Анализ скульптуры венеры милосской. Стихи, обращенные к венере милосской

Антологическое стихотворение «Венера Милосская», анализ которого нас интересует, А. Фет написал, вероятнее всего, в Париже (1856) под непосредственным впечатлением от хранящегося в Лувре античного шедевра. Давайте вместе, не торопясь, прочитаем это фетовское произведение.

Уже в начальной строфе и даже в первой строке, вводя своеобразные антонимы («целомудренно» и «смело»), поэт передаёт противоречивую «жизнь» этой статуи. Тут обнаруживаются и женственность, и сила. Второй стих тоже содержит в себе противоречие: слово «чресла» — церковно-книжное, оно призвано передать торжественность, присущую Венере. А рядом слово «нагота» — признак природного, естественного, обыденно-человеческого. В третьей строке слово «божественное» очень ёмко. Это то, что относится к богине, и это то, что необычайно прекрасно. Фет словно хочет забыть, что перед ним камень, он воспринимает Венеру живой, дышащей, изменяющейся. Отсюда метафора — «цветёт божественное тело». В седьмой и восьмой строках то же, по существу, противоречие. С одной стороны, «небесный лик», то есть неземное, а с другой — горделивая нега, то есть то, что присуще земной женщине. Можно увидеть, что эти черты подчёркиваются даже в деталях: «Под этой сенью прихотливой // Слегка приподнятых волос...» Чувствуется, что это женщина, не забывающая о своей причёске, немало времени проводящая перед зеркалом... Поэтому сень волос «прихотливая», исполненная выдумки и изящества. Это отнюдь не холодная кокетка. Это женщина, умеющая страстно и жарко любить. Отсюда в последней строфе — поразительный стих: «Так, вся дыша пафосской страстью...». Пафосская страсть — это любовная страсть (выражение происходит от названия Пафоса на Кипре, где был культовый храм в честь Афродиты и где предавались неистовству во имя этой богини). И если теперь мы свяжем воедино, соединим в цепочку слова: «смело», «нагота», «тело», «нега», «вся душа», «страстью», «млея», то перед нами предстанет чувствующая, преданная любви женщина.

Но это начало, это свойство Фет связывает с темой красоты. Именно оттого, что Венера Милосская столь жива, так любит, она прекрасна. Не случайно третья и четвертая строки говорят об этом так:

Цветёт божественное тело

Неувядаемой красой.

Для Фета Венера Милосская чувственно-прекрасна. И оттого она — властная победительница и над людьми, и над временем. Оттого она и вечна. Эпитет «неувядаемая» из четвертого стиха соединяется со всей строфой, где говорится о вечности.

Поэт не просто созерцает, и даже не просто любуется: он увлечён этим зрелищем. И оттого эмоции его выливаются в поразительных, пришедших откуда-то из сердца словах и восклицаниях. Такова трактовка А. А. Фета. Она глубока: ему удалось «схватить» в этой статуе что-то очень важное, существенное, хотя, конечно, не всё.

Затрагивая тему образа Афродиты/Венеры, хочется, разумеется, вспомнить о самом знаменитом «земном образе» богини – статуе Венеры Милосской или Афродиты с острова Мелос, которую многие считают воплощением идеальной женской красоты.
Надо отметить, что назвать статую уникальной все-таки сложно. Ее относят к типу Афродиты Книдской, связанной с именами легендарного скульптора Праксителя и его не менее легендарной натурщице-возлюбленной гетеры Фрины. Дабы не уходить в сторону, скажу только о том, что Праксителя считают первым скульптором, дерзнувшим изобразить богиню обнаженной, сама статуя оригинальная статую погибла в Средние Века, а о том, какая из дошедших до наших дней копий точнее, споры продолжаются.
Еще такой тип статуй называют «Venus pudica или Венера стыдливая», так как (в случае с Венерой Милосской только на уровне «возможно») рукой богиня придерживала спадающее одеяние.

Имя скульптора, создавшего статую, тоже на уровне «возможно». Предполагают, что им был некий Агесандр. Дату создания относят к середине II века до нашей эры. Что с ней было со времени создания до 1820 года, когда ее нашел греческий крестьянин Йоргос Кентротас (найди что-нибудь даже случайно, и у тебя будут все шансы попасть в историю!), тоже только на уровне догадок.
Правда, до того самого года руки у статуи были. Потом была авантюра с перепродажей находки и конфликтом между французами и турками. Обе стороны заплатили Кентротасу, претендовали на Венеру и пытались вывезти ее с Мелоса. Французы победили, но сама статуя во время столкновения лишилась рук. С тех пор ведутся споры о том, как они выглядели, в каком положении находились, что держали…
Но даже без рук Венера Милосская считается одним из самых ценных экспонатов Лувра. В годы Второй Мировой во время эвакуации экспонатов именно Венеру Милосскую наряду вместе с Никой Самофракийской и «Джокондой» прятали в первую очередь. И Геринг очень переживал, что она так и не попала в его знаменитую коллекцию.

Ну и было бы просто удивительно, если бы ей не посвятили ни одной стихотворной строчки. Даже Маяковский, между прочим, не устоял…

Афанасий Фет

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ

И целомудренно и смело,
До чресл сияя наготой,
Цветет божественное тело
Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой
Слегка приподнятых волос
Как много неги горделивой
В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,
Вся млея пеною морской
И всепобедной вея властью,
Ты смотришь в вечность пред собой.

Павел Антокольский

ВЕНЕРА В ЛУВРЕ

Безрукая, обрубок правды голой,
Весь в брызгах пены идол божества,
Ты людям был необходим, как голод,
И недоказан был, как дважды два.

Весь в брызгах пены, в ссадинах соленых,
Сколоченный прибоем юный сруб.
Тысячелетья колоннад хваленых,
Плечей и шеи, бедер, ног и рук.

Ты стерпишь всё - миазмы всех борделей,
Все оттиски в мильонных тиражах,-
О, только бы глядели и балдели,
О, лишь бы, на секунду задержав

Людской поток, стоять в соленой пене,
Смотреть в ничто поверх и мимо лбов,-
Качая бедра, в ссадинах терпенья,
В тупом поту, в безруком упоенье,
Вне времени!
И это есть любовь.

В. Маяковский

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ И ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ

Сегодня я,
поэт,
боец за будущее,
оделся, как дурак.
В одной руке -
венок
огромный
из огромных незабудищей,
в другой -
из чайных
розовый букет.
Иду
сквозь моторно-бензинную мглу
в Лувр.
Складку
на брюке
выправил нервно,
не помню,
платил ли я за билет,
и вот
зала
и в ней
Венерино
дезабилье.
Первое смущенье.
Рассеялось когда,
я говорю:
"Мадам!
По доброй воле,
несмотря на блеск,
сюда
ни в жизнь не навострил бы лыж.
Но я
поэт СССР -
ноблес
оближ!
У нас
в Республике
не меркнет ваша слава.
Эстеты -
мрут от мраморного лоска.

Короче:
я -
от Вячеслава
Полонского.
Носастей грека он.
Он в вас души не чает.
Он
поэлладистей Лициниев и Люциев.
Хоть редактирует
и "Мир",
и "Ниву",
и "Печать
и Революцию",
Он просит передать,
что нет ему житья.
Союз наш
грубоват для тонкого мужчины.
Он много терпит там
от мужичья,
от лефов и мастеровщины.
Он просит передать,
что "леф" и "праф" костя,
в Элладу он плывет
надклассовым сознаньем.
Мечтает он
об эллинских гостях,
о тогах,
о сандалиях в Рязани,
Чтобы гекзаметром
сменилась
лефовца строфа,
чтобы Радимовы
скакали по дорожке,
и чтоб Радимов
был
не человек, а фавн, -
Чтобы свирель,
набедренник
и рожки.
Конечно,
следует иметь в виду,
у нас, мадам,
не все такие там.
Но эту я
передаю белиберду.
На ней
почти официальный штамп.
Велено
у ваших ног

Положить
букеты и венок.
Венера,
окажите честь и счастье -
катите
в сны его
элладских дней ладью...
Ну -
будет.
Кончено с официальной частью.
Мадам,
адью!"
Ни улыбки,
ни привета с уст ее.
И пока
толпу очередную
загоняет Кук,
расстаемся
без рукопожатий
по причине полного отсутствия
рук.
Иду -
авто дудит в дуду.
Танцую - не иду.
Домой!
Внимателен
и нем
стою в моем окне.
Напротив окон
гладкий дом
горит стекольным льдом.
Горит над домом
букв жара -
гараж.
Не гараж -
сам бог!
"Миль вуатюр,
де сан бокс".
В переводе на простой -
"Тысяча вагонов,
двести стойл".
Товарищи!
Вы
видали Ройльса?
Ройльса,
который с ветром сросся?
А когда стоит -
кит.

И вот этого
автомобильного кита ж
подымают
на шестой этаж!
Ставши
уменьшеннее мышей,
тысяча машинных малышей,
Спит в объятиях
гаража-колосса.
Ждут рули -
дорваться до руки.
И сияют алюминием колеса
круглые,
как дураки.
И когда
опять
вдыхают на заре
воздух
миллионом
радиаторных ноздрей,
кто заставит
и какую дуру
нос вертеть
на Лувры и скульптуру?!
Автомобиль и Венера - старо-с?
Пускай!
Поновее и ахрров и роз.
Мещанская жизнь
не стала иной.
Тряхнем и мы футурстариной.
Товарищ Полонский!
Мы не позволим
любителям старых
дворянских манер
в лицо строителям
тыкать мозоли,
веками
натертые
у Венер.

Марк Лисянский

Венера

Одной рукой поддерживая тогу,
Не поднимая трепетных ресниц,
Как тайна красоты,
Как вызов богу.
Она стоит. царица всех цариц.

На длинной шее
Ни единой складки,
Две линии намечены едва.
И ямка у ключицы
Дышит сладко,
И ожерелье словно кружева.

Она стоит открыто,
Не таится,
А молодая мраморная грудь
Вздымается, волнуется, теснится,
Высокая и теплая чуть-чуть.

Весенним ранним утром
Земледелец
Её нашел случайно в борозде.
Крестьянский сын,
Тудяга и умелец,
Он ахнул,
Удивился красоте.

Он за неё в тревоге был,
Не зная
Среди своих бесчисленных забот,
Что женщина вот эта неземная
До наших дней
Спокойно доживет.

И целомудренно и смело,

До чресл сияя наготой,

Цветет божественное тело

Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой

Слегка приподнятых волос

Как много неги горделивой

В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,

Вся млея пеною морской

И всепобедной вея властью,

Ты смотришь в вечность пред собой.

Венера Милосская Впервые-«Современник», 1857, № 10. Стихотворение написано в Париже в 1856 г. под впечатлением увиденной в Лувре статуи Венеры Милосской. Первую публикацию Фет как бы предварил прозаическим описанием той же статуи, помещенным в очерке «Из-за границы» («Современник», 1857, № 2). Приводим это описание, интересное и как параллель к стихотворению, и как материал для понимания эстетических позиций Фета. «Пойдем далее. Нас ожидает высокое эстетическое наслаждение. В конце одной из галерей возникает образ, рядом с которым едва ли что может поставить скульптура. Перед нами Венера Милосская... Из одежд, спустившихся до бедр прелестнейшим изгибом, выцветает нежно молодой, холодной кожей сдержанное тело богини. Это бархатный, прохладный и упругий завиток раннего цветка навстречу первому лучу только что разорвавшего тесную оболочку. До него не только не касалось ничье дыхание, самая заря не успела уронить на него свою радостную слезу. Богиня не кокетничает, не ищет нравиться. Пленительный изгиб тела явился сам собою, вследствие змеиной гибкости членов. Она ступила на левую ногу, нижняя часть торса повинуется движению, а верхняя ищет равновесия. Обойдите ее всю и, затаив дыхание, любуйтесь невыразимой свежестью стана и девственно-строгой пышностью груди, которая как бы оспаривает место у несколько прижатой правой руки, этой чудной, упругой, треугольной складочкой, образовавшейся сзади, под правой мышкой. Что ни новая точка зрения, то новые изгибы тончайших, совершеннейших линий... О красоте лица говорить нечего. Гордое сознание всепобеждающей власти дышит в разрезе губ и глаз, в воздушных очертаниях ноздрей. Но и эта гордость не жизненный нарост известных убеждений, нарост угловатый и всегда оскорбляющий глаз, как бы искусно и тщательно ни был скрываем. Это выражение, присущее самому явлению. Это гордость прекрасного коня, могучего льва, пышного павлина, распустившегося цветка. Что касается до мысли художника, - ее тут нет. Художник не существует, он весь перешел в богиню, в свою Венеру-Победительницу (venus victrux). Ни на чем глаз не отыщет тени преднамеренности; все, что вам невольно поет мрамор, - говорит богиня, а не художник. Только такое искусство чисто и свято, все остальное его профанация».

Своеобразную - и характерную для иного социально-психологического и эстетического склада - антитезу фетовскому восприятию Венеры Милосской представляло отношение к ней Глеба Успенского (см. статью Н. Пруцкова «Две концепции образа Венеры Милосской» - «Русская литература», 1971, № 4).