия пробы. Мы не знаем, собирается ли улететь экспедиция, ведь не исключено, что это автоматическая станция. Мы ничего не знаем. Значит, у нас журавль в небе. Конечно, соблазнительно встретить здесь людей. Это как светлая мечта. Но боюсь, что арифметика против нас. Зато у нас есть синица в руках - «Полюс». Он достижим. Олег, надеюсь, не зря провел зиму. Я проверял его, да и ты, Сергеев, тоже. Знания его, конечно, недостаточны, но солидны. И есть надежда, что вместе с ним вы сможете что-то сделать с передатчиком. Вот и все.

Старый принялся пить чай, и Олег не понял, к чему же он клонил. Не надо лететь на поиски экспедиции?

Но это не оптический обман, - вмешался Олег. - Я уверен.

Есть и другая задача, - произнес Вайткус. - О козе, капусте и волке.

Олег ее знал. Но опять не понял, к чему это сказал Вайткус. Остальные поняли, Сергеев усмехнулся и посмотрел на Олега.

Объясните, - попросил Олег. - А то вы говорите загадками.

Это не загадки, но задача, - поправил Сергеев.

Марьяна села рядом с Олегом, и он видел ее четкий профиль. Профиль был очень красивым, и Олег не стал на него смотреть, чтобы не пропустить слов Сергеева.

Надо лететь к экспедиции, правильно?

Конечно, надо. И на воздушном шаре, - согласился Олег.

Я полечу. Могу с Марьяной. Могу с Диком, - ответил Олег. - У нас есть опыт.

А мы думаем, что тебе лететь не следует.

Да просто. Ты только что слышал о журавле в небе и синице в руках. Наш поселок очень мал, и людей в нем тоже очень мало. И для того, чтобы выжить, мы должны по мере сил исключить риск.

Я не понимаю.

Тебе предстоит идти к «Полюсу». Это обязательно. И идти скоро. Уже началось лето.

Мы слетаем и, если там никого нет, вернемся и полетим к «Полюсу». Это так просто.

Ни черта не просто! - почти закричал Старый и даже стукнул кулаком по столу так, что чашка поехала к краю и Марьяна еле успела ее поймать. - Мы не знаем, сколько продлится полет к экспедиции. Мы не знаем, где она находится, мы ни черта не знаем. В лучшем случае мы можем надеяться на то, что шар перенесет людей через реку и болота. Я не верю, что в этих лесах можно будет садиться на шаре и подниматься вновь. Вернее всего, шар придется бросить. И быть готовым к тому, что поход к людям займет много времени.

Олег услышал движение у двери. Оказывается, Казик тихонько вошел, не мог превозмочь любопытства, а может, замерз на улице. И стоит у двери. Неподвижно, как дерево.

А до корабля дойти можно, - продолжал Старый. - Мы знаем дорогу, мы лучше одеты, это путешествие трудное, но не экстраординарное. И ты для него нужен. Ты сможешь дойти туда с Сергеевым. Все ясно?

А кто тогда полетит на моем шаре? - спросил Олег, непроизвольно сделав ударение на слове «моем».

Это наш общий шар, - поправила Марьяна, будто обиделась.

На шаре полетят Дик и Марьяна, - ответил Старый. - Они лучше всех могут прожить в лесу.

Спать, Казик, - велел Вайткус. - Уже поздно.

Казик остался стоять в дверях, и в его неподвижной позе было столько упрямства, что Вайткус сделал вид, что более не замечает мальчика.

Что же это получается, - начал Олег гневно, - я испытывал шар, я лучше всех умею на нем летать. Я должен лететь на нем к кораблю, а его у меня отнимают?

А как бы ты поступил на нашем месте? - спросил Старый. - Если бы думал не только о себе, но и обо всем поселке?

Я бы отменил этот полет к скауту. Нет там никакого скаута.

Ну вот, - улыбнулся Сергеев, - явный перебор.

Тогда я полечу вместе с Марьяной. А к кораблю пойдет Сергеев. Он тоже много знает про рацию.

Олег понял, что не может допустить, чтобы Марьяна с Диком без него полетели в такую даль - к болотам, к реке, - а он будет здесь сидеть и ждать лета. И потому он бросился еще в одно наступление.

Почему вы думаете, что на шаре нельзя спускаться и снова подниматься? Мы слетаем и вернемся. В крайнем случае без шара вернемся. И сделаем новый. Чистоплюй поможет, и мустангов еще отловим.

Мустанги до осени откочевывают, - напомнил тихо Казик. - Мустангов больше не будет.

Ну, это не так важно, - раздраженно отмахнулся Олег. - Мы все равно успеем к кораблю. Лето длинное.

Никто не возразил ему. Все молчали и не смотрели на него. Старый допивал чай, Вайткус крутил бороду, будто завивал косички, а Сергеев вытащил ножик и стал состругивать сучок со столешницы.

Олег замолчал, и ему показалось, что с ним согласны. Молчат, значит, согласны, значит, он их убедил. А потом заговорила Марьяна.

Они решили правильно, - проговорила она. - Только они боятся произнести вслух то, что надо сказать.

Что? - Олег удивился тому, как она говорит. Они все знали нечто очевидное, чего он знать не мог. - Что?

То, что мы - те, кто пойдет за скаутом, - можем не вернуться. Долго не вернуться. Или совсем. И тогда нужно, чтобы ты остался и дошел до корабля.

Ты с ума сошла! - закричал Олег. - Как ты можешь так говорить!

А взрослые молчали, потому что были согласны с Марьяной и с самого начала допускали злодейскую, непростительную мысль, что Марьяна может не вернуться.

Это так понятно, - закончила Марьяна. - Ты хочешь чаю?

Я вообще больше не хочу с вами разговаривать! - крикнул Олег и кинулся к двери.

Казик еле успел отпрыгнуть в сторону.

Олег пробежал несколько шагов по улице, попал ногой в холодную лужу. Он пошел медленнее к изгороди по грязной дороге. Под ногами хрустел тонкий лед. Олег не замечал холода.

Он остановился у изгороди, глядя на темный лес, по которому носились быстрые голубые светлячки, услышал, как скрипнула ступенька перед домом Сергеева, как вышли Вайткус со Старым. Услышал тихий голос Вайткуса:

Что с ним стряслось? Неужели стало жалко шара?

Это тоже, - ответил Старый. - Но есть и другая причина.

Но какая причина - Олег не услышал, потому что Старый конец фразы сказал шепотом.

Странно, - протянул Вайткус, - ты, наверное, прав, а я не замечаю очевидных вещей. Они же выросли, они же почти взрослые. И вещи, очевидные и естественные на Земле, здесь как-то выпадают из поля зрения.

И мне жалко парня.

Но другого выхода я не вижу.

Потом Вайткус со Старым распрощались и ушли.

Скрипнула дверь. Кто-то еще вышел из дома Сергеева. Олег сказал себе, что это сам Сергеев идет его уговаривать, но надеялся, что не Сергеев.

Олег готов был откликнуться, он был рад, что Марьяна ищет его. Но потому-то не откликнулся. Наверно, и сам бы не смог объяснить, почему. Нет, смог бы, она сейчас будет уговаривать его, так же как и остальные. Она согласна лететь на его шаре, она согласна на то, чтобы Олег оставался здесь. Но ведь изо всех людей на свете именно она должна понимать, что нельзя слушаться осторожных стариков. Они всегда боятся. Они боятся умереть здесь, они боятся рисковать, им наплевать, что чувствует Олег, чего он хочет, они рады посадить его в яму, если, с их точки зрения, это выгодно поселку. А что такое выгода поселка? Ведь думают они о себе, каждый о себе. Выгода поселка - пустые слова. Наверное, те люди, которые на Земле начинали войну, чтобы покорить других людей, тоже говорили о выгоде своего поселка. Надо плюнуть на все, не обращать внимания. С рассвета подняться самому на шаре, одному, и улететь. Он знает направление. Он один долетит туда, найдет экспедицию. А в самом деле, что ему мешает улететь на рассвете? Где шар?

Шар сложен под навесом. Одному его не вытащить.

Олег решил попробовать, пока все спят. В этот момент он не думал о ветре, о том, что кто-то должен отвязать шар. Он повернулся и побежал к сараю. У него вся ночь впереди.

Тогда Марьяна, которая так и не ушла, потому что была уверена, что Олег где-то рядом, заметила его. Она не стала его окликать, а подошла к навесу.

Ты что хочешь делать? - спросила она шепотом.

Олег вздрогнул.

Ты что? - Он тоже говорил шепотом.

Марьяна не оделась, выбегая на улицу, под мокрым снегом волосы слиплись, повисли короткими прядями.

Я боялась, куда ты делся.

Иди спать. Я сам обойдусь.

Ты хочешь улететь один. Это глупо.

Я самый глупый в поселке, - кивнул Олег. - Вы все умные, а я дурак. Поэтому я буду сидеть здесь и ждать.

Ты же всю зиму учился. От тебя так много зависит.

Если бы я знал, чем это кончится, я бы никогда не учился.

Я тебя люблю, потому что ты самый умный.

Меня никто не любит, меня просто хотят использовать, как машину. И никому нет дела до того, что я сам думаю.

Не бойся за меня. Я полечу с Диком. Ты же знаешь, что ничего не случится.

Если ничего не случится, то надо лететь вместе.

А вдруг случится?

Тем более.

Олежка, не надо. Ты бунтуешь, потому что они правы. И ты знаешь, что они правы. Пока мы будем лететь туда, ты будешь готовиться к походу.

Если там есть экспедиция, то мой поход никому не нужен. Это обман.

Нет, это мысли взрослых людей.

Они думают только о себе.

Глупо. И странно это слышать от тебя, Олежка. Они думают так, как и я. О ребятишках, которые уже подрастают и которым надо вернуться домой, чтобы учиться. О старых, которым надо жить. И о тебе тоже.

Тогда ты пойдешь со мной в горы.

А кто полетит?

Дик и Казик. Они справятся.

Ты этого никогда и никому не скажешь. Иначе я с тобой больше не знакома. Как тебе не стыдно привязывать меня, чтобы я сидела рядом! Зачем? Чтобы глядеть на тебя? У тебя для этого есть мать.

Они обойдутся без тебя.

Я знаю все растения и лекарства. Я там нужна.

Ты нужна мне.

Ты знаешь. Потому что я люблю тебя.

Скрипнула дверь, как будто рядом.

Это отец, - сказала Марьяна. - Пошли спать. И если ты любишь меня, как говоришь, ты все поймешь.

Темная фигура Сергеева приближалась, темнела сквозь редкий снежок.

Марьяна потянула Олега за руку, к домам. И он пошел.

В голове была такая каша, что Олег сам не знал, что он думает.

Я уж стал беспокоиться, - произнес Сергеев.

Мы разговаривали, отец.

Ну и хорошо. - Сергеев положил тяжелую руку на плечо Олегу. - Я бы тоже на твоем месте расстроился. Я понимаю. Но ты и нас пойми, Олег. Нам очень трудно. Мы живем все эти годы рядом со смертью. Ты слишком молод, чтобы ощущать это так, как ощущаем мы. Ты думаешь, мне не страшно отпускать Марьяшку? И в прошлом году было не страшно? Ты, пожалуйста, подумай.