Трагедии в селах во время войны. Трагедия российской деревни. и некоторые ее обитатели
76 лет назад, 22 марта 1943 года, белорусская деревня Хатынь была уничтожена отрядом карателей. 149 жителей деревни сгорели заживо или были расстреляны. Уже после Великой Отечественной Хатынь стала символом массового уничтожения мирного населения на территории СССР, оккупированной Германией. И каждый, кто слышал об этой трагедии, задавался вопросом: кто и за что уничтожил белорусскую деревню?
Почему сожгли Хатынь?
Утром 22 марта полицейский батальон получил приказ о ликвидации повреждённой линии связи между Логойском и деревней Плещеницы. При выполнении задания батальон нарвался на партизанскую засаду и в перестрелке потерял трёх человек. Одним из убитых оказался Ганс Вельке - олимпийский чемпион 1936 года в толкании ядра. Он был первым немцем, который стал победителем в соревнованиях по лёгкой атлетике. Вельке лично поздравлял сам Гитлер.
Фашисты решили отомстить за смерть любимца фюрера. Сначала они поехали в деревню Козыри, поскольку решили, что партизаны пришли именно из этого населённого пункта, и расстреляли там 26 лесорубов. Но потом выяснилось, что Вельке был убит партизанами, которые ночевали в Хатыни. И именно эту деревню фашисты выбрали для устрашения жителей округи.
Кто уничтожил деревню?
Участники уничтожения жителей деревни Хатынь - 118-й батальон немецкой вспомогательной охранной полиции и штурм-бригада СС «Дирлевангер». Главную работу делали первые. Они согнали всех жителей Хатыни в колхозный сарай, на дверь набросили засов, сарай обложили соломой и подожгли. Когда же под напором обезумевших от страха людей дверь рухнула, по мирным людям начали стрелять из станкового пулемёта и из автоматов.
Нужно отметить, что сегодня на различных интернет-форумах муссируется версия, что карательный батальон был украинским. Но на самом деле это не так. Во-первых, батальон этот так никогда и не назывался. А во-вторых, вся связь этого батальона с Украиной состоит в том, что он был сформирован в Киеве из военнопленных Красной Армии, который попали в плен на подступах к украинской столице. В 118-м служили не только украинцы, но и русские, а также люди других национальностей, поэтому оценивать стоит только их поступки, а не национальную принадлежность.
Все ли жители деревни Хатынь погибли?
Погибли не все, некоторые жители уцелели. Из взрослых выжил только 56-летний кузнец Иосиф Каминский, который в то утро ушёл в лес за хворостом. В хатынском огне у него погиб 15-летний сын. Именно отец и сын Каминские стали прототипами героев памятника, который установлен в Хатыни.
Ещё выжили 2 девушки - Юлия Климович и Мария Федорович. Им удалось выбраться из горящего сарая и убежать в соседнюю деревню. Но судьба оказалась к ним жестока. Хотя соседи их выходили, позднее они погибли, когда фашисты сожгли и соседнюю деревню.
Выжил Антон Барановский, которому было в ту пору 12 лет и которого каратели приняли за мёртвого. Виктор Желобкович (ему было 7 лет) остался жив, потому что спрятался под телом своей убитой мамы. 9-летняя Софья Яскевич, 13-летний Владимир Яскевич и 13-летний Александр Желобкович чудом сумели спрятаться, когда людей сгоняли в сарай, поэтому и выжили.
Сегодня из выживших остались в живых только двое - Софья Яскевич и Виктор Желобкович. Остальные умерли. Всего же в Хатыни было уничтожено 149 мирных жителей, 75 из которых дети.
Как сложилась судьба карателей?
Судьбы карателей сложились по-разному. В 1970-е был приговорен к 25 годам лишения свободы Степан Сахно. В 1975-м был расстрелян командир взвода батальона Василий Мелешко. Владимирк Катрюку удалось скрыться в Канаде. О прошлом его узнали только в конце 1990-х, но канадская сторона злодея не выдала. В 2015 году он умер своей смертью.
Григорий Васюра – начальник штаба батальона, которого назвали главным палачом Хатыни, сумел до середины 1980-х скрывать своё прошлое. После войны он стал директором по хозяйственной части совхоза «Великодымерский», был награждён медалью «Ветеран труда», стал почётным курсантом Киевского военного училища связи имени Калинина и не раз выступал перед молодёжью в образе фронтовика. В 1985 году его приговорили к расстрелу.
Кто принял решение увековечить память о сожжённой деревне?
Идея о создании мемориального комплекса на месте сожжённой Хатыни принадлежала Первому секретарю ЦК КПБ Кириллу Мазурову. В своих мемуарах он писал:
«В один из воскресных дней конца сентября 1963-го мы с Тихоном Яковлевичем Киселевым - тогда Председателем Совета Министров БССР - выехали в окрестности Минска. Километрах в пятидесяти от города по Витебскому шоссе свернули вправо по первой попавшейся дороге. Отъехав немного, остановились в березовом перелеске. Пройдя его, вышли на небольшую поляну. Несомненно, в прошлом это была пашня, но она давно уже не видела плуга, заросла высокой травой и кустарниками. В центре поля, на взгорье, увидели сожженную деревню. Десятка два обгорелых печных труб, словно памятники, поднимались к небу. От самих дворов и дворовых построек почти ничего не осталось - только кое-где серые каменные фундаменты. Перед нами была сожженная деревня, в которой после войны так никто и не поселился. Недалеко мы увидели небольшое стадо коров. Присматривал за ними пожилой человек. Подошли, разговорились. От пастуха услышали страшную историю о трагической гибели деревни Хатыни. Возникла идея увековечить Хатынь и ее жителей».
После того, как в 1965 году Мазуров ушёл на повышение в Москву, возведение мемориала велось под руководством пришедшего на его место Петра Машерова. В марте 1967 года объявили конкурс, победителем которого стал коллектив архитекторов Валентина Занковича, архитекторов Юрия Градова, Леонида Левина и скульптора Сергея Селиханова. Торжественное открытие мемориала состоялось летом 1969 года. Мемориал стал не просто памятью о конкретной сожжённой деревне, а символом всех белорусских деревень, сожжённых во время той страшной войны. Всего в Беларуси таких деревень было более 9000 и 186 из них так и не были отстроены.
За годы существования мемориала его посетили миллионы человек.
Как подробнее узнать о трагедии в Хатыни?
Тем, кто задаётся вопросом, что почитать или посмотреть о трагической истории Хатыни, стоит обратиться к творчеству писателя Алеся Адамовича. Его перу принадлежат произведения «Каратели» и «Хатынская повесть». На их основе режиссер Элем Климов снял фильм «Иди и смотри», который вышел на экраны в 1985 году. Это история белорусского мальчика Флеры, ставшего свидетелем страшной карательной акции и в считанные дни превратившегося из жизнерадостного подростка в старика. Этот фильм киноэксперты назвали одной из величайших лент о войне.
Современных туристов, которые приезжают в страну голубых озёр, привлекают .
Домашнее насилие давно перестало удивлять - и побуждать к вмешательству. Бытовая жестокость - норма жизни. Смерть - не больше чем повод для разговоров.
В Вологодской области двенадцать деревень Погорелово. В одной из них 15 марта Анатолий Угрюмов застрелил свою жену Валентину Угрюмову, а потом выстрелил себе в сердце. В соседней комнате в это время спал их 20-летний глухонемой сын Иван. Можно даже не уточнять, в каком Погорелове это произошло, - такое могло случиться в любом из них. Угрюмовы были родителями пятерых детей.
Спустя две недели после убийства в деревне по-прежнему судачат о случившемся. Множатся слухи, выдвигаются версии. За месяц до трагедии в трактор Толи Угрюмова въехала легковушка, за рулем, говорят, был бывший полицейский. Оба, говорят, были с бодуна. Виноватым сделали Угрюмова: лишили прав и влепили тридцать тысяч штрафа (деньги прислала мать). Еще суд обязал выплатить 51 тысячу полицейскому за ущерб. А на Толе уже висел кредит за телевизор.
До Погорелова добраться несложно, сложнее из него выбраться: выходишь наугад и ждешь сквозного автобуса. Прицельные автобусы сюда не ходят. Хотя вроде всего 150 километров от Вологды, не захолустье, аккуратная живая деревня. Три гастронома с хлебом по 32 рубля (но в выходные ни здесь, ни в соседних деревнях его не достать), Дом культуры, парк «Ветеран», школа, банк.
Угрюмовы жили в доме номер 18 по улице Центральной - лет 20 назад колхоз построил его для работников. Ветхий, серый, их дом кажется никогда не крашенным и одичалым. Немигающе глядят четыре занавешенных окна: два - в деревянных облупившихся рамах (здесь жили Угрюмовы), два - пластиковых, новеньких (здесь живут их соседи Баевы).
Дом, в котором жили Угрюмовы. Фото: Екатерина Фомина / «Новая»
Во двор выволокли ковер с места преступления и угрюмовский хлам.
Воскресным утром деревня умиротворенная и безлюдная. Градислава Баева возится на своем участке, расчищает место под курятник - другую живность в деревне держать невыгодно.
Кроткая, говорящая негромко - совсем не под стать своему раскатистому имени, - Градислава извиняется за свой рабочий внешний вид и приглашает в дом.
На кухне Баевых светло, чисто, просто. Пестрый линолеум, пластиковые полки, пластиковые панели «под дерево» на стенах. За столом с горячим еще чайником - восьмидесятисемилетняя баба Нина (мать Градиславы) и муж Сергей. Подливает бабе Нине чаю, подкладывает пряник… С мужем Градислава познакомилась пару лет назад, когда обоим уже было за пятьдесят, на ретродискотеке в соседнем поселке. Сейчас живут счастливо - «пусть и в бедноте, но без этой нервотрепки алкашьей». Градислава работает медсестрой в садике «Рябинка» за семь тысяч в месяц. В свободное время раньше ходила в местный клуб на танец живота: за два месяца «вошла в азарт», но потом остальные танцовщицы разбежались - дорого платить сто рублей за занятие.
Сергей сейчас не работает, ждет ответа из нефтяной фирмы, которая может взять его на должность шофера. Уже восемь месяцев ждет.
Сергей и Градислава вспоминают воскресенье, когда произошло убийство: рано проснулись, чинили крыльцо, с улицы выстрелы не услышали. В полдень из дома выбежал соседский Ванька, который с детства считается глухонемой, но в последнее время начал произносить некоторые слова. «Папа маму дурак», - выл он и, загребая воздух руками, звал за собой.
Подумала - опять дерутся, опять разнимать! - вздыхает Градислава. - Не идти-то нельзя, так зазывает Ваня, не по-человечьи.
В спальне на кровати лежала Валентина.
В рейтузах, ноги накрыты пледом, глаза открыты. Где желчный пузырь - дырка сантиметра два, кровь слегонца подзапекаться стала, ушла внутрь брюшины, - Градислава описывает, как будто видела это вчера. - У меня все внимание на раны как у медработника.
Анатолий лежал рядом, прислонившись к стене. В области сердца дыра пять сантиметров, стрелял в упор.
Кровь от подбородка до пояса, все промокло насквозь. Грудная клетка приподнялась, и кровь оттуда выфыркнула, - продолжает Сергей.
Притронуться к расстрелянным соседям он так и не осмелился - побоялся, что назовут соучастником.
Вроде ожидала, что когда-нибудь дело кончится нехорошим. Ружьем этим он пугал всех и всегда, - вздыхает Градислава. - Бывало, спим в два часа ночи, вдруг слышим - на ребят наезжать начинает или руки кому крутит. Борются, дерутся. Но не полезешь же в семью - сами разберутся.
Однажды Угрюмов поднял руку на сына Градиславы, рассек ему губу. Она позвала участкового. Участковый отчитался: состава преступления нет. Несколько лет Градислава оформляла размежевание участка - «от греха подальше», хотя, если подумать, от соседей они и так держали дистанцию.
После того случая начали проверять раз в год, как Угрюмов хранит оружие. Как-то раз жена хотела ружье сдать, Толя пытался спрятать его у соседей. Градислава открестилась - «своих проблем хватает». Последний раз полицейский приходил с проверкой 14 марта.
Так-то Градислава соседу зла не желала, хотела лишь дать понять - «и на тебя есть управа». Она сама прожила 22 года с мужем, который пил и бил. Но не уходила: думала, надо смириться, помочь ему выкарабкаться. Когда сказал: «Убью!», сбежала вместе с детьми. Вернулась только через четыре года, когда муж съехал в неизвестном направлении.
О молодости Градиславе теперь напоминает лишь неестественно яркий пейзаж на стене. На нем лето в ее родном селе Залесье (в двух километрах отсюда). Вот она сама, рисованная: качает сестру на качелях, рядом бабушка пасет овец… Кроме Градиславы в семье было еще четверо детей, отец пил и гонял мать.
Теперь в родительском доме, осевшем и разваливающемся, пропивая свою пенсию, а до этого еще и мамину, по-прежнему живут брат и сестра Градиславы. Мать она от них недавно забрала. Баба Нина потихонечку теряет рассудок, по вечерам пересчитывает пенсию и тщательно перекладывает свои платочки. А Залесье потихонечку заканчивается. В соседском доме в прошлом сентябре старушка зарубила мужа, а потом повесилась.
Валя-то, наверное, все равно хотела жить, - возвращается к последним событиям Градислава. - На окнах рассаду помидоров высадила, думала о жизни-то!
Вот такая неприятная история… - задумчиво заключает Сергей.
Похоронили Валю и Толю на разных кладбищах, так решила сестра Валентины.
Марина
Так пить меньше надо, ничего бы и не было! - с порога выпалила Марина в ответ на мои соболезнования. - Или ключи от сейфа с ружьем забрать - и все!
Невысокая, смешливая, с длинным рыжим хвостом, семнадцатилетняя Марина Угрюмова сегодня зашла домой впервые после смерти родителей. Она учится в Вологде на повара-кондитера. Ездить домой затратно, стипендии в 500 рублей на дорогу не хватит, а чтобы доехать на похороны (родителей хоронили не в Погорелове, а в их родном городке в 400 километрах отсюда) - и вовсе пришлось занимать.
А ружье у него откуда?
Он охотник у нас, - Марина тащит меня в коридор и указывает куда-то под потолок. - Вон хвост глухариный висит.
После похорон дети Угрюмовых разъехались - кто куда. Самый старший живет в Вологде с семьей. Анатолий часто попрекал жену, что сын не от него, даже на свадьбу к нему не поехал.
Глухонемой Ваня с неделю бегал по Погорелову, даже в кафе по вечерам заходил, но куда-то вдруг делся - говорят, тетки увезли. Самая младшая, пятнадцатилетняя Вика до сорока дней будет жить у маминой подруги. Скоро в Погорелово вернется средний брат Коля, который пока учится в Ухте, - оформлять опекунство над сестрами.
Фото: Екатерина Фомина / «Новая»
Барсик, че орешь как резаный? - Марина решительно распахивает хлипкую форточку, чтобы кот забрался домой. - Думала, сдохнет он здесь.
На полу у печи десяток банок из-под консервов с кошачьим кормом. Дверь в родительскую комнату закрыта. В гостиной на стене висит покрывало с медведями, шкаф заставлен фотографиями детей. У братьев и Вики мамин курносый нос. По телику, взятому в кредит, идут «Папины дочки». На столе начатая пачка семечек и памятка опекуна.
Марина ищет свое свидетельство о рождении, чтобы оформить пенсию по потере кормильца, копается на полках. Все главы жизни расфасованы по пакетам: Коля, Ваня, поступление в колледж…
На полном гособеспечении будем сейчас… - между делом констатирует она.
Свидетельства нигде нет. Попадается фотоальбом в коробке. Мужчина спит на половике на полу, мужчина валяется на кровати. «Это папа» - подписано детским почерком. Мама на фоне коров Сливы и Мяты. Общих фотографий нет. Марина рассказывает, что папа закодировался под Новый год лет пять назад, но долго не продержался.
Теория и практика
В январе в деревне Павлово Вологодской области мужчина зарезал подругу жены, к которой она сбежала от него с детьми. Второго февраля в Белозерске другой мужчина застрелил коллегу жены, к которому ее ревновал. 19 февраля жительница Череповца ранила сожителя, который начал избивать ее. 15 марта, в день убийства Угрюмовых, в другом вологодском селе Нюксеница пьяный 27-летний парень сбил машиной бывшую жену и припарковался на ее трупе.
Домашние разборки - будничное, рядовое дело. Настолько, что даже никто не ведет никакой статистики. Приблизительные цифры: каждый год 14 тысяч женщин гибнут от домашнего насилия, условно говоря - каждые сорок минут погибает одна женщина. Каждый день больше 30 тысяч женщин терпят побои дома. Нет федерального закона о бытовом насилии. Да и будет ли, когда патриаршья комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства предлагает приравнять «пропаганду против семьи» к экстремизму.
Вологодские депутаты Законодательного собрания тоже работают над снижением статистики. Надо думать, тревожатся: за весь прошлый год здесь зафиксировали 11 тысяч 319 семейных скандалов. Чтобы «защитить членов семей от семейных дебоширов», они приняли новый закон. С 25 марта за семейный скандал нужно будет выплатить штраф от 300 до 500 рублей. Статистика точно пойдет на убыль - полицию теперь вмешивать в домашние ссоры не будут. Кому охота платить из семейного бюджета?
В сельсовете Погорелова своя статистика: на учете стоят тридцать семей. А всего в деревне на конец года зарегистрировано 1230 жителей. Угрюмовых неблагополучными «считать не было оснований». Комиссия содействия семье и школе работает только в случаях ущемления прав несовершеннолетних. «Когда насилие между женщиной и мужчиной - это уже не наши полномочия», - объясняет мама Марининой одноклассницы Татьяна Савватьевна. Она работает в сельсовете, замещает специалиста по соцвопросам, пока та в декрете. Лукавят ли, но в сельсовете говорят, что никто не подозревал, что происходит у Угрюмовых дома: «Если у меня в семье что-то случится, я что, пойду по соседям разговаривать?»
У нас таких ведь семейных конфликтов сплошь и рядом, скажем так, - продолжает Татьяна Савватьевна. - Кто-то скандалит, даже рукоприкладствует, что греха таить. Но Валентина это не афишировала.
Вызов участкового - тоже не основание проверить семью, объясняет она. Полицейский не передает данные в сельсовет, только раз в год отчитывается в цифрах, без имен, «информация же конфиденциальная».
Всех выпивающих мужчин на учет не поставишь! Мы работаем в основном с матерями-одиночками или когда оба родителя пьют. Отчим, например, пасынка насилует. Если ситуация грозит здоровью и жизни ребенка, «скорую» вызывают, увозим ребенка в больницу. Был у нас случай: младенца нельзя было оставлять дома, так и пьяную мать пришлось везти, она же грудью кормит.
Сигнал в сельсовет может поступить либо от соседей, либо из школы. Но если при выезде комиссии на место выяснится, что родители все выходные пили, а в понедельник уже трезвые, сигнал так и останется «просто сигналом».
Вообще «сигнал» может означать, что ребенок гуляет неприбранный, у него нет учебных принадлежностей. А Вика и Марина Угрюмовы были «опрятные, чистые, одетые», неплохо учились.
Для волнений не было повода.
У них есть отец, есть мать, как будешь соваться, что-то указывать? - оправдывается Татьяна Савватьевна.
Неожиданно она вспоминает: ее подругу тоже бил муж, но та смогла сбежать в кризисный центр в Вологде.
Там не только женщины прячутся, но и старики - над ними же молодежь сейчас так издевается ради квартиры! Но это в городах, у нас-то такого нет.
Любовь до гроба
Единственное кафе «Привал» открылось в Погорелове недавно. По выходным парни и девчонки заказывают там самую популярную песню «Вологжаночки мои любимые, вологжаночки неповторимые» - и бутылку (магазины закрываются в 21.00). Старшее поколение более консервативно и все так же пьет в гаражах. Во время таких гаражных сходок Анатолий Угрюмов делился с мужиками своими планами, говорил о самоубийстве. На работе же никто об этом не подозревал.
После того как Анатолия уволили из совхоза четыре года назад, он устроился трактористом в дорожную службу в поселке Фоминское. Мастер дорожников Николай Федорович повторяет: держали Угрюмова из жалости. Хотя вообще-то на такую должность охотников мало - могут вызвать на работу в любое время суток, платят копейки. «Вот и приходится подбирать все эти отбросики», - поясняет Николай Федорович. Угрюмов был для начальника «штатной единицей», семью его он «не знавал».
Как могло такое случиться? Надо начинать с воспитания, с корней, так сказать. Чего заложено в человеке, то в нем и есть! По характеру он - да как малый ребенок, который воспитывался в семье последним. Чуть маленько - так истерика, взвинченный делается. По работе, прямо скажу, одного нельзя посылать было, все после него переделывать, ядрена мать.
На стенах в комнатушке, где бригада обычно перекуривает, развешаны карты Советского Союза (две) и афиши конкурсов «Козел и баран года», «Свинья и гусь года» и конкурса среди коров и телок. Николай Федорович развенчивает миф о том, что Толя застрелился, потому что его уволили. Нет, не уволили, хотя пытались!
Но я его отстоял перед директором! Семью-то ему кормить надо все-таки, худо, недородно, тысяч-то 10 заработает в месяц. Жизнь чего, у него одного такая больно тяжелая? Какого фига-то надо? У него жизнь-то ой-ой-ой была, у Тольки-то.
Угрюмова после аварии всего-то отправили в отпуск, оплачиваемый. Как говорит Николай Федорович, «набраться ума-разума». Но Угрюмов весь месяц пропил.
Трактор Угрюмова теперь одиноко стоит в ангаре, садиться на него пока некому.
Зато рабочие инструменты Валентины - аппараты для дойки коров - уже в ходу, ими пользуется доярка Жанна. Говорит, на ферме в Быкове на Валентину равнялись. Она всегда выигрывала на конкурсах машинного доения.
Слесарь, две доярки Жанны и скотница на ферме в Быково, где работала убитая Валентина. Фото: Екатерина Фомина / «Новая»
На ферме влажно, темно, терпко пахнет навозом. В загонах 200 телок, у каждой - табличка с именем: Реформа, Ресничка, Ремарка… Скотница скребком собирает навоз, издевательски бросает: «Семь часов говно вокруг фермы бегать собирать - попробовать хочешь?»
Круглолицая Жанна когда-то сбежала от мужа в Погорелово из соседнего Бабушкинского района и теперь рассказывает про себя и про Валю одно и то же: дома были постоянные драки, перед работой замазывали синяки тональным кремом, на работе не привыкли «свое настроение показывать». Валентина, вспоминает, приходила каждый день с улыбкой на лице (даже когда оно было в синяках), садилась под корову и заводила песню.
Как неважно, в каком мы из Погореловых, так и неважно, какая из доярок рассказывает о своих синяках - такая история находится у каждой.
«С моей сестрой такое было: уж я и приезжала, и поколачивала ее мужа! - вспоминает скотница. - Участковый отказал дело возбудить - смертельных исходов, говорит, нет. Ну а к Вальке… Не полезешь же в чужую жизнь».
Фото: Екатерина Фомина / «Новая»
В отличие от дорожников, на ферме про семью Угрюмовых знали все. Каждый вечер пьяный Толя приезжал на ферму проверять жену. Иногда бегал за ней с вилами.
Ревновал он ее к нашим слесарям! Это называется климакс мужской, уже бжик в мужском организме, - знающе кивают доярки постарше.
А иногда, бывало, как обмякнет пьяненький, опустится на диван в подсобке и повторяет: «Люблю Валюшку больше всех». И доярки умиляются: «Такая любовь была у него».
«Не имей моды трогать меня никогда!»
У Толи было в задумках такое, стреляться-то, - буднично произносит Лена. - Раз задумано - все равно уже, - и разводит руками. - Уговаривала я его: с долгами можно рассчитаться помаленьку, че стреляться.
Лена Игнатьевская последней видела Толю и Валю живыми. Вечером накануне убийства и за час до него она с ними пила.
Конечно, знала бы, что так получится, осталась бы у них тогда утром. А может, не ушла бы, так и меня застрелил, хер знает. Чему быть, того не миновать. Хожу, и не верится, что их нету. Уж ладно, говорю, себя хоть… А ее-то, Валю, зачем?
Мы сидим на кухне. Лена - крашеная блондинка, полная, в розовом халате - грузно опускается на табурет, облокачивается на подоконник, где почему-то стоит плафон от люстры. Под потолком висит голая лампочка, занавесок на окне нет.
Лена знала семью Угрюмовых давно - вместе с Валей работала на ферме, иногда разнимала их с мужем драки.
Бывало, Вика прибегала: папа маму бьет. Я побегу, наору на него, нахлещу. Как-то нахеракала ему, ходил с синяком. Боялся меня.
Около года назад Лена ушла в декрет, и общение сошло на нет. Вечером 14 марта Валентина позвонила Лене: Толя как-то занимал 150 рублей на чекушку, предлагала вернуть той же «валютой». Собрались, посидели. Наутро Лена взяла двоих своих детей и пошла к Угрюмовым похмеляться. Пока Валя ходила за бутылкой, Толя напек блинов, развесил белье.
Лена повторяет как заведенная: в тот день все хорошо было, даже не скандалили! И сама этому удивляется. Убеждает, что Угрюмов «не пьяный совсем уж был, соображал головой».
Он боялся, что если застрелит себя, она с кем-то жить будет, жалко было отдавать. А я знаю, что она ни с кем бы не стала жить! - с обидой говорит Лена. - Пореветь - поревела бы, понять можно, муж есть муж. Но надо думать прежде всего о детях!
Лена сама выросла в многодетной семье. Один ее брат утонул, младшая сестра «уехала шляться», оставила троих детей маме. Мама пила и сдала детей дочери в детдом. Но через год забрала - «свое ведь».
Недавно сестра вернулась, снова беременная. Так теперь она в деревне где-то дом снимает. На что будет жить - не представляю, в июле уже рожать.
У Лены три дочки. Тринадцатилетняя Карина «от хохла», который работал здесь, «но его вытурили, когда Карине было два года». К Лене тогда начал захаживать друг «хохла» Коля. «Мне-то че - жить-то все равно надо».
Семья Игнатьевских. Лена - последняя, кто видел Угрюмовых живыми. Фото: Екатерина Фомина / «Новая»
Юля и девятимесячная Лера - дочери Коли. Обеих не планировали: «Просто на аборт не успела съездить».
Однажды Коля чуть не зарезал Лену. «Немножко гульнули», и Толя Угрюмов рассказал Коле, что его Ленка с одним человеком на ферме разговаривает.
Я спала, а он на меня с ножом - вовремя проснулась! Участковый приехал - пиши заявление. Так зачем мне? Куда его садить? Поехала в больницу с ножевым-то, пришлось зафиксировать. Судили, год условки ему дали.
Год Коля Лену не трогал. Но…
Как условка кончилась, он опять начал меня немножко побивать. Я уж потом возьму, че в руку попадется, тем начну хлестать. Потом не стал трогать - красота! Говорю: не имей моды трогать меня никогда.
Маленькая Лера ползет по коридору, сворачивает на кухню, впереди препятствие - порог.
Ползи к маме, - Лерка начинает хныкать. - Да не психуй ты, давай к маме.
Юля пытается перенести Леру через барьер, но Лена осекает: «Че ленится, пусть сама».
Ой, мам, она снова описалась.
На кухню выходит покурить Коля, низенький, ссохшийся - в майке с грозным тигром. Лена любовно смотрит на него:
Знаете, мужики ведь - они и есть мужики.
Коля тушит бычок. Маленькая Лера на руках грызет заглушку для водопроводной трубы, которую схватила на подоконнике.
Сейчас попересирают до 40 дней, а потом не дай бог случится что-то другое, и переключатся, - бодро говорит Лена. - Как говорят - если пересирают, значит, человек жив. И меня пусть пересирают - значит, жива.
P.S. В Погорелове прошел слух: глухонемого Ваньку забрали не тетки по маминой линии, а полиция - в тотемский изолятор. На ружье якобы нашли его отпечатки.
75 лет назад, 22 марта 1943 года, нацистские палачи варварски, безжалостно и бесчеловечно, уничтожили, сожгли до тла, скромную белорусскую деревушку - Хатынь. Вместе со всеми ее жителями. Погибли 149 человек, из них 75 детей до 16–летнего возраста. Семилетний Виктор Желобкович и двенадцатилетний Антон Барановский чудом смогли спастись, выжить в полыхавшем аду ненависти. Обгоревших, израненных детей подобрали и выходили жители соседних деревень. Выбрался из пекла 56–летний кузнец Иосиф Каминский. Среди тел погибших односельчан он нашел и своего израненного сына. Мальчик скончался на руках у несчастного отца.
9093 - такая цифра стоит сейчас на титульной странице электронной базы данных db.narb.by, созданной под эгидой Национального архива Беларуси и содержащей сведения о белорусских деревнях, сожженных гитлеровцами во время Великой Отечественной войны полностью и частично с населением и без жителей. Цифра постоянно меняется - в сторону увеличения, ведь работа по уточнению этого скорбного списка не прекращается. Сбором информации занимаются не только профессиональные ученые, но и патриоты, энтузиасты, увлеченные историей Родины, к числу которых принадлежит минский инженер, краевед–исследователь Александр Павлюкович. Накануне трагической даты гибели Хатыни он рассказывает в своих материалах о столь же горьких судьбах ее страдальческих сестер - сожженных деревнях Минщины.
ФОТО ВИТАЛИЯ ГИЛЯ
Пламя Замошья
Лето 1942 года. В окрестностях легендарного озера Палик, в войну - центра партизанского движения, еще только начинали появляться отряды, сформированные из окруженцев и местных жителей. В тот период их операции в основном носили характер засад на дорогах и нападений на небольшие гарнизоны немцев. И, чтобы не дать развернуться партизанской борьбе, оккупанты фактически ввели коллективную ответственность для жителей близлежащих к местам столкновений деревень. Замошье Борисовского района находилось на расстоянии около 10 километров от местечка Зембин и примерно на полпути от него к озеру. Трагедия Замошья самым непосредственным образом оказалась связана с трагедией, произошедшей затем в Зембине.
Воспоминания Анатолия Иосифовича Яцковского, 1930 г.р., из деревни Замошье:
«Это летом было. Ехала возле деревни машина с немцами, а по ним выстрелили. У нас тут местные организовали партизанский отряд. Командиром отряда был учитель Жуковский. Немцы повыскакивали из машины и убили несколько партизан. Одного живого словили и повезли в Зембин. Назавтра с утра немцы окружают нашу деревню. С одного конца подпалили и с другого. Подпаливают, а людей выгоняют из домов. Нас всех сгоняют к шоссейной дороге, а деревня горела. Немцы и полицейские из Зембина приехали. Подогнали машины и повезли в Зембин. Загнали нас в церковь, и там мы ночевали. Потом стали выводить из церкви. Подводили к партизану, которого они захватили. Он был сильно избит. Спрашивали у него: «Этот имел связь с партизанами, этот пек хлеб?» Они уже знали, кто был связан с партизанами. Первого вывели директора школы Зуборенко. Всю семью его выбили: детей и жену. Расстреливали за церковью. Остальных выпустили, и мы пошли домой. Пришли на голое поле и стали землянки строить...»
Каждый свидетель видел и запомнил те тревожные дни по–своему, выделяя наиболее врезавшееся в детскую память.
Рассказ Анны Григорьевны Шевярновской, 1933 г.р., жительницы Замошья:
О том преступлении свидетельствуют и партизанские документы, в которых осталась запись: «В июле месяце 1942 г. немецкие варвары, забравшись в д. Замошье, сожгли полностью 82 дома и расстреляли 16 семей, в том числе 6 грудных детей...»
Родственники Каминских
Люди, пережившие те дни, наполненные страхом и ужасом, всегда не могли без волнения и слез рассказывать о пережитом.
Валентина Константиновна Юхневич, бывшая жительница Замошья:
В июне это было. Немцы окружили нашу деревню и с двух сторон палить стали. Окружили с пулеметами. Начали гнать от кладбища. Поставили всех на колени и заставили ползти, а они автоматами над головами стреляли. Все горело, а нас гнали. Женщин и детей повезли в Зембин, а мужчины были на сенокосе. Кого из них нашли, того расстреляли. В Зембине мы сидели в церкви. Трое суток. И только пить давали. Кто–то ухватил на ходу зерна, и нам по жменьке отсыпали. И мы, как воробышки, по зернышку брали и ели. Нас по очереди выводили из церкви. Мама последняя вышла с нами. Мы за мамину юбку держались. Нас в деревне никто не знал - это и спасло. У мамы спросили, где ее мужчина. Мама «зманiла», сказала, в 30–м году выслали. Они: «Гут, пани». И стали бизунами бить маму. Нас отпустили, а 85 человек тогда расстреляли...»
Валентина Константиновна вспоминает, что в войну она могла много раз погибнуть, но судьба хранила ее. Родная сестра ее мамы, Аделя, была замужем за Иосифом Каминским из Хатыни. Когда в Замошье все сожгли, осенью 1942 года Валя с бабушкой отправились к Каминским в Хатынь перезимовать. А мать осталась с сыном в землянке в Замошье. Всю зиму пробыли они в Хатыни, и ранней весной, перед самым сожжением деревни, бабушке почему–то очень захотелось домой, в Замошье. Как ее ни уговаривали пожить еще здесь, она с внучкой ушла незадолго до трагедии...
Молимся за упокой
Уже в наши дни рассказы замошан о трагедии, произошедшей возле стен храма Святого архангела Михаила в Зембине летом 1942 года, подтвердились. При проведении строительных работ здесь обнаружились человеческие останки. Они лежали хаотично, не в одиночных могилах, неглубоко, что свидетельствует о захоронении времен Великой Отечественной войны.
Рассказывает настоятель храма Святого архангела Михаила протоиерей Андрей Капульцевич:
Вообще, черные дни для жителей Зембина (где исторически всегда мирно уживались люди разных вероисповеданий, одновременно действовали православная церковь, костел и синагога) настали с первых же дней гитлеровской оккупации. 18 августа 1941 года полицаи и немцы, приехавшие из Борисова, согнали мирное еврейское население Зембина к заранее выкопанному рву и там расстреляли 927 человек, включая детей. Это место находится в 2 километрах на север от деревни, возле дороги на Бегомль. Там сейчас установлены памятник и мемориальная доска.
За свою многолетнюю историю и сама зембинская церковь изведала немало: опустение, разорение и разрушение... Поначалу, до конца XIX века, в деревне стояла деревянная церковь, но пожар 1900 года ее уничтожил. Кирпичный храм возвели и освятили в 1908 году. В годы борьбы с религией храм постепенно приходил в упадок, а после войны его вовсе закрыли и использовали под склад сельхозпродукции. Еще одним жестоким эпизодом в истории святыни стали съемки художественного фильма в 1965 году, когда в церковь по сценарию въезжал танк Т–34. В результате оказалась разрушенной алтарная стена, алтарь, пострадал древний погост. О том недобром и обидном для отечественной культуры эпизоде рассказывала «СБ» в материале «Зембинское кино» в марте 2003 года.
И только в наше время церковь поднялась фактически из руин и стала одной из историко–архитектурных жемчужин Минщины. Снова–таки не без помощи неравнодушных и щедрых людей - жертвователей. Как говорит отец Андрей Капульцевич, нам те имена вряд ли что–то скажут, но Господь всех их ведает. Кстати, большую помощь в реставрации оказал футбольный клуб БАТЭ. Надо отметить, что духовная и организаторская деятельность самого священника также сыграла значительную роль в восстановлении святыни. Хочется надеяться, общими усилиями крест в память замученных нацистами сельчан также будет установлен и освящен. Мы ведь ничего не забыли.
Александр ПАВЛЮКОВИЧ.
.... Суббота, 27 ноября 1943 года. Страшная беда нависла над Красухой. На мостике, перекинутом через широкий ручей, неподалёку от дома Алексея Дмитриевича Дмитриева взрывом перевёрнуло легковую машину. Ехавшего в ней генерала Ферча ранило, его увезли в сторону Веретеней. Кто бы это мог сделать? Партизаны обычно совершают свои диверсии вдалеке от населённых пунктов, так как нельзя ставить под удар мирных граждан. Свои, красухинские, не могли на это решиться – знали, что ждёт потом жителей родной деревушки. Не имели никакого отношения к этому взрыву и жители соседних порховских деревень. Что касается партизан, то командование бригад, действовавших неподалёку от Красухи, провело тщательное расследование и выяснило, что никто такого задания не получал и никто не совершал диверсии в Красухе. Согласно другой версии, взрыв совершил мальчик Сенька по прозвищу Жаворонок, решивший отомстить за отца, погибшего на фронте, за пионервожатую Шуру, за всех красухинцев. Так или иначе, ясно одно: фашисты мстили мирным жителям за своё поражение на огромном советско-германском фронте, за провал своих планов. Пожалуй, что это была наиболее вероятная причина и их набега на Красуху в это серое ноябрьское утро. В час, когда произошёл взрыв, многие из жителей работали на гумне, молотили пшеницу. Чувствуя недоброе, бригадир сказал, чтобы люди скорее расходились. Но было уже поздно. Грузовики прямо по снежной целине обошли деревню. Солдаты прыгали с них на малом ходу и бежали к избам. Алексей Дмитриевич Дмитриев, заметив неладное на улице, вышел со двора, и, увидев офицера, направился к нему. -Жители тут не виноваты, могу поручиться головой. Офицер отдал приказ солдатам, и те пронзили Дмитриева штыком. Это было вступление к чудовищной трагедии, разыгравшейся несколько позже. В сорок третьем, в тьме метели На село моё Набежали, налетели Псы и коршуньё. Триста душ ни в чём невинных Выгнали на снег. Затолкали в пасть овина Триста человек! В каске, будто бес двурогий, Лаял гауптман: «Покажите путь к берлогам Пар – ти - зан! Три часа на размышленье. Драй и нуль минут. Исполняете – прощенье, Нет – капут!»
Нет! Ни слова об отряде. Замер стар и мал. И ни звука о пощаде Враг не услыхал. Заплескалось пламя в крыше, Взвился адский чад… Не слыхал – и не услышит. Мёртвые молчат. Только память не забыла Горевальных дней: Это было, было, было На земле моей. На земле седой и слёзной, Льющей кровь свою, - Неподкупной, гордой, грозной В праведном бою. Всем, в ком – тьма, кто к миру глухи, Следовало б знать, Что Россию, мать Красухи, Лучше не пугать!
Гитлеровцы бросились к домам и стали их поджигать. Жители пытались выгнать скот и спасти кое-какое имущество. Палачи били людей прикладами, стреляли и кололи, а вынесенные вещи бросали в огонь. Оставшихся в живых стали сгонять в конец деревни. Нина Михайловна по канаве сумела уползти. Уже за деревней догнала Женю Павлову, комсомольского вожака. Полчаса назад её гнали со всеми к гумну. Отец посоветовал ей бежать: он подумал, что их погонят в Германию, а у Женьки гордый характер и строптивый – не ей быть в рабынях. Послушавшись отца, она прыгнула в канаву. По ней тоже стреляли, но промахнулись. Со стороны теперь она видела, как немцы загоняли людей в гумна, как к большим воротам они тащили доски, солому и канистры с горючим. Её осенило: фашисты хотят сжечь людей. Но она знала, что с обратной стороны гумен есть маленькие дверцы, в которые при молотьбе выбрасывают отходы. Женя поползла обратно. Но её заметили и пронзили штыком. А людей всё вели к гумнам и толкали к открытым дверям. Две молодые старорусские беженки попытались не идти, но их швырнули в гумно силой. Мария Лукинична Павлова, шедшая с ребятами – одиннадцатилетним Николаем, шестилетним Витей, десятилетней Галей и семилетней Надей, на мгновенье потеряла детей – их увлекла людская толпа. В тот же момент сильный удар свалил её с ног. Она потеряла сознание и уже ничего не видела и не слышала. А в двух гумнах дело шло к своему ужасному концу. Людей били прикладами, в них стреляли из автоматов. Беззащитных не только убивали, над ними ещё и глумились. Офицер требовал указать нахождение партизан. Все молчали. Слышались только крики малолеток, которые не понимали, что плакать нельзя, да иногда голоса матерей, просивших пощадить хотя бы малолетних детей. Люди молчали, а время шло. И вот уже заколачивают двери, обливают горючим ворота и стены, подносят горящие факелы и скоро оба гумна превращаются в высоченные факелы. Сквозь бушующее пламя и дым неслись стоны, плач и крики. Солдаты отвечали на них беспощадным автоматным огнём. А Мария Лукинична Павлова пришла в себя тогда, когда догорали оба гумна. Безумными глазами смотрела она на всё то, что осталось от самых дорогих для неё существ. Плохо видя, и ничего не соображая, она поползла в сторону. Встретившая её в соседней деревне Нина Михайлова, еле узнала Марию Лукиничну. Ночью над Красухой стояло кровавое зарево. Фашисты оцепили деревню, а затем заминировали и подступы к ней, чтобы люди окрестных деревень не скоро узнали об этом злодеянии. Вряд ли удастся восстановить все имена несчастных, ставших жертвами фашистов в этот день. Скорбный список не полон: не выяснены имена всех погибших граждан Красухи, особенно её малолетних жителей. А беженцы соседних селений? А ведь были ещё и гости из Ленинграда, летний отдых для которых закончился так трагически. А беженцы Старой Руссы и других новгородских городов и сёл? Почти триста человек… Честных, скромных тружеников земли, мечтавших о мирной, спокойной жизни. Ты взошла на холм, Скорбна и грозовита. Ты устала, Босы ноженьки болят. Ты – из камня, Ты – из мёртвого гранита, Ты – немая, Но душа твоя – набат.
Вернулась женщина на родное пепелище. Деревни нет, только злой ветер метёт по дороге и огородам серую золу. Деревья обугленные. Полуразвалившиеся печные трубы. Одинокая ива скорбно склонила ветви. Но ничего не замечает одинокая босая женщина, пришедшая в погибшую Красуху. Она видит перед собой два страшных гумна, в которых мучительно страшно погибали её близкие… В глазах её неистребимое горе, но вместе с тем и ни с чем несравнимое мужество, на которое способна только русская женщина. Автор её - скульптор Антонина Петровна Усаченко. О трагедии Красухи она, как и многие, узнала из очерка Ивана Курчавова «Трагическая и мужественная Красуха», опубликованном в 1968 году в Комсомольской правде. Решено было поставить памятник в Красухе. На конкурс было выдвинуто 34 проекта. Работа Усаченко была признана лучшей. Она была привезена для обозрения в Порхов, получила единодушное одобрение порховчан, и в районе начинается сбор средств на сооружение памятника. Почему среди многих работ удача выпала на долю Усаченко? Может быть, потому, что она отобразила в этой скульптуре и своё горе? У неё на фронте погибли отец и два брата, старшую сестру угнали в фашистское рабство. В 1968 году в воскресный день 21 июня была установлена эта скульптура. В 1970 году появился документальный фильм «Была на земле деревня Красуха», который долгое время 27 ноября демонстрировался в кинотеатре «Победа» Серо-чёрный пепел Красухи и тысячи других деревень, сожжённых фашистами, стоны убиваемых и сжигаемых заживо людей звали к отмщению суровому и справедливому. В 1946 году на Нюрнбергский процесс свидетелем был приглашён житель Порховского района Кузнецов Яков Григорьевич, который хорошо знал про трагедию Красухи, сожжённую через месяц после того, как было уничтожено его родное село Кузнецово, находившееся в 20 км от Красухи. В конце октября 1943 года в его деревню приехали фашисты. Расстреляли много людей, среди которых был и его старший сын. Чудом уцелел и он сам, и младший сын, уйдя потом в партизаны. Там же встретили мальчика-ленинградца, который уцелел благодаря тому, что в тот момент, когда в их избу вошли фашисты, они играли с мальчишками в прятки, и те не заметили его. Самому старшему из сожжённых жителей деревни было 108 лет, а самому младшему – 4 месяца. А в этот день в его деревне погибло 47 человек. Из семьи Якова Григорьевича – жена на шестом месяце беременности, сын Николай 16 лет, сын Петя 9 лет и невестка, жена брата с двумя ребятами. Горе Якова Григорьевича, оставшихся в живых красухинцев и многих-многих тысяч людей никто не может облегчить. Нет на свете врача, который исцелил бы тяжкую душевную рану. И люди, испытавшие, что такое фашизм на себе, и знающие о войне минувшей лишь по книгам, воспоминаниям, фильмам не хотят, чтобы подобное повторилось. Плач страждущей, но выжившей Красухи, Казалось, уничтоженной дотла, До сей поры доносится до слуха… Застывшая от горя мать-старуха Свидетелем голгофы той была. Но что она поведает – немая? Лишь горе на лице и рядом – прах. Немой вопрос в её очах читаю: «За что нам доля выпала такая?» Окаменели слёзы на глазах. Чем ближе холм – тем явственнее звоны Через года, от тех зловещих дней, Как вздохи матушки-земли, как стоны, Одолевая на пути препоны, Доносятся всё чётче и сильней. Но что же здесь всё предано забвенью? Никто не слышит стонов почему? Что, нам необходимо повторенье Уроков горьких, разве в них спасенье? Вы присмотритесь к этому холму, Где выросли поодаль над полями Зла символы бетонных три столба, И вспомните, ЧТО скрылось за годами, Что БУДЕТ, если мы забудем с вами, - Отцам какая выпала судьба… Постойте здесь с закрытыми глазами, И всё всплывёт, и снова всё всплывёт, Что МОЖЕТ БЫТЬ ещё со всеми нами За теми, за зловещими столбами… Пусть память те столбы переживёт. А над Красухой тучи гонит ветер, Старуха-мать согбенная молчит, Как будто слышит свист зловещей плети… «Что ж не живётся мирно вам на свете?» - Журавль с гнезда у трёх столбов кричит. (Виктор Фокин)
Предыстория.
В 20-х числах сентября 1941 года на западных границах Чеховского района Московской области стала формироваться линия обороны, которую чуть позже станут называть «Стремиловский рубеж».
Спас-темня-Дубровка-Кармашовка-Муковнино-Бегичево-Стремилово-Хоросино
Осенью фашистская армия развернула бешеную активность на Волоколамском направлении. Немцы рвались к Москве. Несмотря на ожесточенное сопротивление советских войск, враги приближались по Волоколамскому шоссе к столице. Тогда советское командование решило провести отвлекающий маневр на Стремиловском рубеже обороны – перейти в наступление.
В то время на Стремиловском рубеже держала оборону 17-я стрелковая дивизия. Сформирована дивизия была 02.07.1941 в Москве как 17-я Московская стрелковая дивизия народного ополчения (Москворецкого района) , в нее вошли в основном рабочие и служащих завода имени Владимира Ильича, кожевенного завода, фабрики Гознак, камвольно-прядильной фабрики имени М. И. Калинина и некоторых других предприятий Москворецкого района. Одним словом рабочие с отсутствием боевого опыта и минимальной подготовкой к боевым действиям. В своём составе, перед началом боёв в Спас-Деменске, дивизия имела около 11000 человек.
Дивизия с боями отступала по Варшавскому шоссе. Солдаты отбивали атаки немецких танков, подвергались жестокой бомбёжке. К 25-му октября 1941 года осталось в живых 1420 человек.
Так же для укрепления обороны Стремиловского рубежа командованием фронта была направлена 26 танковая бригада , которой командовал полковник — Михаил Ильич Левский.
Леоново во время ВОВ.
Деревня Леоново горела дважды, причем первый раз до начала боёв 14-15 ноября 1941 года, находясь в нейтральной полосе.
Факт поджога деревни в условиях отсутствия на тот момент активных боевых действий между противоборствующими сторонами вызвал особый интерес и по нему были проведены дополнительные архивные исследования, давшие неожиданный результат.
Жительница деревни Леоново Елизавета Ивановна Дмитриева рассказала, что до войны деревня Леоново состояла из нескольких слободок с интересными названиями – Градская, Заречка, гора Булычёвых - и в народе называлась Раскидаевка.
Схема деревни Леоново времен ВОВ. Составлена жительницей деревни Е. И. Дмитриевой.
Из воспоминаний Е.И. Дмитриевой: «Мы утром прятались от фрицев, а вечером наши разведчики из Хоросина и Растовки приходили… Тунаево и Марково были уже оккупированы. … Горит деревня Леоново. На слободе Заречка – восемь домов, два дома на горе Булычёвых и два дома на Градской слободе. Всего сгорело 12 домов. Сгорели бы все, да поджигателей – двух пастушков, пасших летом наши стада, - прогнал Виктор Фёдорович Иванов. Их подговорила Клавдия Ивановна Пашутина на такое неблагодарное дело… Не разъяснив жителям толком, их обманули, сказали, что будет сильный бой, что их дома сгорят. Люди испугались, побросали всё и убегали, как говорят, в чём мама родила. А возвращаться некуда – пепелища. Тогда немцы и заняли деревню, а в ней оставалось еще 9 домов до наступления 14 ноября 1941 года».
Выходит на Заречке уцелел только 1 дом — Ивана Пашутина, отца той самой Клавдии Ивановны Пашутиной, которая смогла «подговорить пастушков». Получается, что при планомерном поджоге указанной слободы дочь отвела беду от родного дома.
Кем же была Клава Пашутина — предательницей?
Сейчас о ней сведений почти нет, да и помнят её не многие. А те, кто вспоминает, называют «комсомолкой» и «партизанкой». Однако в документах ЦАМО, литературе, а также в исследованиях по деятельности угодско-заводских партизан и спецподразделений НКВД никаких сведений о Пашутиной нет.
Почему же «комсомолка» или «партизанка» руководила поджогом родной деревни?
Свет на происходившие в первой половине ноября 1941 года события проливает документ, обнаруженный в ЦАМО РФ, с которого недавно был снят гриф секретности. Для лучшего понимания темы приведу копию этого документа полностью. При этом надо отметить, что деревня Леоново находилась именно в полосе обороны и боевых действий соединений и частей 43-й армии Западного фронта.
«СЕКРЕТНО
В целях обеспечения свободы маневра войск в полосе обороны армии, а также предотвращения возможных случаев использования населения для шпионажа
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Выселить из прифронтовой полосы на глубину до15 км всех жителей. Начальнику Политотдела армии договориться с местными властями об организации выселения.
2. Командирам соединений подготовить в своих полосах обороны сжигание населённых пунктов в случае необходимости, по обстановке.
Назначить ответственных командиров и необходимое количество бойцов для сжигания каждого населённого пункта с тем, чтобы ни один дом не служил бы убежищем для врага.
Каждую команду обеспечить горючими материалами.
3. План организации сжигания населённых пунктов в случае необходимости представить 8.11.41.
Командующий 43 армией генерал-майор Голубев.
Член Военного Совета дивизионный комиссар Шабалов.
Начальник штаба 43 армии полковник Боголюбов.
Отп. 24 экз. Верно: нач. секретной части, техник – инт. 2 ранга Кулаков.
(Документ находится: ЦАМО РФ Ф. 208.Оп.2511. Д.69. Л.21. - В.С.).
Значит Клавдия Пашутина, вероятнее всего, выполняла приказ советского руководства, а дом отца просто пожалела.
В Леоново после ноября 1941 года остался один уцелевший дом, он сохранился и сейчас – это бывший дом семьи Тиксовых, переехавших из Эстонии ещё до революции, чтобы батрачить у помещика.
Бой за деревни Леоново и Тунаево.
Войска 17 стрелковой дивизии перед началом наступления располагались на опушке леса. От деревень Леоново и Тунаево их отделял огромное поле, как бы понижавшееся в сторону деревень. Все поле было покрыто свежевыпавшим снегом высотой около полуметра. Недалеко от Леоново, почти в центре поля, стояла маленькая кирпичная школа. После выхода на поле советские войска оказывались как на ладони.
Поле, отделявшее 17-ю стрелковую дивизию от д. Леоново. 2011 год.
Утром 14 ноября началась артиллерийская подготовка. Белоснежное поле покрылось черными воронками от разрывов снарядов. Советские артиллеристы подавили огонь двух фашистских батарей.
Красноармейцы при поддержке танков 26 бригады быстро продвигались к деревням.
К тому времени фашистские захватчики без боя покинули Леоново и Тунаево. Однако на подходе к школе наши бойцы напоролись на засаду. Несколько фашистов засели в подвале школы, пробили в кирпичной кладке амбразуры и били в упор из крупнокалиберных пулеметов.
Пехотинцы забросали школу противотанковыми гранатами. Но в овражке перед школой осталось лежать очень много наших солдат.
Развалины школы. 2011 год.
К 12 часам наши войска заняли деревни Леоново и Тунаево, а противник отошел к Марьино и Мелиховое. Однако деревни оставались нашими не долго.
На следующий день — 15 ноября 1941 года 15 танков противника и немецкий пехотный полк при поддержке авиации ударили в слабо защищенный правый фланг. Удар оказался неожиданным, перевес врага в военной технике существенным. Советские солдаты не смогли дать отпор и отступили на исходные позиции.
От одного из местных жителей мы услышали другую версию: 15 ноября под огонь советской артиллерии по ошибке попала 26 танковая бригада, фашистам оставалось лишь воспользоваться моментом и вновь занять деревни.
Итог.
Из-за перевеса военной техники врага или из-за ошибки советских артиллеристов, советские войска не смогли удержать деревни, захваченные в ходе наступления, и остались на прежнем месте. При этом за два дня боев 17 стрелковая дивизия и 26 танковая бригада потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 600 человек. В этих боях погиб командир 26 танковой бригады полковник М.И. Левский.
Ценой сотен человеческих жизней, десятков сгоревших деревень удался отвлекающий маневр, было сорвано наступление фашистов на город Подольск. После боя под Леоновым-Тунаевым немецкие войска больше не пытались перейти в наступление, а 25 декабря, под натиском советских войск, откатились на запад.
Двухмесячный период пребывания на Стремиловском рубеже 17-ой стрелковой дивизии и 26-й танковой бригады полон драматических и трагических событий, характерных для первого года войны. В архивных документах множество всевозможных оперативных донесений, приказов, справок об успешных рейдах наших разведчиков, о результативных действиях артиллеристов, зенитчиков, о том, что бойцами проделана большая работа по укреплению линии обороны.
Не меньше и другой информации: о постигших неудачах, о тактических ошибках, о серьезных потерях среди личного состава.
Память.
Не много осталось жителей в Леонове и Тунаеве после суровых испытаний. Но они возвращались и восстанавливали разрушенное войной хозяйство.
Каково же было удивление местных жителей, когда в послевоенные годы разорили памятник-могилу на лугу недалеко от школы и останки бойцов увезли для захоронения в Стремилово.
Е.И. Дмитриева описывает: «В Булычёве – памятник, в Высокове – и на деревне, и рубеж обороны, в Бегичеве – памятник, в Стремилове – два памятника. Как же было обидно: где была война, шли бои, сгорело всё начисто, и памятники убрали. Там отмечали День памяти, а мы???».
Но справедливость восторжествовала! В 80-е годы трудами местных жителей на руинах школы был открыт памятный обелиск. Сейчас здесь братская могила, причем количество бойцов в ней продолжает расти. Благодаря поисковым отрядам все меньше остается непогребенных солдат.
Памятный обелиск у развалин школы деревни Леоново. 2011 год.
Надписи на мемориале и надгробиях:
1941 17 дивизия народного ополчения
Десять неизвестных солдат.
Младший сержант Лукьянов П. И. 1918 г. р., младший сержант Пугач Ф. П. 1917 г. р., три неизвестных летчика.
Неизвестным Героям павшим за Родину.
Неизвестным защитникам отечества.
Неизвестным защитникам отечества.
Памятная табличка на развалинах школы. 2011 год.
Ученики 30-х годов:
Горшков С.Я.
Горшков В.Я.
Макурин А.С.
Салянкин А.П.
Чернышев А.Е.
1941-1945
Коротков Г.
Дмитриев А.П.
Горбачев В.К.
Великанов Д.
Солдатов М.И.
Макурин С.С.
Махов Н.Д.
Пашутин П.
Семенов М.
Лыскин В.
Никто не забыт, ни что не забыто.
д. Леоново-Тунаево освобождена от немецко-фашистских захватчиков частями 17-й стрелковой дивизии народного ополчения Москворецкого района г. Москвы.
Использованы материалы сайта: muzejpamyati.narod.ru
Загрузка...
