Свой день рождения Дмитрий Коган традиционно отмечает на сцене. Музыкант уверен: нет ничего приятнее, чем в свой праздник преподнести подарок другим. Вот и в этом году Дмитрий не изменил себе: в день своего 35-летия он выступил на сцене концертного зала «Барвиха Luxury Village», дав поклонникам возможность сравнить непохожие друг на друга голоса пяти великих скрипок. И хотя инструменты Страдивари, Гварнери, Амати, Гваданини и Вильома имеют общую страховую стоимость - двадцать миллионов долларов, тем не менее они практически бесценны. Их перевозят в бронированных кейсах в сопровождении внушительной охраны.

Услышать все пять скрипок на одной сцене в течение одного вечера удается нечасто: владельцы позволяют извлечь их из хранилищ всего несколько раз в год. Но при этом собрать их в одном месте в одно время очень сложно: одну увозят на выставку, другую - на реставрацию, третья выставлена в музее... Возраст у всех инструментов солидный. Самой старшей - более четырех веков. Ее изготовили Антонио и Иероним Амати в 1595 году. Самой младшей - ее автор Жан-Батист Вильом - чуть более полутора столетий.

Каждую из великих скрипок Дмитрий Коган представляет как свою добрую знакомую, с удивительным голосом и собственной судьбой. «Скрипка Амати обладает певучим голосом, невероятной нежностью и мягкостью, - рассказывает Дмитрий. - У скрипки Антонио Страдивари поистине «золотой» тембр. Инструмент Джузеппе Гварнери обладает поразительной мощью, энергетикой и харизмой, а голос скрипки Джованни Батисты Гваданини благородный и удивительно глубокий. Единственный инструмент не итальянского мастера - скрипка Жана Батиста Вильома. Он прославился потрясающими копиями скрипок Страдивари и Гварнери. Эта скрипка показывает, насколько копия порой может быть приближена к оригиналу и насколько она может быть совершенна».

Дмитрий, вы говорите об этих скрипках так, будто они живые существа.
Конечно, для меня все они живые, со своей душой и энергетикой. Их пять, а я один. У каждой из них действительно есть свой нрав, который они периодически мне показывают. Например, когда я начинаю больше играть на одной скрипке, другая тут же демонстрирует свое недовольство - звуком.

Вы серьезно?
Серьезно. Сейчас я уделяю одинаковое количество времени всем скрипкам. Раньше я старался больше играть на тех скрипках, которые приехали позже, чтобы привыкнуть к ним и наверстать упущенное время, пропущенные репетиции. Кстати, бывает, что на концерте что-то идет не так и ты не понимаешь, что происходит: никаких технических проблем нет, трещин нет, всё настроено, а скрипка играет плохо. Проблема - на энергетическом уровне. Знаете, это как у человека, который плохо себя чувствует: приходит к врачу, а ему говорят, что он абсолютно здоров. Точно так же и со скрипками.

Дмитрий, ваш дедушка - Леонид Коган, выдающийся скрипач XX века, бабушка - Елизавета Гилельс, известная скрипачка, отец - дирижер Павел Коган, а мама - пианистка Любовь Казинская. Судя по всему, ваша судьба была предопределена с самого рождения?
Конечно, сейчас я могу рассуждать о том, кем бы мог стать, если бы не стал скрипачом. Но это равносильно тому, что я буду говорить, почему я родился мужчиной, а не женщиной. (Смеется. ) Конечно, в детстве я мечтал о многом: полететь в космос, стать футболистом, одно время даже грезил о профессии мастера по починке электронной техники. Причем я хорошо во всем этом разбирался - ремонтировал фотоаппараты и магнитофоны. Но к двенадцати годам скрипка всё же полностью мною завладела и все остальные увлечения отошли на задний план. Я очень хорошо помню то лето, когда я вдруг понял, что музыка для меня - главное.

Неужели у вас, как у любого ребенка, не возникало желания бросить занятия музыкой?
Разумеется, такое желание было. И очень сильное! (Улыбается. ) Дело в том, что скрипка очень специфический инструмент. В отличие от того же фортепиано, которое издает «конкретный звук»: любой человек может подойти, нажать клавишу - и нота зазвучит. На скрипке это сделать невозможно. Нужны месяцы упражнений. Поэтому обучение было очень тяжелым: тебя мучают-мучают, а скрипка вместо звуков издает какой-то свист и скрежет. И естественно, после первого же занятия я утратил всякий пыл и желание учиться дальше - ничего не получается, скрипка играть не хочет. Надо бросать это дело! Я хотел, как и другие ребята, играть в футбол. К тому же, когда я понял, что сначала надо играть гаммы, учить этюды, ставить руки и только потом, через много лет, может быть, будет большая сцена и успех, желание забросить занятия только укрепилось. И если бы не героические усилия моей мамы, вряд ли бы что-то получилось - мама буквально сделала из меня скрипача. Сам бы я до этого не дошел. Она меня уговаривала, заставляла и даже подкупала. Например, за час занятий мне давали жвачку с вкладышем. В те годы, а это был конец 80-х, ничего лучше нельзя было представить. Я помню, мама мне даже деньги платила за занятия! Пока я не обнаглел и не начал требовать заоблачные суммы. (Смеется.) Но когда я увидел результат, то меня уже было не остановить - я буквально заболел музыкой!

А в десять лет у вас уже был первый сольный концерт.
Да, я выступал в каком-то военном институте. Но я так волновался, что практически ничего не запомнил. Только то, как перед выходом на сцену мама крепко держала мою руку. Как выходил на сцену, как играл - не помню. Потом я много выступал, а когда мне было пятнадцать лет, состоялся мой первый дебютный концерт с симфоническим оркестром, которым руководил прославленный дирижер Арнольд Кац. Но это уже было серьезное выступление.

И тогда вы уже не испытывали такого страха?
Страха - нет. А вот волнение присутствует всегда. Я пытался его перебороть, работал над собой. Но, как это ни странно, когда мне удавалось быть абсолютно спокойным, концерт получался хуже. Потом я понял, что волнение необходимо. Только оно дает тот эмоциональный подъем и вдохновение, которое так нужно творческим людям. Помните, как у Лермонтова: «Пустое сердце бьется ровно, в руке не дрогнул пистолет». Не должно сердце биться ровно, поэтому играть концерты чисто технически - нельзя.

А поехать с концертом на Северный полюс сами решили или вам кто-то предложил?
Мне предложили сыграть концерт для полярников. Эта идея мне очень понравилась, и я с удовольствием туда поехал. Концерт проходил в палатке при нулевой температуре. Конечно, было холодно, но очень интересно.

Наверное, зрителей там было совсем немного?
Человек пятьдесят. Знаете, всемирно известный скрипач Бронислав Губерман однажды приехал в Вену, где должен был давать концерт, а там произошла какая-то накладка: концерт перенесли, а Губермана не предупредили. Он приехал на день раньше, вышел во фраке на сцену, а в зале всего один человек. И Бронислав Губерман сыграл для него двухчасовой концерт! Потом его спрашивали, почему же он не отменил свое выступление и зачем так выкладывался, если там сидел только один зритель. А Губерман ответил, что этот человек с таким трепетом его слушал, что для него он бы с удовольствием сыграл еще раз! Только сейчас я стал понимать, что даже с тремя тысячами зрителей может не быть такого энергетического контакта, как с десятью. Вообще мне сейчас стали интересны нетрадиционные формы «несения» искусства в массы, если, конечно, так можно выразиться.

Именно поэтому вы и спустились в подземный переход?
Да. Где я только не играл! (Смеется.) В подземном переходе мне предложили сыграть ради эксперимента - чтобы посмотреть, сколько денег музыкант моего уровня сможет заработать и смогут ли прохожие отличить меня от обыкновенного скрипача, который работает там ежедневно. Я специально не брился, надел шапку, кофту и спустился в подземку. В итоге за два часа игры я заработал около двух тысяч рублей. Там был очень забавный случай: один прохожий отказался давать денег, а когда его спросили почему, он ответил: «Да этот тут каждый день играет. Так фальшивит - просто ужас! Поэтому я ему никогда денег не даю».

Дмитрий, вы выступали на лучших мировых концертных площадках с ведущими симфоническими оркестрами. А не возникает ощущения, что вы всё и везде уже сыграли? Не боитесь, что в какой-то момент вам может стать скучно?
Да, был такой период. Когда мне исполнилось тридцать лет, я начал думать о том, что будет дальше. Я сыграл огромное количество концертов, объехал с гастролями страны и города, записал много дисков, играл на лучших скрипках мира. А что дальше? Сейчас мне тридцать, а потом будет сорок - и неужели ничего не изменится? Меня это очень беспокоило, а потом я понял, что моя цель - не самому что-то сыграть и достичь чего-то особенного, а приобщить к прекрасному миру музыки как можно больше людей. Всё, что я делал раньше, было исключительно для определенной публики, и в этом, наверное, была моя ошибка. Сейчас я стараюсь играть как можно больше благотворительных концертов, записываю бесплатные музыкальные диски, которые отправляю в музыкальные школы по всей стране. И мне это очень нравится. Это то, что дает стимул для творчества и делает меня счастливым.

А ваша знаменитая фамилия вам больше помогает или мешает?
Конечно, сейчас у меня своя карьера, свое имя, и я уже не могу говорить, мешает мне фамилия или нет. Но еще лет десять назад мне казалось, что безумно мешает. Хотя... У меня в семье были определенные традиции, я вырос на записях своего деда. Правда, он умер, когда мне было четыре года, я его практически не помню. Но тем не менее у меня были его ноты, с его пометками, а это многого стоит. Негатив, конечно, тоже присутствовал. У меня с детства было достаточное количество недоброжелателей, завистников. Многие относились ко мне предвзято: не зная меня, уже не любили. На меня глядели пристальнее, меня рассматривали словно под лупой: «Внук того самого Когана!» То, что прощалось другим - какие-то ошибки, неточности, шероховатости, - не прощалось мне. И я должен был, по сути, не просто оправдывать фамилию, но и превосходить ожидания. И надо сказать, было довольно сложно жить с ощущением, что ты всё время кому-то что-то должен. Я с детства рос в состоянии дикой ответственности.

В детстве вы были послушным ребенком?
Нет, я был ужасным ребенком - очень шаловливым и неорганизованным. (Улыбается. ) Маму постоянно вызывали в школу. Сейчас, конечно, я не могу позволить себе быть таким, как в детстве, - теперь я раб своего графика, который составляют мои помощники. Представляете, я знаю, что буду делать 15 апреля или 22 марта следующего года. Но самое ужасное то, что я не знаю, какое у меня будет настроение, например, 25 декабря. Может быть, в этот день пойдет снег, небо затянут облака, у меня не будет вдохновения и мне не захочется брать в руки скрипку. А в этот день у меня запланирован концерт в Берлинской филармонии. И хочешь не хочешь, а нужно будет взять себя в руки и хорошо отыграть концерт. Не потому, что я обязан сделать это по контракту, а ради публики. То есть я фактически не принадлежу себе! (Улыбается.)

Дмитрий, как вы обычно готовитесь к выступлению?
Раньше мне казалось, что в день концерта я должен хорошо выспаться, съесть куриный суп с лапшой, потом правильно разыграться, настроиться, выпить чая с сахаром, и тогда концерт обязательно пройдет удачно. Но потом я понял, что всё это никак не влияет на концерт. Можно идеально подготовить себя, а концерт пройдет не очень гладко. А можно после девятичасового перелета сразу же выйти на сцену и отыграть концерт замечательно. Сцена творит чудеса. Никогда не знаешь, как ты сыграешь, предугадать это невозможно.

Дмитрий, а тишину вы любите?
Это моя проблема. Я очень редко бываю у себя дома, практически всё время живу в гостиницах, а там с тишиной очень сложно. Мне она необходима, но я не могу изолировать себя от общества.